Федор Кнорре - Черничные Глазки
Всё, что могло зазеленеть, зазеленело. Что не умело зеленеть — зачирикало, засвистело, запело.
А всё, что не умело петь, радостно заквакало, зажужжало, застрекотало или принялось похрюкивать, жмурясь на солнышке, помахивать хвостиками и валяться, почёсываясь, по молодой зелёной травке.
На опушке большого леса стоял старый каштан. Его большие лапчатые листья, которые долгое время бессильно свешивались вниз, точно дохлые утиные лапки, теперь вдруг набрались силы, распрямились, и очень скоро над ними поднялись пушистые нежные пирамидки бело-розовых цветочков.
— Весна! Весна! — стрекотала, суетясь по лесу, сорока. — Смотрите-ка, какие птенчики вылупились на каштане! Какие пушистые! Розовые!
Шершавый кабан, трусивший, сгорбись, по своим делам, боком покосился вверх и презрительно хрюкнул:
— Чушь! Чушь! Какие ещё птенчики!.. Просто у каштана народились молоденькие поросятки!
— Птенчики листьев! — лопотала упрямая сорока.
— Обыкновенные каштановые поросята! — отфыркивался кабан.
В этот момент из дупла толстой сосны вдруг любопытно высунулись разом две маленькие рыжие мордочки со стоячими ушками и чёрными глазками, удивлённо моргавшими на свет. И каштан приветливо прошелестел:
— Ага, вот наконец и старое дупло расцвело. Всего два рыжих цветочка, но и то неплохо, дупло-то очень старое! — и гордо покачал своими ветвями, сплошь усеянными цветами.
А два бельчонка, высунувших свои носы впервые из родного гнезда, всё смотрели и моргали и ничего не могли понять, потому что видели всё в первый раз в жизни: стволы и ветки больших деревьев, синее небо и яркие солнечные лучи, скользившие по качающимся веткам, и выводок скворчат в соседнем дупле.
Конец примечания переводчика
Собственный дневник бельчонка Черничные ГлазкиКто раньше появился на свет: я или моя мама? Я много над этим думал, но так и не мог решить этого вопроса. Надо будет ещё подумать, когда в дождливую погоду у меня будет свободное время.
Самое первое, что я помню в своей жизни, — это то, что вокруг меня было совсем темно, очень мягко и мне было вкусно. Кажется, что-то сосал и причмокивал.
Помню, я сам был очень мякенький и мне не хотелось много двигаться; только иногда хотелось потолкаться вокруг себя лапками, посопеть и опять поскорей заснуть.
Но и сквозь сон я слышал очень приятный запах чьей-то тёплой, нагретой шёрстки, которая окружала меня со всех сторон. Этот запах я узнаю и теперь, где угодно, с первого нюха!
Кроме того, я помню, что я сам и всё, что было вокруг меня, приятно покачивалось и поскрипывало и то близко, то далеко что-то бодро постукивало: тук-тук-тук! Что-то посвистывало так: уиссс!.. шшуу!
Уже потом я узнал, что это шумел ветер, а постукивал большой дятел в красном колпачке, а покачивалась и поскрипывала большущая старая сосна, которая выросла с удобным дуплом, чтоб мы могли себе там устроить домик. Она покачивалась, чтоб мне лучше спалось. Славная старая сосна! Я к ней до сих пор очень привязан и никогда не забываю поиграть на её ветках и поскрести лапками её ствол, чтоб немножко поразвлечь её.
Потом однажды появился свет. Он был круглый, маленький и был где-то выше наших постелек, на которых мы с сестрёнкой спали.
Я давно чувствовал, что у меня есть сестрёнка, но увидел её, только когда появился свет. Я запомнил это хорошо потому, что это было случайно, как раз в один и тот же день: появился наверху свет и я увидел мордочку сестрёнки.
Свет мне очень понравился. И скоро я увидел маму — она проскочила через круглый свет к нам в гнездо и стала приглаживать лапками нам мордочки.
Вот тут мне и пришло в голову, что, может быть, мама с папой были уже раньше нас. Хотя едва ли. Если меня тогда не было, то где же я был?.. Смешно!
Свет мне так понравился, что я решил обязательно когда-нибудь добраться до него, понюхать и потрогать лапкой. Мы с сестрёнкой уже довольно хорошо научились кувыркаться и возиться по полу и понемножку пробовали карабкаться на стены, но каждый раз шлёпались обратно друг на друга.
Однажды я не шлёпнулся. Силы у меня прибавилось; я карабкался, карабкался и добрался до самого света и ткнулся прямо в него носом… Но, странное дело, чем дальше я просовывал в него нос, тем больше делалось света!
Я выглянул из круглой дырочки входа в наш дом и увидел, что вокруг полным-полно всякого света. Очень яркого зелёного, синего, блестящего. И всё зелёное покачивалось в разные стороны и шумело.
Тогда я был ещё совсем глупый и ничего не мог понять.
Долго сидели мы с сестрёнкой, тараща глаза и насторожив уши, выглядывая из нашего окошечка в самом верхнем этаже леса. Мало-помалу всё в наших глазах приходило в порядок, и мы разглядели отдельные ветки, высокие стволы, листья каштана и блестящую на солнце хвою сосен и услышали отчаянный писк.
Неподалёку от нас — прямо напротив через полянку — из какого-то дупла высовывались чьи-то широко разинутые рты и непрерывно изо всех сил скрипели. Рты нас заметили, захлопнулись и замолчали, и тогда оказалось, что это птенцы скворцов (хотя, конечно, это только потом я узнал, что такое скворцы и что такое птенцы).
Они во все глаза смотрели на нас, а мы на них. Наконец один скворчонок тонким голоском пискнул:
— А вы не кошки?
Мы с сестрёнкой переглянулись, подумали и сказали, что нет, как будто бы не кошки, нет-нет, мы не думаем, чтоб мы были кошками!
Потом мы их спросили, кто они такие сами и чего они так скрипят.
— Мы скворчата, — ответили они хором, — и нам всё время хочется есть, а нам не несут! — И, вспомнив про еду, они все разом опять завопили, даже затряслись от нетерпения и так разинули рты, что их самих не стало видно — одни только разинутые рты.
Тут к ним подлетела их мама, и они завопили так, что я думал, они полопаются от натуги.
Мама у них была красивая, сине-чёрная, с крапинками на груди, и казалась меньше своих птенцов — те были серые, пушистые и толстые, а уж ротики!.. Просто ужас! Мама мгновенно распихала всем по кусочку какой-то закуски и улетела. Писк немного поутих, и я спросил:
— А какие они бывают, кошки?
— Ой, ужасные! — затряслись скворчата. — Мы никогда их не видели, но они ужасно ужасные, паршивые, скверные!.. Ой, ой, умираем, есть хотим! — И опять разверещались хором, ничего не слушая.
Прошло сколько-то времени. В один прекрасный день я решился и следом за мамой перелез через порог нашего дома. Я оказался на толстенной жёлтой ветке, а под ней была бездна. Оказывается, наш домик висел высоко над землёй, недалеко от верхушки нашей сосны, так что от нас до синего неба было гораздо ближе, чем до земли.
Мама оглянулась на меня, насмешливо фыркнула и спокойно побежала по ветке до самого её конца, где та превращалась в совсем тоненькую веточку. Ветка сильно прогнулась, и в тот момент, когда стала распрямляться, мама взлетела в воздух, перелетела через пропасть между деревьями и совершенно спокойно опустилась на другую такую же тоненькую веточку. Обернулась, глядя на меня, почесала себе нос и несколько раз очень звонко, насмешливо цокнула, поддразнивая.
Я из самолюбия тоже храбро цокнул, но сидел, вцепившись всеми лапками в ветку, и боялся с места двинуться.
Потом я увидел, что мама уже далеко внизу в чём-то зелёном сидит на земле — а я ведь на земле ещё ни разу в жизни не был, — держит в руках шишку и с аппетитом ест, отбрасывая в сторону чешуйки. И всё поглядывает на меня.
Отчаянность тут на меня напала, я повернулся, вцепился в шершавый ствол сосны и потихоньку начал сползать вниз и услышал, как мама, издеваясь надо мной, застрекотала на весь лес:
— Разве ты кот? Как ты спускаешься, дурачок?
— Я не кот! — пискнул я, осторожно нащупывая глубокие трещины.
— Нет, наверное, ты кот! Это только неповоротливые, неуклюжие, толстые кошки сползают с деревьев вперёд хвостом, пятясь задом! Белки спускаются с дерева вниз головой! Ну, кто ты?
— Я белка! — запищал я, фыркая от досады.
Я перевёл дух, усевшись на обломанный сучок, и… попробовал слезать головой вперёд. Оказалось, это гораздо удобнее. Заранее видишь все углубления и морщинки на стволе дерева, и держаться вовсе не так трудно.
Всё-таки слезал я долго, мне приходилось каждый раз думать, куда поставить лапку, за что уцепиться. Но я слез и впервые очутился на земле.
Она оказалась мягкая, прохладная и сыроватая. Ходить по ней не очень-то удобно. Приходится прыгать. Кроме того, трава была выше меня ростом, и мне ничего не было видно. Какие-то зелёные столбики, совершенно одинаковые, стояли вокруг меня и мешали смотреть.
Наконец я догадался — сел на задние лапки, сам вытянулся столбиком как можно прямее и увидел маму.
