Владимир Арро - Бананы и Лимоны
Но уже к концу урока Петя решил, что не далее как сегодня он вернет Алисино доверие и уважение. План, хотя еще и смутно, вырисовывался в его голове.
— Ну что, пошли? — спросил его Савва после звонка.
— Идите уж без меня, — рассеянно ответил Петя. — Я сегодня занят.
— Так-так… Странно.
— Что странно?
— Подозрительно как-то…
Но тут вмешался Леша Копейкин:
— Пойдем, Савва. Ведь могут же быть у человека дела.
Петя подождал, пока они выйдут из школы, одновременно держа в поле зрения весь вестибюль. Он вспомнил, что Алиса в этот день может задержаться на репетиции концерта, который школьники готовили к Новому году. Он снова снял пальто и поднялся наверх.
Из одного класса действительно доносилась музыка.
Петя бесшумно приоткрыл дверь. За роялем, спиною к двери, сидел Аким Макарыч, а возле него, сосредоточенная и совершенно отрешенная от всего, стояла Алиса. Она держала в руках ноты.
То, что Аким Макарыч сидел за роялем, для Пети не было новостью, так как директор был активным участником школьной художественной самодеятельности.
Он кивнул головой, и Алиса запела:
Соловей мой, соловей,
Птичка малая лесная
У тебя ль, у малой птицы,
Три великие заботы…
«Заботы, и тут заботы… — думал Петя. — У кого их нет, даже у малой птицы целых три, а чего уж говорить про человека…»
Уж как первая забота —
пела Алиса.
«У меня и больше, чем три, а ничего, карабкаюсь».
А вторая-то забота…
Петя слушал тонкий, неуверенный голос Алисы, и все в нем замирало от ее пения.
На третьей заботе голос ее рванулся куда-то вверх, не выдержал напряжения и сорвался.
— Так-так… — огорченно сказал Аким Макарыч. — Больше не надо, Алиса. Тебе не взять верхнего «ля». Как я сразу об этом не подумал?…
Они о чем-то между собой разговаривали, листали ноты, трогали клавиши, а Петя в эти минуты представил, как он вошел бы к ним в класс и высоко, и сильно, и властно пропел бы трудный пассаж.
«Все бы тогда изменилось, — думал он. — Но петь я не умею».
В это время Аким Макарыч энергично ударил по клавишам, все кругом забурлило, заволновалось, у Пети даже мурашки пошли по спине.
Алиса, выждав момент, снова запела:
Нелюдимо наше море,
День и ночь шумит оно!..
А потом, в какой-то очень подходящий момент, дерзким дребезжащим баритоном вступил и Аким Макарыч.
«Дуэт, это дуэт!» — обрадовался Петя. Ему вдруг очень захотелось петь вместе с ними, чтобы получилось трио — до того зажигательна была музыка, — но он ни мелодии не знал, ни слов, а потому лишь легонько пристукивал.
Будет буря, мы поспорим
И померяемся с ней! —
угрожающе пел Аким Макарыч.
Будет буря, мы поспорим
И померяемся с ней! —
тоненько подтверждала Алиса.
«Как хорошо! — думал Петя. — Как славно! Вот бы попеть с Алисой в дуэте!»
Так они пели около часа, а когда стало ясно, что репетиция заканчивается, Петя прикрыл дверь и побежал вниз.
Дрейф
— А, это ты, — сказала Алиса.
— А, это ты, — сказал Петя.
Они как бы случайно столкнулись при выходе.
— Ты что так долго тут делал?
Алиса после пения немного охрипла.
— Я?… Да ничего. В шахматы играл. А ты?
— А я на репетиции. Ну, до завтра.
— То есть как до завтра?… — сказал Петя, испугавшись, что она и в самом деле может уйти.
— Что, опять безвыходное положение? — спросила Алиса.
В ее словах Петя почувствовал очень обидную для себя иронию, но решил пропустить, не цепляться.
— Да нет, ничего безвыходного… Вот, случайно встретились. Можно вместе пойти… Например, твой новый дом посмотреть. А что, разве нельзя? Просто попутчики…
Петя болтал всякую ерунду и от смущения ног под собою не чувствовал. И все-таки они шли вместе, шли! Скоро можно было начинать действовать. Но как?! Над этим Петя мучительно думал.
Поток школьников, который наполняет улицы в середине дня, уже схлынул, поэтому можно было не опасаться назойливых попутчиков. Алиса и Петя двинулись по направлению к тому саду, где он накануне гулял с Мышками.
— Ну, как твои друзья негры? — спросила Алиса.
— Ничего, спасибо, — механически ответил Петя — А как твои?
Он совершенно не вдумался в смысл вопроса, потому что все его мысли были заняты другим. Алиса сделала вид, что его невежливости не заметила.
«На дерево, что ли, забраться? — думал Петя. — И прыгать с одного на другое, чтобы вниз, на Алису, сыпался снег?»
И хотя это намерение было довольно глупым, он чувствовал в себе столько сил и вдохновенья, что, казалось, пожелай он, и эти силы и вдохновенье вознесут его на дерево в один миг.
Алиса, между тем, говорила:
— А Василий твой мне понравился. Он свистел и щелкал языком, как соловей.
— Соловей?… Да, я слышал. Жалко, что ты сорвалась. Две заботы вытянула, а третью не сумела…
«Или прыгнуть на полном ходу в трамвай, — подумал он вслед за этим. — Ах, спасти бы кого-нибудь!»
И он поглядел на крыши домов. Но спасать было некого.
Алиса была в полном недоумении от ответов Пети. Она уже было решила, что он просто хочет посмеяться над нею. И может быть, она фыркнула и ушла бы, но в этот момент они подошли к будке с регулировщиком. Петя постучался в нее и сказал:
— Здравствуйте!
Милиционер в черном полушубке обернулся и буркнул:
— Ну, что балуешь, в отделение захотел?
Не тот это был милиционер, совсем не тот, что разговаривал тогда с Мышками. Петя извинился, покачал головой и вернулся к Алисе.
Она была в полном отчаянии. Ей теперь ясно было, что с ним что-то происходит, что все эти его выходки неспроста, но объяснить их она еще не умела. Она только почувствовала, что должна помочь Пете, и она сказала:
— Петя, пойдем, я тебя отведу домой.
— Меня? Домой?
— Пойдем, пойдем, — настаивала Алиса. — Ты, наверное, нездоров.
— Я нездоров? — Петя рассмеялся. — Да я знаешь, как здоров!.. Да я бы сейчас… Да мне бы… Чтобы ты поверила!..
Тут Петя, оказавшись на вершине своего вдохновения, бросил портфель, в три прыжка пересек набережную, по которой они проходили, и вспрыгнул на парапет.
Намерение у него было самое безобидное — и он понимал, что это не такой уж отчаянный подвиг — пробежать по гривке обледенелого парапета. И он побежал, сопровождаемый криком Алисы: «Не надо, Петя, остановись!» Но он никак не предполагал, что правая его нога в какой-то момент поскользнется, тело потеряет равновесие и ему ничего не останется, как прыгнуть вниз.
Все это произошло в считанные секунды, за которые Алиса только успела поднять с мостовой его портфель и пересечь набережную. Зачем-то она закричала:
— Петя, сумасшедший, ты что придумал, вернись, вернись!..
Но как он мог вернуться? Лед, потревоженный накануне буксиром, оказался вовсе не береговым припаем, а просто заблудившейся льдиной, приставшей к берегу. И вот теперь, получив сильный толчок, она поплыла вместе с Петей по черной воде.
Петю это событие не только не обескуражило, а привело в восторг. Почувствовав себя на плаву, он расставил поустойчивей ноги и закричал:
— Дрейфующая станция отправляется в плавание!
С этими словами он поднял руки над головой и запел:
Нелюдимо наше море,
День и ночь шумит оно,
В роковом его просторе
Много душ погребено!..
Совсем обезумел этот Петя. И главное, что страха он, пожалуй, не ощущал совсем.
А на берегу в это время уже разгоралась тревога. Милиционер, дежуривший на мосту, заметил плывущую льдину с человеком. Он скинул шинель, схватил багор и бросился на лед. Несколько случайных прохожих, сбежав немного вниз по течению, готовились сделать то же самое. Любители подледного лова, толстые, словно пингвины, побросав свои удочки, бежали к месту происшествия.
В общем, ясно было, что героя из Пети не получится.
Алиса, держа два портфеля в руках, стояла у самого спуска на лед и в бессильном отчаянии глотала слезы.
— Дурак… — всхлипывала она. — Противный… Вредный…
Только теперь до нее дошел смысл Петиного поведения и бессмыслица всех его слов.
— Ах!.. — вскрикнула вдруг Алиса, потому что льдина вдруг покачнулась и Петя, распластавшись на ней, медленно заскользил к краю.
В следующую минуту он оказался в черной ледяной воде.
Во сне и наяву
Бесценный скользил по обледенелой крыше. Капитан Бимба прикладом автомата подталкивал его вниз. По водосточной трубе лез пожарник Василий. Алиса стояла у распахнутого окна и пела одну фразу: «Много душ погребено! Много душ погребено!». Из будки высунулся милиционер и спросил: «Что, в отделение захотел?».
