Владислав Бахревский - Хранительница меридиана
— Я на юге не был, — сказал Грин, — и не надо подачек. Я выдумал какую-то чушь.
Он встал с постели.
— Слушай, Флит, я не буду тебя трогать. А теперь слушайте вы.
— Не надо, Грин, — сказал Флит. — Ведь это была игра.
— Конечно, Грин, брось, — Морозов взял его за плечи, — расскажи лучше про свою птицу.
— Я проиграл. Я дурак и главный неуч Зимнего лагеря.
Глава седьмаяАндрюша Флит знал, что ребята его не любят, а зачто — тоже знал. Не мог Андрюша одолеть одну слабость в себе: хотелось быть умнее других и хотелось, чтоб другие знали, что он умнее. Ребята догадывались про эту слабость и смеялись над ним. Начнет рассказывать, перебьют. Предложит сыграть в футбол, а все за книжки берутся. Пробовал никого не замечать — и про него забывали.
Из девочек Андрюше нравилась Лида, но он даже себе в этом не признавался. А тут еще история вышла.
В лагере было пусто. Все ушли в лес.
Андрюша сидел в игротеке, читал «Огонек». Лида была в соседней комнате. Приводила в порядок библиотеку. К ней забежала Таня.
— Ты одна?
— Одна.
— Я тебе сейчас что скажу! У меня Тарасов телефон спрашивал, а я ему дала номер нашего дедушки. Здорово, да?
— Нет, — сразу ответила Лида. — Я за то и презираю девчонок, что все они притворы. Мальчишки лучше. Если они говорят «да», значит «да». «Нет», значит «нет».
— Мальчишки тоже разные бывают. Вот ты с Морозовым просто так дружишь, а все думают, что у вас любовь.
Андрюша слушал девочек и не знал, куда деваться. Они могли войти и застать его, могли подумать, что он их подслушивал. Дать знак о себе, кашлянуть было стыдно. Сидеть, заткнув уши, — глупо. Хоть ни одного слова не услышишь, все равно не поверят. Вот Грин, тот наверняка бы заткнул уши! Спрятаться за шкаф? Но между шкафом и стеной не протиснешься. Узко. А девочки все говорили и говорили про свое, девчачье.
Андрюше хотелось узнать, что девочки думают о нем, но Таня говорила о других, а потом Лида перебила ее:
— Хватит тебе про мальчишек! Послушай, какие стихи я нашла. Про цветы в оранжерее.
Им на губах не оставаться, Им не раскачивать шмеля, Им никогда не догадаться, Что значит мокрая земля.
— А ты — про мальчиков! Не обижайся, очень хочется интересно жить. Чтоб ни одного дня не пропало. Чтоб вокруг были умные люди, а сама я делала важную для многих людей работу.
Андрюша услышал, что Лида ходит по комнате. Он не выдержал и стал осторожно отодвигать задвижки на окнах. И вдруг Лида открыла дверь. Андрюша замер. Лида постояла, посмотрела и плотно закрыла дверь.
— Кто там? — спросила испуганно Таня.
— Никого.
Андрюша перевел дух и, растворив окно, прыгнул в глубокий снег. на качающуюся верхушку елки, отвернулся и побрел прочь.
Глава восьмаяАлександр Сергеевич проснулся часа за два до подъема. За окном дремала ночь. Неожиданно из самого сгустка тьмы выдвинулся неясный белый столб света. Пораженный, Александр Сергеевич осторожно вылез из-под одеяла и, неслышно ступая босыми ногами по холодному полу, подошел к окну. Свет не исчезал. И вдруг Александр Сергеевич догадался: светом была высокая прямая береза, росшая у самой изгороди их дачи.
Он оделся и вышел на улицу. Опять выпал снег. Его отсветы лежали на гладких стволах осин. Светало. Хитро посмотрев на заспанные окна дачи, вожатый разбежался и покатился на ногах по запорошенной скользкой дорожке.
— Вот как надо, суслики!
За воротами, по дороге кругами ходил старый рыжий кот. Ему, наверное, тоже вспомнилось детство, и он увлеченно ловил хвост. На самой верхушке елки сидела сорока и беспокойно вертела головой. Вдруг кот подпрыгнул, схватил зубами хвост и, не успев вывернуться, грудью упал в снег. Сорока сорвалась с ветки и, рассыпая горластый смех, полетела в лес. Кот сердито выгнул спину, посмотрел.
— Засмеют теперь парня, — улыбнулся Александр Сергеевич. Он шагнул было обратно к воротам, но вдруг увидел на дороге Грина. Тот шел, запрокинув голову и разведя руки в стороны. Александр Сергеевич вспомнил, что в детстве тоже любил такой способ передвижения. Шагая вот так, почти не чувствуешь ног, словно ты не идешь, а тебя несет странная сила. Александр Сергеевич хотел незаметно войти в ворота, но Грин увидел его и растерялся.
— Александр Сергеевич, — сказал он, — а это опять я.
— Не знаю точно: ты или не ты, но что-то очень похожее, — усмехнулся вожатый и ушел.
Хорошо, что Александр Сергеевич не спросил, откуда он взялся в такую рань.
* * *В лагере ждали шахматного мастера. Лида и Морозов бродили около клуба. Грин пришел в игротеку и забился в угол. В комнату заглянул Александр Сергеевич.
— Мальчишки, расставляйте столы. Мастер приехал.
Ребята повскакали с мест. Закипела работа.
— Гринчик, а ты что так стараешься? — спросил Шиков. — Ты тоже собираешься играть с мастером?
— Собираюсь.
— Гринчик, ты, наверное, такой же шахматист, как и лыжник. У нас всего двенадцать досок. Играть с мастером будут лучшие.
— Почему ты думаешь, что я худший?
— А ну тебя! — засмеялся Шиков. — Между прочим, я серьезно говорю — играть ты не будешь.
— Как? — Грин побледнел.
— А так. Иди гуляй лучше.
Грин оделся и пошел к даче. Он вернулся в клуб, когда мастер, высокий, полный человек с выпуклыми бесцветными глазами, рассказывал о предстоящем мировом чемпионате. Потом он показал несколько забавных задач и начал сеанс одновременной игры.
Грин быстро поставил в самом конце телефонный столик, вынул из кармана дорожные шахматы и лихорадочно расставил фигуры.
Мастер подошел к нему, улыбнулся и сделал ход.
Грин, счастливый, глянул на ребят, но все они, зажав головы руками, обдумывали ответные ходы. Только Шиков показал ему кулак.
Через пятнадцать минут из тринадцати игроков осталось десять. Через двадцать борьбу продолжало семеро. Когда Грин записал двадцать шестой ход мастера, их осталось трое: Морозов, Тарасов и он сам.
Мастер стоял около Грина и ждал хода.
— Пропускаю, — сказал Грин.
Мастер перешел к Морозову. Тот упавшим голосом сказал:
— Придется отдать ферзя.
— Плохо дело, — согласился мастер. Морозов смешал фигуры. Мастер улыбнулся.
— Между прочим, — сказал он, — ферзя вы не проигрывали, но можете не расстраиваться: положение было безнадежное.
Тарасов проиграл две пешки, но сопротивлялся уверенно.
Когда мастер снова подошел к Грину, тот посмотрел на него почти страдальчески.
— Простите, пожалуйста, но я еще раз пропущу ход. Уж очень интересное положение.
Мастер взял стул и тоже стал смотреть на крошечную доску.
— А ну-ка, давай переставим партию на большие шахматы, — предложил он.
— Давайте, — согласился Грин.
Теперь они сидели друг против друга и сосредоточенно обдумывали положение.
— Я пошел, — сказал Тарасов.
Мастер оторвался от доски и, подойдя к Тарасову, не задумываясь, сделал ответный ход. Тарасов тут же ответил. Мастер занял ладьей свободную горизонталь.
— Думай, — сказал он Тарасову.
Грин сделал ход. Теперь все бывшие в комнате столпились около его столика. Грин пошевелил плечами.
— Отойдите подальше. Мешаете, — сказал ребятам мастер.
Он снова погрузился в размышления и вдруг посмотрел на Грина.
— А ловко!
Грин улыбнулся.
Ребята зашушукались и стали смотреть на позицию, не понимая, что в ней хитрого. Неожиданно для них мастер пожертвовал ладью за пешку и перешел к Тарасову. Тот опять быстро ответил на ход.
— Да не спешите вы! — нахмурился мастер.
— Хана тебе, Тарас, — сказал Петя. Тарасов растерянно улыбнулся.
— Пожалуй.
Грин ладью брать не стал. Он, к изумлению публики, предложил ответную жертву, и не какой-нибудь ладьи, а взял коня, подставив под удар ферзя.
Мастер развел руками.
— Что поделаешь?
— Эх ты, Гринчик, — сказал укоряюще Шиков. — А ведь мог бы ладью выиграть.
Мастер удивленно посмотрел на него и повернулся к Грину.
— Поздравляю вас, молодой человек. Сдаюсь.
— Как? — ахнул Шикое.
— А вот так, обыграл меня ваш товарищ.
И мастер быстро показал, что бы произошло, если бы он взял ферзя.
— Этюдный конец. Мат в четыре хода. Вы москвич? — спросил он Грина.
— Москвич.
— Дайте мне ваш адрес. А как только вернетесь из лагеря, непременно приходите в шахматный клуб.
— Спасибо, — сказал Грин.
— Это вам спасибо. Очень красивая партия. — Вдруг мастер погрозил пальцем. — А хитрецы вы, ребята. Самого хорошего игрока на Камчатку посадили.
Шиков покраснел.
— Да нет, — сказал он. — Мы сами не знали.
— Ну, ну, — засмеялся мастер и вспомнил о Тарасове.
— Что у нас тут? — спросил он его.
— Да ничего, — сказал тот. — Сдаюсь. А Грина уже терзали болельщики.
