Виктор Пушкин - Самая крупная победа
Нанося левый прямой, оказывается, требовалось выполнять разом три дела: шагать вперед, наносить удар да еще защищать собственный подбородок от возможной контратаки противника. И при всем при этом необходимо было постоянно следить, чтобы не поднималась голова, обязательно делать выдох и помнить, чтобы ноги шагали ровно столько, сколько полагалось. Ошибся на сантиметр — кулак либо не дойдет до цели, либо вместо удара получится нелепый толчок.
А я все время что-нибудь да забывал. Вадим Вадимыч снова терпеливо показывал, объяснял, что кулак должен двигаться по прямой, так как это кратчайший путь до цели, что удар должен быть четким и точным, а для этого необходимо вкладывать в него под конец вес тела. Я поспешно заверял, что все понял, торопливо повторял — и снова неправильно.
Не так работали ноги, забывал про вес и страховку. А кулак ну никак не желал двигаться кратчайшим путем, а все норовил по кругу. Особенно подводила голова — она словно нарочно задиралась и задиралась, и в подбородок попасть ничего не стоило.
— Плохо. Весь для встречных открыт… — вздыхал Вадим Вадимыч. (И мне казалось, что вот-вот терпение у него иссякнет и он меня с позором выгонит вон из зала.) Потом он вдруг сказал: — Вот что, принеси-ка сюда носовой платок.
Я удивился: зачем? Незаметно попробовал пальцем под носом — сухо… Все же сбегал, достал из кармана, принес.
— Вот, — сказал Вадим Вадимыч, беря его и показывая, точно я никогда не видел собственного платка, — видишь?.. Он тебя сейчас научит, как нужно наносить удары и не раскрываться. Приподними-ка голову. (Я поднял, а Вадим Вадимыч подложил платок под мой подбородок.) И вот теперь встань в стойку и нанеси удар… И — р-раз!
Я ударил — платок скользнул на пол.
— Ничего, ничего, — успокоил Вадим Вадимыч, — положи обратно.
Я положил и опять ударил, но не довел кулак до конца, потому что испуганно удержал едва не выскользнувший платок.
— Еще! — командовал Вадим Вадимыч.
На третий раз платок не упал, но удар получился нелепый оттого, что все тело было сковано и напряжено из-за боязни, что опять упадет этот злополучный платок.
— Еще…
— Нет, опять плохо. Больше думал о платке, чем об ударе.
— Достаточно, — сказал тренер. — Понял?
— Да, — кивнул я, хотя абсолютно ничего не понял и чувствовал одно: все плохо.
— На следующей тренировке повторишь. Дома ни в коем случае ничего этого не делай, так как могут появиться нехорошие привычки, а никто тебя не поправит. Ну, беги в душевую.
Я, обрадованный, что мои мучения кончились, побежал.
У Мишки тоже, наверно, ничего не получалось, потому что на вопрос: «Ну как?» — он лишь уныло махнул рукой.
Когда, усталый и недовольный собой, я пришел домой, мать сказала, что прибегал Сева и просил обязательно зайти к нему.
— Ладно, — ответил я, — вот поужинаю… — и хотел сесть за стол, но он вдруг заглянул в комнату и обиженно крикнул:
— Что ж ты?
— Да понимаешь ли… — недовольно начал я.
А мать сказала:
— Ты не сердись, Сева, он только что приехал.
— А, ну тогда ладно, — смягчился он и с завистью посмотрел на мой чемодан. — Купили, да?
— Ага, — гордо кивнул я, вмиг забывая обо всех неприятностях.
Сева подошел, ощупал, авторитетно заключил:
— Мировецкий!
Потом спросил, когда мать вышла на кухню:
— Ну, сегодня-то мне удары покажешь?
— Вообще-то можно один, — с жадностью начиная есть, невнятно ответил я.
— Только оди-и-ин! — разочарованно протянул Сева. — Так мы с тобой Митьку целых два года не одолеем!
— А ты знаешь, какой он трудный — этот удар! — обиделся я.
Оглянувшись на дверь, встал и, памятуя о голове, ударил слева по воздуху.
— Видал?
— Да чего ж здесь трудного-то? — оттопырил нижнюю губу Сева. — Да хочешь, я так же сделаю!
Но в это время вошла мать, и я, удержав его за плечо, крикнул:
— Мам, я наелся, — и, подтолкнув Севу, вышел.
— Сначала я тоже думал — легко, — сказал я, когда мы оказались на полутемной лестничной площадке. — А как попробовал…
Из квартиры, со свертком под мышкой, вышла мать.
— Я в библиотеку, скоро приду, — сказала она.
— Ага, — кивнул я и, с трудом дождавшись, когда она спустилась вниз и вышла из подъезда, шепнул Севе: — Так вот смотри, — и поспешно, боясь, что помешают, встал в стойку. — Только смотри внимательно, понял? А то что-нибудь пропустишь, тогда все насмарку… И-и — раз!..
Я шагнул прямо на Севу, намереваясь эффектно задержать кулак перед самым его лицом. Но оттого, что на лестничной площадке было темновато, и оттого, что я еще не научился мгновенно определять дистанцию, не рассчитал и с хлюпом угодил ему прямо в нос.
— Чего ты дерешься-то! — закричал в полный голос Сева, поспешно сунул в нос указательный палец, вытащил, посмотрел: кончик был красноватый, во все горло завыл: — А-а-а! — и со всех ног бросился к своей двери. — Ма-ам! Посмотри, что Генка-пенка наделал!
— Да подожди, подожди ты! — попытался я удержать приятеля. — Да я же нечаянно!
Но уговоры не возымели действия, и, поняв это, я в одну секунду скрылся за своей дверью. Не успел вбежать в комнату и спрятаться за гардероб, как уличную дверь начали трясти, прямо с петель срывать.
— Эй-эй, очумели? — громыхнув табуреткой, крикнул из кухни дядя Владя.
— Вот полюбуйтесь, что ваш сыночек натворил! — раздался писклявый голос Денежкиной.
— Мамы дома нету… — пробурчал я, с опаской высовываясь из своего укрытия и краем глаза видя заплаканное, все в грязных потеках лицо Севы и сердитое — Денежкиной.
В комнату бочком протиснулся дядя Владя.
Денежкина резко обернулась в мою сторону.
— Да как же тебе не стыдно, а? — сразу же напустилась она на меня. — За что ты его так ударил?
— Я не ударя-ал… — хмуро ответил я.
— Как же так — не ударял? — прямо подскочила она от возмущения. — Тогда откуда же у него такой нос?
Я посмотрел: вот это да, раздулся-то как!
— Это я ему боксерский удар показывал…
Дядя Владя с ухмылкой почесал затылок, а Денежкина закричала еще громче:
— Ничего себе — показал! Чуть не убил мальчика! Не ожидала я этого от тебя. Ходишь к нам каждый день, телевизор смотришь, в шашки играешь, а сам… — Она в сердцах распахнула дверь и вышла, сердито дернув за собою Севу, будто он сам кому-нибудь нос расквасил.
10
В школе мне не повезло. Опять чуть не поставили в дневник сразу две тройки. Изо всех сил старался не привлекать к себе внимание учителей, сидел тихо-тихо: ни в крестики-нолики с Жорой не играл, не читал ничего постороннего, ни в кого жеваной бумагой не швырялся — и все-таки вызывали да вызывали…
У самой площади заметил Севу. Вспомнил, как он вчера нажаловался, и дал себе слово пройти молча мимо.
Отвернув голову в сторону, будто чем-то очень сильно заинтересовался, я краешком глаза зорко следил, что он будет делать. Видя, как он весь просиял, заметив меня, враждебно подумал: «Обрадовался! Прямо навстречу пошел, точно вчера и не он ябедничал!..»
Пройдя еще несколько шагов, я остановился. На пути, виновато улыбаясь, стоял Сева. Я сделал вид, будто только заметил его. Очень хотелось сказать что-нибудь обидное. Но он так посмотрел своими ясными, правдивыми глазами и тихо спросил: «Ген, ты на меня злишься, да?» — что я почувствовал к нему жалость, но, правда, сурово ответил:
— Конечно! Эх ты, нажаловался, мать привел! Я же нечаянно!
— Да это не я, она меня привела.
— Так чего же тогда все честно не сказал? — уже не так строго спросил я.
— Забыл… — прошептал он. — И потом… потом, у меня очень нос болел. Знаешь, как ты мне трахнул!
— Да я не сильно… — переступил с ноги на ногу я, воспринимая его слова как похвалу своему мастерству.
— Да-а, не сильно! — восторженно воскликнул он. — У меня прямо чуть весь нос не отскочил!
Я изо всех сил сдерживал довольную улыбку, но все-таки не сдержал.
— Ну, ты уж скажешь! Я и вес тела в удар не вкладывал.
— У, а если бы вложил, то вообще! Вот когда Митьку бить будем, тогда вложишь, да?
— Посмотрим, — ответил я и замер: метрах в двадцати, как всегда вразвалку, брел Митька — волосы нечесаные, китель полурасстегнут.
Он тоже увидел нас и, сделав зверское лицо, изменил направление. Но Сева так выразительно посмотрел на милиционера, который стоял у станции метро, что Митька прошел мимо.
— Он тебя в школе-то не трогает? — провожая его глазами, спросил я.
— Раз попробовал, да наш вожатый его за шиворот взял и хотел к директору вести! С тех пор даже к нашему классу не подходит!
— Ну ладно, беги, а то в школу опоздаешь.
— Угу. Так я приду потом, а?
— Приходи, — великодушно кивнул я и со спокойной совестью, уже не боясь столкнуться с Митькой, зашагал к дому, говоря себе, что уж сегодня, когда не нужно ехать во Дворец спорта, как следует выучу все уроки…
