Михаил Самарский - На качелях между холмами
— Да ну тебя к черту, — махнула рукой Лилька и вышла во двор. Игорь за ней. Перед выходом он подмигнул мне. Вернулись они минут через пятнадцать как ни в чем не бывало.
Вообще-то с Лилькой мы и раньше часто спорили. И если бы вы посмотрели на нас со стороны, то непременно подумали бы, что наша ссора затянется лет на пятьдесят, не меньше. Но наши перепалки никогда не переходили временну́ю границу в тридцать минут. Поорем, повизжим, рожи покорчим друг другу, языки покажем и тут же помиримся.
Нет, ну а вы скажите, разве я не прав? Разве мог я обмануть того контролера? Или ничего страшного не произошло бы? Все-таки, мне кажется, нельзя было его обмануть. И я не обманул. Честное слово. А чтобы не забыть, в этот же день пошел на платформу, купил билет, порвал его и выбросил в урну. Моя совесть чиста. Не заяц я. Я — не заяц!
После нашего билетного спора я рассказал гостям, как мы с Юркой ездили к начальнику ГАИ, и показал наш новый дорожный знак. Игорь хохотал, как маленький ребенок. Пойми их. Вроде офицер, должен быть строгим и суровым. А он заливается, словно малыш-карапуз в цирке.
— Ну, ребята, — говорит, — с вами не соскучишься. Где ты его вешать собрался?
— Как где? — отвечаю. — У въезда в поселок. На столбе.
— А ну-ка дай я его сфотографирую, — Игорь щелкнул телефоном. — Покажу своим коллегам. Ну, вы даете.
— Нет, ты скажи, тебе понравился? — допытывался я.
— Хороший знак, — кивнул Игорь, — только вот гаишники его снимут.
— А чем он может помешать? — возразил я. — Мы же не просто так придумали повесить знак. Ты знаешь, сколько у нас гибнет котов и собак из-за этих лихачей. Слушай, может, давай с тобой его повесим, чего мы будем ждать, пока Юрка вылечится. А так он приедет, знак уже висит.
И снова Лилька вмешалась. Вечно эта коза лезет, куда ее не просят (кстати, 1991 год — год козы). Мне показалось, что Игорь был и не против мне помочь, но тут эта… Ух, эта ведьма!
— Чего придумал? — говорит. — Вам, малолеткам, ничего не будет, а его, если гаишники поймают, могут и на пятнадцать суток посадить.
— За что? — спрашиваю удивленно. — За что пятнадцать суток?
— За хулиганство, — отвечает Лилька и смотрит на Игоря: — Не вздумай. Наживешь себе головную боль.
— Да, Миха, — сдался тут же старший лейтенат, — точно. Если меня накроют, последствия действительно могут быть печальными. Так что лучше пока повременим, да и тебе не советую с этим знаком связываться. Это дело серьезное.
— Ладно, — махнул я рукой. — Сами разберемся. Не хочешь, не надо.
— Ну, ты только не обижайся, — виновато так говорит Игорь.
— Не буду, — отвечаю. Я же понимаю его. Офицер, карьера, да еще женушку себе нашел, врагу бы не пожелал. Нет, как сестра она хорошая. А вот как жена, наверное, ведьма. Ишь, как командует офицером. И тот тоже хорош, чуть ли не на носочки перед ней становится. Тоже мне, вояка. Вот пошли такого на войну, а рядом Лильку медсестрой поставь, так он и будет всю войну в рот ей заглядывать. А еще взрослые, говорят. Хуже детей. Никогда ты, Игорь Юрьевич, генералом не станешь.
Я решил больше никому наш знак не показывать и ни с кем этот вопрос не обсуждать. Приедет Юрка, втихаря повесим. С этими трусливыми зайцами каши не сваришь.
Оказалось, что мы дома втроем — я и эта офицерская семейка. Пока я спал, взрослые все разъехались. Ни деда с бабулькой, ни мамы, ни папы. Съехались все только к вечеру. Ну, как обычно — обнимушки, поцелуйчики, охи-ахи. Лопнуть можно, ведут себя так, словно Лилька покинула дом еще до нашей эры. Ах, внученька, ты поправилась, не пополнения ли ждете? Как меня это бесит, если бы вы знали. В феврале Лилька удрала со своим лейтенантом, и каждый раз, как приезжает, одно и то же. Да она бы уже за эти три месяца в атомную бомбу превратилась, если бы все время поправлялась. Какая была, такая и осталась. И где бабушка эти поправки видит, ума не приложу. Так, лишь бы ляпнуть. За дедом лучше смотри, у того пузо растет не по дням, а по часам. Правда, его она за это грызет. Дед уже не знает, куда от нее прятаться. Дошло до того, что мороженое от нее тайком ест. Не верите? Слушайте. Пошли мы как-то с ним вечером прогуляться. Магазин у нас работает до десяти вечера. Я говорю деду, идем в лес. А он меня тянет в сторону магазина.
— Пойдем-пойдем, — говорит. — Мне нужно в магазин.
Ну, я-то думал, он сигарет, может, хочет купить или чего-то другого, а пришли в магазин, я чуть не упал перед прилавком, когда услышал, что он мороженое покупает. Выходим из магазина, он тут же разворачивает его и аж глаза прикрыл от удовольствия. С таким выражением морды наш Макар колбасу ест. Только еще и мурчит на весь дом. Дед кушает мороженое, наслаждается. Съел и говорит:
— Михаил, бабушке не говори.
— Ни фига себе, — говорю, — она что, тебе мороженое не разрешает есть?
— Не разрешает, — вздохнул дед. Да так тяжело вздохнул, что мне до слез его жалко стало. Вот изверги, думаю, до чего деда довели. Мороженое тайком кушает.
— Диета? — спрашиваю.
— Диета, будь она неладна.
— Ну, от одного мороженого не располнеешь, — попытался я успокоить деда.
— Эх, Миха, да не в полноте дело, — говорит дед. — Диабет у меня сахарный обнаружили недавно. Знаешь, что это такое?
— Не-а, — отвечаю. — Болезнь такая? — догадался я.
— Ну да, — снова вздохнул дед. — Сладкого нельзя есть. Можно помереть.
— От сладкого? Помереть от сладкого? — удивился я.
— Да, от сладкого, — кивнул дед. — А хочется.
— Слушай, — вдруг испугался я не на шутку. — А зачем же ты целое мороженое слопал? До дому-то хоть дойдешь?
Дед как рассмеется. Еле успокоился.
— Ты что, Мишка, — говорит, — хоронить меня уже собрался?
— Так ты пошутил?
— Да нет, Мишаня, не пошутил. Просто нельзя сладкое есть.
— Ну, вот ты же сейчас съел, что будет?
— В принципе ничего, но лучше, конечно, не есть. Тут в чем дело — сегодня сделал исключение, завтра, послезавтра. Понимаешь? А потом — бац! — и крышка.
— Тогда больше в магазин не ходим. Рано тебе, дед, еще помирать. Если бы я знал, то и сегодня ты мороженого не получил бы. И курить тебе нужно бросать. Правильно бабушка говорит…
— Ну вот, — вздохнул дед, — еще один контролер у меня появился. Смотри, не продай меня. Ну его к черту, это мороженое. Не буду больше есть. Просто сегодня что-то прям невмоготу стало. Так захотелось. Бывает у тебя такое?
— Угу, — кивнул я. — Бывает. Я иногда сразу по три штуки съедаю, вот как захочется.
— Ну вот, видишь, — дед погладил меня по голове. — Значит, понимаешь меня…
Вечером все собрались на кухне. По такому случаю на столе появились и вино, и водка. Правда, ни бабушка, ни мама не возмущались. Все чинно, выпили, закусили. И тут Игорь объявляет:
— Анна Михайловна, отец, бабушка, дедушка, — хотим вас обрадовать, в августе у нас с Лилей свадьба.
— Господи Иисусе, — перекрестилась бабушка. — Наконец-то! Какого числа?
— Пятнадцатого, в субботу, — говорит Игорь.
Отец чуть не поперхнулся.
— Как пятнадцатого? У меня же юбилей, сорок лет. Лиля, ты что? Забыла?
— Папочка, мужчины сорок лет не отмечают, — говорит Лилька.
— Это еще почему? — удивилась мама.
— Все правильно! — вмешалась бабушка. — Лиля правильно говорит. Мы деду тоже сорок лет не отмечали. А свадьбу давно пора сыграть. А то живут, как не поймешь кто. И обвенчаться нужно обязательно. Вы как, дети, венчаться будете?
— Не думали еще, — пожал плечами Игорь.
— Что значит, не думали? — нахмурилась бабушка. — Уж об этом-то нужно в первую очередь думать. Вы что, ребята? Мы вон с дедом в пятьдесят лет пошли под венец.
— Что-то вы долго думали, — неожиданно ляпнул я, и все рассмеялись, кроме бабушки, конечно.
— А ты не встревай, — нахмурилась она, — когда взрослые разговаривают.
— А что, Мишка разве не прав? — Лилька неожиданно вступилась за меня.
— Внученька, милая, что ты такое говоришь, — запричитала бабуля. — Ты думаешь, мы бы сразу не обвенчались, когда поженились, была бы возможность? Но тогда время было другое. А сейчас никто и слова не скажет… Послушай меня, Лилечка. Игорек, ты уже взрослый мальчик. Отнеситесь к этому серьезно.
— Хорошо, хорошо, Лилия Степановна, — закивал Игорь. — Я не возражаю.
— Это, наверное, лишние расходы? — спросила Лилька.
— Да какие там расходы, — говорит бабушка. — По сравнению со свадьбой это и деньгами не назовешь. В крайнем случае, венчание я сама оплачу.
— Да ну, что вы, Лилия Степановна, — смутился Игорь. — Мы сами справимся. Все будет хорошо.
Нет, ну вы видели? И вот так всегда. «А ты не встревай, когда взрослые разговаривают». Они все, значит, взрослые, а я мелочь пузатая. Как противно. Вот как бы они отреагировали, если бы мы с Юркой общались, и кто-то из них что-то бы вдруг сказал, а я в ответ: а вы не встревайте, когда дети разговаривают. Представляю, сколько было бы возмущений, обвинений и разных дурацких нотаций. Мои воспитатели (в семье которые, а вы уже заметили, сколько их на меня одного) любят длинные и нудные воспитательные беседы. Уж лучше бы подзатыльник отпустили, и дело с концом. Так даже понятнее. Между прочим, и учителей таких полно. Им только попади на язык, могут пол-урока мораль читать. Вот за что я люблю нашу «классную», Оксану Петровну, так за то, что она с нами не церемонится и длинных заумных речей на уроке не толкает. Провинился, она спокойно так скажет: «Подай дневник, пожалуйста». Подашь, она красной авторучкой кратенько напишет: «Мешал на уроке». И все! Дальше урок ведет. Ей фамилию — Гранина — нужно сменить на — Чехова. Краткость — сестра таланта. Это Антон Павлович про Оксану Петровну сказал.
