Александр Кононов - Верное сердце
— Скорей!
Гриша вдруг увидел, что рядом с ним — Комлев, а ступеньки, на которых они оба стоят, ведут в тускло, по-дневному, освещенное кафе, куда он не раз заходил с журналом «Наш путь». Как давно это было!
Он узнал нарисованные на стенах цветы — мясистые, похожие на сырой шашлык.
Навстречу выглянул испуганный содержатель кафе, толстый брюнет в одной жилетке.
— Где выход? — рявкнул на него Кирилл. — Выход во двор!
Хозяин, онемев от страха, поспешно распахнул перед ним маленькую боковую дверь.
Мимо каких-то бочек и ящиков вышли они на двор, увидели ворота и осторожно выглянули на улицу — на Литейный проспект.
Только когда они — не то во второй, не то в третий раз — свернули в какой-то малолюдный переулок, Гриша, тяжело дыша, спросил Комлева:
— Ты-то как попал на Невский?
— Отдышись сперва, — сердито сказал Кирилл. — Чуть не угробили тебя, чертушку.
Некоторое время они шли молча.
— Отдышался? — спросил наконец Комлев.
— Отдышался. Куда мы идем-то? И как ты попал сюда, я тебя спрашиваю!
— Я тебя с утра сегодня ищу, — вместо ответа проговорил Комлев. — Дело есть.
Он остановился, свернул из газетной бумаги цигарку, внимательно посмотрел на Гришу и сказал негромко, оглянувшись предварительно по сторонам:
— Серьезное дело. Требуются для него трое дюжих ребят. Пойдешь?
— Раз надо — пойду.
— Слыхал про выдумку министра Протопопова? На чердаках пулеметы расставил. Ну что ж… Война так война. Надо и нам оружие добывать. Не все ж ходить по Невскому с гордым видом да с голыми руками. Эх, Гриша! Один умный мужик сказал: «Студент без рабочего — это нуль без палочки».
— Мы сегодня и шли к рабочим! — обиделся Шумов.
— Шли, да не дошли. Не с того боку начали. Да не сердись ты, ради бога, не до того теперь! Я сам сегодня дурака свалял: мешка не припас. Может, у тебя найдется? Только холщовый нужен, крепкий.
— Нет у меня мешка! — Грише стало обидно: все-таки мог бы Кирилл хотя бы расспросить, что произошло сегодня на Невском, почему стреляли…
— Видишь, какая штука, — озабоченно говорил между тем Комлев, — есть затея — подобраться к пулемету. Взять его. Ну, пулемет, хоть и в разобранном виде, не можем же мы вынести среди бела дня, у всех на виду. Вот и надобен до зарезу мешок. А еще лучше — два. Тогда мы разделили бы с тобой добычу поровну, да и ходу куда надо.
— А куда именно?
Кирилл хитро прищурился:
— Есть такое место. Ну ладно. Теперь надежда на одного Ивана?
— На какого еще Ивана? Ты сегодня что-то загадками говоришь. Или толком скажи, или…
— Я толком и говорю. Иван — старший дворник. Не может быть, чтоб у старшего дворника не нашлись мешки. Ну, пошли! Поживей, время дорого.
Через некоторое время Кирилл опять заговорил о мешках:
— Если у него и нет мешков — я про Ивана говорю, — он придумает что-нибудь, мужик толковый. Да уж придумал небось.
Гриша увидел, что они теперь идут где-то недалеко от Тучкова моста.
— Расскажи мне наконец, в чем дело. А то: мешки… старший дворник…
— А это все к месту: и мешки и дворник. Остальное можно объяснить в двух — трех словах. На Васильевском острове есть дом, в доме — чердак, на чердаке — пулемет. А старший дворник в том доме — наш человек. Надежный. Все теперь тебе ясно?
— Все. Ясно, что у пулемета сидят городовые.
— Верно! У пулемета сидят городовые. В том-то и вся загвоздка.
— А мы пойдем туда с гордым видом и с голыми руками? — мстительно спросил Гриша.
— Нет, мы не гордые. С фараонами должен сочинить что-нибудь Иван, такой был уговор с ним. А мы с тобой — грузчики, не более того. Нагрузим себе на плечи пулеметик в разобранном виде — и ходу.
Они прошли Тучков мост, свернули на Васильевский остров.
Гриша спросил:
— Ну, а ты так и не спросишь меня, что было сегодня на Невском? Или тебе это совсем неинтересно?
— А я знаю, что там было. И скажу тебе прямо: если б это — в другое время, может, вся Россия про отчаянных питерских студентов загудела бы. А сейчас про это скоро забудут. Вот увидишь.
— По-моему, сейчас-то и нужны уличные демонстрации.
— Они-то нужны, кто против этого говорит! Да дела-то у нас сейчас начинаются куда серьезней, не чуешь разве? Скоро, брат, на улицах свинцом разговаривать станут!… Ну, вот и наша набережная. Скоро придем.
У набережной лежали штабеля березовых бревен. На одном из бревен, откатившемся в сторону, сидел казачий офицер и, уронив голову на грудь, что-то бормотал. Он был мертвецки пьян. Возле него стоял околоточный и вежливо уговаривал:
— Господин сотник… Пожалуйте. Сядемте на извозчика.
— К черту! — заорал пьяный, подняв голову. — Ты кто?! Ходят тут… морды.
Сотник снова уронил голову, бормоча:
— Ах, Ира, Ира, что ты со мной сделала?
Кирилл сдержанно усмехнулся:
— Видал, Гриша? И у этого, оказывается, своя беда… Ну, мы пришли.
Шумов с удивлением узнал заезжий двор с вывеской на воротах «Ч а й н а я и к у х м и с т е р с к а я Д. В. В а с и л ь е в а».
У ворот стоял великан-дворник с золотистой бородой.
— Студент с тобой, что ли, Кирюша? — спросил он спокойно. — Ну хорошо. Обождите меня тут… — Он осторожно огляделся по сторонам: — Околоточный, черт, все время крутится поблизости. Ну, пока я кормлю начальство, он уйдет, должно быть.
— Иван, мешков нету. Без мешков нам не обойтись.
— Есть мешки, — тем же спокойным голосом произнес дворник и не торопясь ушел.
Комлев не утерпел, заглянул в полураскрытые ворота. Через минуту дворник провел трех городовых к черному ходу в кухмистерскую, потом опять ушел куда-то. И вернулся, держа в руках свернутые в трубку холщовые мешки:
— Пошли, ребята!
Грязной, круто подымающейся лестницей он провел их прямо на чердак.
У покрытого бархатной многолетней пылью слухового окна стоял пулемет, дулом на улицу.
— Ну, теперь действуй, Кирилл! Я пойду караулить.
Кирилл Комлев вынул из карманов какие-то отвертки, щипцы, плоскогубцы и начал работать, чертыхаясь про себя.
Наконец он проговорил:
— Держи мешок.
Пулемет был разобран; торопясь (каждую минуту городовые могли вернуться), друзья положили пулеметные части в мешки, перекинули их за плечи, увидели в дверях бородатое лицо Ивана и стали следом за ним спускаться по крутой лестнице.
На дворе Ивана окликнул владелец кухмистерской, Дормидонт Васильев:
— Ты куда? А это что за люди?
— Люди — свои. Я их знаю.
— А в мешках? Что они в мешках несут?
— Вот что, Дормидонт Васильев, — со спокойной угрозой сказал Иван, — иди-ка ты лучше к себе. И сиди смирно. Понял?
— Ты что?! — Дормидонт заглянул в глаза Ивану и вдруг присмирел. — Ну, ну, смотри, брат, а то в случае чего…
Он ушел, не оглядываясь, а Иван скомандовал:
— Ну, теперь поворачивайтесь! И я с вами. Втроем-то ловчее выйдет.
— И ты с нами? — спросил Комлев уже на ходу.
— Не разговаривай. Топай! Направо теперь сворачивай, направо. В проходной двор. Потом лихача возьмем.
Уже сидя в санках (лихач, покосившись на одежду седоков, хмуро запросил вперед десять рублей), Иван проговорил:
— Мне теперь оставаться у Дормидонта нельзя. За эту игрушку, — он кивнул на мешки, — с меня спросят. Еще хорошо, что у фараонов аппетиты оказались хорошие — засиделись за обедом.
На лихаче они подлетели к знакомому Грише зданию Василеостровской думы. Иван велел швейцару вызвать Натана Осиповича. Через несколько секунд по лестнице сбежал к ним кудрявый человек в очках, похвалил торопливо:
— Чисто сделано, молодцы! Я тут распоряжусь, вы свободны, не задерживайтесь.
Выходя на улицу, Иван сказал:
— Ну, теперь для спокойствия разойдемся в разные стороны.
— «Для спокойствия»! — прыснул Комлев.
— А ночую я у тебя, Кирюша. Не забоишься?
— Ух, и боязно мне! Весь дрожу от страха, — снова рассмеялся Кирилл. — Прощай, Гриша! — И он быстро зашагал в сторону.
Шумов решил пойти в университет. Но увидел с набережной стоявших за университетскими воротами полицейских и повернул домой.
Только у себя в комнате он с удивлением оглянулся на все, что произошло за день: неужто это с ним было? Вот что значит решительность и быстрота! Ловко провели полицию.
Полицию, однако, провести не удалось. Через три дня, ночью, уже перед рассветом, когда спится особенно крепко, Гриша проснулся от какого-то непонятного стука и увидел на пороге своей комнаты околоточного, из-за плеч которого виднелись усатые лица городовых.
Околоточный сказал Шумову хмуро:
— Одевайтесь!
И приказал городовым начать обыск.
— На каком основании? — спросил Шумов.
— На основании вот этого распоряжения, — ответил околоточный и протянул бумагу с лиловым штампом.
