Милий Езерский - Сила земли
«Стоит ли идти на такие муки? — думал Сервий. — Куда рабы могут уйти? К пастухам, на юг Италии? Но и там трудно скрыться — надсмотрщики сразу заметят чужого человека».
Сервий видел, как рабы уходили днём, во время отдыха; перебравшись через высокую изгородь, они побежали по дороге, усаженной по сторонам кустами и деревьями.
«Пока виллик обнаружит бегство, они уйдут далеко», — подумал он.
Отсутствие трёх рабов было обнаружено лишь во время вечерней переклички. Взбешённый виллик приказал Сервию вооружить нескольких рабов, взять с собой собак и отправиться в погоню. Сервию не хотелось идти, он отказывался под разными предлогами, но виллик сказал:
— Неужели ты, свободнорождённый, заодно с беглецами? Делай, как приказано.
Сервий сжал кулаки, но сдержался.
Была уже ночь, когда отряд отправился на поиски.
Тёмное небо, усыпанное звёздами, казалось огромным куском сверкающей ткани, разостланным над землёй, лёгкий ветерок доносил аромат цветов, смешанный с запахом гниющего у чанов винограда.
Сервий шёл впереди рабов с факелом в руке, с трудом удерживая рвущихся собак. А сзади ехал верхом виллик, подгоняя отстающих.
«Далеко ли успели уйти рабы? Если они побежали по дороге, — думал Сервий, — то стоит только спустить собак, и они быстро нагонят их, а если рабы пошли межой, им легко заблудиться в поле… Рабы, конечно, побежали по дороге, чтобы уйти подальше».
И он, больше не раздумывая, свернул на межу. Однако виллик тотчас же подъехал к нему.
— Скажи, зачем ты это сделал? — вскричал он.
— Беглецы избрали этот путь.
— Почему так думаешь?
— Взгляни на следы. — Сервий осветил факелом землю.
Действительно, на рыхлой почве виднелись кое-где следы босых ног.
Виллик был в нерешительности, не зная, как поступить.
— Может быть, ты прав, — задумчиво произнёс он. — Но далеко ли ведёт эта межа? И куда она нас выведет?
И он приказал спустить собак.
С визгом и лаем бросились они вперёд.
Сервий шёл, прислушиваясь. Пламя факела, расщепляемое порывами ветра, колебалось. Факел, потрескивая, чадил.
Тревожное состояние виллика передалось и Сервию, но это была иная тревога. Он боялся, как бы рабы не были пойманы, хотя Сервий и убеждал себя, что ему, свободнорождённому, нет дела до рабов.
Преследование продолжалось. Когда наконец люди совсем выбились из сил, Сервий сказал виллику:
— Беглецы уже далеко, нам не догнать их. Прикажешь возвращаться?
Виллик промолчал.
Сервий понял, что теперь рабов не настигнуть: вероятно, они укроются в горах, а затем уйдут подальше из окрестностей, может быть, на юг.
На душе его стало легко. Рабы посматривали на него дружелюбно.
…Спустя несколько дней отряд возвратился на виллу, так и не поймав беглецов. Сервий видел радость в глазах рабов и был доволен. Однако его тяготило, что теперь десятки рук протягивались ему на помощь, что бы он ни делал. Он отказывался от помощи, сторонился рабов, но всё больше чувствовал их расположение. Сервий опасался, как бы виллик не увидел этого и не донёс на него господину.
Но виллик ничего не замечал: он был занят приготовлениями к предстоящему приезду хозяина.
Незадолго до Компиталий[85] разнеслась весть о приезде Сципиона Назики. Сервий ожидал увидеть изящного щёголя в белоснежной тоге с пурпурной каймой, сопровождаемого толпой клиентов. Каково же было его изумление, когда перед рабами, выстроенными вилликом, предстал тучный, неуклюжий, как медведь, широкоплечий великан, с тёмными угрюмыми глазами, бесформенным носом и рыжеватой бородкой на широком лице. На нём был дорожный плащ, из-под которого виднелась шерстяная тога, в руке — суковатая палка. Сопровождал патрона молодой вольноотпущенник.
Не успел хозяин подойти к рабам, как они по знаку виллика прокричали приветствие и замерли, ожидая, что скажет господин.
Сципион Назика подозвал к себе виллика и, потребовав у него приготовить отчёт о всех хозяйственных делах, начал обходить рабов.
— Как работаете?.. Сыты? Одеты? Есть жалобы на виллика?
Рабы молчали.
— Может быть, виллик злоупотребляет своим положением? Обкрадывает хозяина? Отдаёт рабов внаём на соседние виллы?
Рабы продолжали молчать.
Пожаловаться на виллика — смерть: уедет хозяин — виллик сгноит доносчика в эргастуле, засечёт плетьми, затравит собаками.
Молчание рабов рассердило оптимата. Он угрюмо оглядел их и обратился по-гречески к своему спутнику; тот что-то ответил и, подойдя к рабам, сказал:
— Господин желает знать, любите ли вы и уважаете своего виллика, как родного отца?
Но рабы не хотели ни хвалить, ни порицать виллика и продолжали молчать.
Вольноотпущенник беспомощно огляделся, взгляд его остановился на Сервии.
— А ты кто? — спросил он.
— Я свободнорождённый, зовут меня Сервием.
Лицо Сципиона Назики оживилось:
— А, помню! Виллик писал мне о тебе, хвалил тебя как хорошего работника. Я приказал сделать тебе прибавку в подённой плате — теперь ты доволен?
— Как подёнщик доволен…
— …и недоволен…
— …как квирит.
— Понимаю! — громовым голосом крикнул Сципион Пазика, и его бас загудел раскатами. — Ты лишился земли?
— Ты отнял её за долги.
— Ха-ха-ха!
Сципион Назика хохотал, закинув голову, а вольноотпущенник угодливо хихикал, с подобострастием поглядывая на него.
— Ха-ха-ха!.. А ты забыл, что долги надо платить?
— Нет, не забыл! — резко ответил Сервий и смело прибавил: — Пока я сражался под Карфагеном, ты захватил мою землю. Ты римлянин, и я тоже римлянин. Я не раб, чтобы позволить издеваться над собой.
Сципион Назика вспыхнул, глаза налились кровью. Суковатая палка в его руке угрожающе поднялась.
— Попробуй только ударить свободнорождённого! — крикнул Сервий.
Рука Сципиона Назики дрогнула. Он отвернулся и быстро зашагал навстречу подходившему виллику. «Эти плебеи, ставшие нищими, опасны. Они — как звери. Они ненавидят нас, оптиматов, а ведь мы — только мы! — вознесли Рим на вершину славы и могущества».
— Проклятый грабитель, — шептал Сервий, — хотел меня ударить… Но, если бы ударил, я убил бы его на месте. Он считает, что богач имеет право делать всё, что придёт ему в голову. Нет, у нас есть законы! Но, даже если богачи обратят законы против нас, плебей сможет сам защитить себя!
* * *После Компиталий, на которых Сципион Назика сам приносил жертвы ларам, Сервий дождался отъезда хозяина и объявил виллику о своём уходе.
— Я не смею удерживать тебя, — сказал виллик, — но ты старателен, и мне жаль тебя отпускать.
— Нет, — покачал головой Сервий, — я не могу привыкнуть к рабской жизни. Я и так надолго задержался здесь.
И Сервий покинул виллу.
Глава XIV
Сервий исходил много дорог Италии в поисках Тукции. В деревнях было плохо: земледельцы разорялись и уходили в города. А в городах голодали, не имея пристанища, жили на улицах. Городской плебс с трудом зарабатывал кусок хлеба; одни плебеи занимались ремёслами, другие состояли клиентами нобилей, бегали по их поручениям.
Сервий обошёл большую часть Кампании, плодороднейшей области Италии. Он шёл по узеньким тропам, то взбегавшим на холмы, то круто поднимавшимся на горы. А когда вышел на Аппиеву дорогу[86] перед ним открылась залитая солнцем долина. Ветерок бродил по золотому пшеничному полю, вздымая тяжёлые волны колосьев.
Сервий вспомнил рассказы виллика о Кампании: благодатный край! Поля засеваются дважды полбой, затем гречихой, и наконец разводят на них огородные растения. И всё это — в течение года! А какие вина! А знаменитые венафрские маслины! Лучшей крупы, чем изготовленная из этих пшеничных зёрен, нет в мире!
— О боги! — шептал Сервий, не в силах оторвать глаза от хлебов. — И всё это возделывают рабы, а мы, пахари, блуждаем, как нищие, по дорогам Италии!
Он заходил на виллы, спрашивал, не видел ли кто отца с дочерью, и уходил грустным.
Сервий шёл в Рим.
«А может быть, жив Афраний? — мелькнула мысль. — Ведь он же земляк наш. Может быть, он знает что-либо о Тукции? — Но Сервий тотчас же отогнал эту мысль. — Нет, я не виделся с Афранием давно, а он тогда был уже стар».
С тяжёлым чувством входил Сервий на рассвете в Рим.
Поднимаясь по гористой дороге, он прошёл через арку стены Сервия Туллия[87] и очутился на Авентине[88]. Несмотря на ранний час, улицы жили напряжённой жизнью: работали бондари, постукивая по обручам; звенела наковальня и бухал тяжёлый молот; горшечники расставляли горшки высокими колоннами.
Сервий загляделся на детей: в коротких туниках, босиком, они играли в мяч, скакали на палках, изображавших лошадь, играли в чёт и нечет, бросая вверх монету с головой Януса на одной стороне и кораблём на другой. Их пронзительные крики оглушали прохожих.
