Игорь Озимов - Литературно-художественный альманах «Дружба». Выпуск 3
Когда Елизавета Васильевна ушла с участка, на дороге, ведущей к пруду, Дегтярев заметил пионервожатую Екатерину Ильиничну. Подойдя, она поздоровалась и с возмущением проговорила:
— Алексей Константинович, когда вы уймете своего старосту? Он прогнал Ольгу Дегтяреву с опытного поля, запретил ей быть юннаткой!
— Это похоже на него! Подражает отцу и мнит себя на опытном поле председателем колхоза…
— Видите ли, — продолжала возмущаться Катя, — ему не понравилось, что девочка помогала матери торговать на базаре. По-моему, Копылова надо наказать.
— А заодно внушить девочке, что из-за обиды на товарища не бросают юннатовский кружок. Но, может быть, дело не в ссоре? Вы знаете, Анисья Олейникова вот уже две недели не выходит на работу…
— Тем более надо вернуть девочку в кружок. А старосту при всех юннатах призвать к порядку… На вашем месте я бы поставила перед ребятами вопрос: может ли Копылов быть дальше старостой?
— Так сурово? Это уже не по вине наказание, — рассмеялся Дегтярев.
— Ясно. Разве вы дадите в обиду своего любимчика?
— Не дам, — ответил улыбаясь Дегтярев. — Да и незачем его обижать. Какая же ребячья дружба бывает без ссор? А что касается Оленьки, то вернуть ее в юннаты надо обязательно. И попрошу вас поговорить с ней. Я бы и сам занялся, да вот надо ехать на совещание. — И добавил усмехнувшись: — Елизавета Васильевна приказала блеснуть нашими достижениями, поднять авторитет школы!
Все эти дни Оленька проводила дома, в саду, у себя на огороде. Сколько у нее было в Шереметевке товарищей! И вдруг не стало ни одного. С Зойкой не поладила, с Егорушкой поссорилась. Ей хотелось убедить себя, что и одной может быть не скучно, и она каждый день, помимо работы на огороде, находила себе какое-нибудь занятие. Убирала двор, чинила камышовый плетень, построила под яблоней шалаш, где всегда можно было укрыться от жаркого солнца. В этом же шалаше она часами читала книги, которые взяла в сельской библиотеке. И вместе с книгами к ней как будто пришли новые товарищи — герои этих книг. Она жила их радостями и бедами и невольно сравнивала Егорушку, Володю, Зойку и себя со своими новыми многочисленными друзьями, старалась в их поступках найти ответ; забыть о нанесенной ей обиде и вернуться на опытное поле или быть до конца гордой и показать всем, что она никому не позволит себя обижать. Вся беда заключалась в том, что книги не могли ответить ей, как вести себя при всех случаях жизни. По ним выходило, что надо быть и гордой и вернуться на опытное поле, забыть о своей обиде и в то же время показать всем, что она не позволит себя обижать.
Катя и застала ее в шалаше.
Она подсела к девочке и заглянула ей в глаза.
— Вот ты где, пропащая!
Оленька молчала. Она понимала, зачем пришла пионервожатая. Нет, уж если возвращаться на опытное поле, то одной, а не с учительницей и пионервожатой. И всегда вот так, взрослые хотят помирить ребят, да только хуже ссорят. Катя почувствовала молчаливое упорство девочки и тихо проговорила:
— Оленька, я знаю, о чем ты думаешь. Нет, я не буду тебя попрекать: так пионерка не поступает, так пионерка не рассуждает! Ты семиклассница, ты уже большая. Но я хочу тебя предупредить: обида — обидой, но не бросайся так легко товарищами. С одним поссорилась, а со всеми раздружилась. Смотри, ты же осталась одна.
И, не ожидая, что скажет Оленька, Катя привстала с земли и, наклонив голову, вышла из шалаша. Оленька хотела остановить ее, рассказать о всех своих горестях, но сдержалась и лишь молча проводила Катю до калитки и долго, долго смотрела вслед, пока светлое платье пионервожатой не слилось с побеленными стенами домов.
Неожиданно за спиной Оленьки раздался велосипедный звонок. Она обернулась и увидела Петяя. Он, как всегда, предпочитал ездить по тротуару и, притормозив свою машину около белогоновского дома, громко крикнул в окно:
— Егорка, тебя Алексей Константинович ищет. Давай скорей!
Оленька, чтобы не столкнуться с Копыловым, поспешила уйти во двор, а сам староста юннатов через несколько минут уже сидел на велосипедной раме, и Петяй мчал его к школе, на опытное поле. На опытном поле Дегтярев протянул ему тетрадь и сказал:
— Я уезжаю на несколько дней. Без меня проведешь полив поздних овощей. Ну и, конечно, сделаешь все необходимые записи.
— Можно идти, Алексей Константинович?
— Постой, я еще хотел посоветоваться с тобой. Как ты смотришь на то, чтобы привлечь для работы на нашем опытном поле всех школьников, всё равно — юннаты они или нет?
— Всё потопчут и порвут, — не задумываясь, ответил Егорушка.
— Значит, не стоит, по-твоему? Ну, а если нам скажут — обязательно сделайте свой участок общешкольным полем? Как тогда быть?
— А никак! Пусть говорят, что хотят, а мы свое будем делать…
Дегтярев пытался объяснить Егорушке, как важно сделать юннатовский участок местом учебы всей школы. Но напрасно. Староста был непоколебим. Тогда Алексей Константинович сказал:
— У меня больше ничего к тебе нет. Можешь идти!
И ни слова не сказал об Оленьке. Он думал, что лучше, если разберутся между собой сами ребята.
16Когда Зойка была маленькой, то, как и все девочки, любила играть в куклы. И куклы у нее были самые разнообразные: купленные в сельмаге и самодельные. Самодельные, в свою очередь, делились на бумажные и тряпичные, с настоящей головой и нарисованной. Одни были более любимы, другие менее. Но каждая наделялась своим характером: жадным или добрым, веселым или вечно ворчливым и недовольным. Для Зойки куклы были настоящими живыми существами. Они работали в колхозе, ходили в клуб и даже ездили лечиться на курорт после того, как она их роняла на пол или причиняла им какое-либо увечье. А свою любимую куклу Феклу, когда пошла учиться в первый класс, она взяла с собой даже в школу. И однажды во время урока Зойка громко запела:
— Баю-бай, баю-бай!
— Что ты, Зоинька, делаешь? — спросила учительница, прерван объяснение.
— Я укладываю спать Феклушу. Она мешает мне заниматься.
И может быть, эта любовь к куклам прошла бы у Зойки, как она проходит у других девочек, когда они подрастают, если бы она не сделала одно открытие.
Однажды она пришла из школы, и ее любимые куклы, с которыми она делилась всеми своими радостями и печалями, которым она даже пыталась внушить некоторые правила школьного поведения, вдруг предстали перед ней в виде тряпок и ваты, глины и пластмассы, которым лишь придано подобие живых существ. Зойка безутешно заплакала. Напрасно мать пыталась ее успокоить. Она твердила одно: у нее неживые куклы, а она хочет, чтобы они были живые. После мать узнала: в школу приезжал кукольный театр, и это его куклы Зойка называла живыми. Но узнала, когда дочь сама смастерила себе двух кукол и начала еще не совсем умело высмеивать лодырей, отлынивающих от колхозной работы:
«— Дарья, хлеб поспевает.
— Ничего, не молоко закипает.
— Дарья, хлеб пропадет.
— Не молоко, не уйдет».
Это были ее первые куклы и первые стихи. А потом она сделала свою знаменитую Феклу Ферапонтовну, гордость и славу всей школы, ту самую Феклу, которая в глазах шереметевцев как бы была жительницей села и их землячкой.
Самая обыкновенная тряпичная кукла представлялась всем живой. То сердитую, то смешливую, то серьезную, то уморительную, ее знали на селе как первую героиню Зойкиного кукольного театра. Феклу Ферапонтовну уважали и побаивались. И когда Зойку спрашивали, как она живет и что делает, это значило, что интересуются, в какой новой роли выступит Фекла Ферапонтовна.
Зойка любила играть. На сцене, в жизни — всё равно. И страшно увлекалась этой игрой. Ей захотелось быть юннаткой, чтобы чем-то отличаться от большинства других девочек и чтобы все видели, с каким вниманием к ней относятся и Володя Белогонов, и Егорушка, и другие ребята. Но, став юннаткой, она представила себя в роли открывательницы тайн земли и увлекалась школьными опытами не меньше самого Егорушки. Чувствовать себя в центре каких-то событий было просто необходимостью для Зойки. И вполне понятно, что едва Оленька на какое-то время отвлекла от нее внимание Егорушки и Володи, она не взлюбила ее. Но стоило Кате попросить ее привести Оленьку на опытное поле, и Зойка, гордая оказанным ей вниманием, уже вошла в роль благородного спасителя своей недавней противницы и готова была сделать всё, чтобы выполнить задание пионервожатой. Теперь она чувствовала даже угрызение совести. Она не думала кляузничать, когда сказала Егорушке, что Дегтярева торгует на базаре. Хотела только посмеяться, а вышло — хоть плачь. Но она готова теперь сделать всё, чтобы вернуть Дегтяреву. Как ни обидно, что мальчишки уделяют внимание другим девчонкам, но еще обиднее чувствовать себя из-за этих мальчишек кляузницей. Всё кончено. Отныне она будет только презирать их, и большего они не заслуживает, если из-за них приходится переживать такие неприятности.
