Колет Вивье - Полярная звезда
— Благодарю вас, мсьё… И ещё… одна просьба… Не могу ли я пригласить Поля к обеду?
— Меня? — пробормотал Поль. — Но я не могу…
— Прекрасная мысль! — перебила его госпожа Юло. — По-моему, автобус на Увиль идёт ровно в полдень. Поль великолепно доедет. Повеселитесь, повеселитесь, деточка!
— Да, мадам, — ответил Поль, и голос его прозвучал безотрадно, — я повеселюсь вовсю.
VIII
Аптека находилась на краю площади, неподалеку от автобусной остановки. «Клуэ, аптекарь», — гласила вывеска на фасаде. День был воскресный, и железные жалюзи скрывали витрину, но Марианна дала Полю самые точные указания, и он направился прямо к небольшой коричневой двери, слева от входа в аптеку. Дверь эта цветом своим напомнила ему дверь таверны — мысли его постоянно вертелись вокруг «Звезды», — и мальчик с отчаянием подумал, что пройдут долгие часы, пока он вернётся туда: двадцать семь часов — подсчитал он в автобусе. Поль с трудом заставил себя нажать кнопку звонка. Дверь тут же отворилась, и в полутёмном коридоре возникла фигура Марианны в голубом переднике поверх платья.
— Какой вы нарядный! — сказала она. — Что за рубашка! Пошли, я вас представлю.
Она ввела его в прохладную комнату, где на столе, накрытом скатертью в красную и белую клетку, уже были расставлены приборы. Какой-то толстяк с округлым брюшком, какой-то худосочный молодой человек с бородой до самых ушей, а позади них сидела, раскачиваясь на ручке кресла, какая-то девушка в шортах и облегающей фигуру вязаной кофточке канареечного цвета. Девушка была рыжая, как Николя, но на этом и кончалось сходство между ними, потому что она отличалась необыкновенной красотой. Поль едва осмеливался смотреть на неё.
— Папа, Бернар, Элизабета, вот мой гость, — возвестила Марианна.
— Очень рад с вами познакомиться, мой юный друг, — сказал толстяк, крепко пожимая руку подошедшему к нему Полю.
Элизабета подавила зевок.
— Ну как, скоро обед? — спросила она.
— Да, да, сейчас предупрежу маму, что все уже в сборе, а вы пока усаживайтесь, — ответила Марианна.
Она скрылась в коридоре, в ту же минуту там скрипнула дверь, и в комнату проник запах жжёного сахара.
— Недурно пахнет, мама нас балует, — заметил аптекарь с видом человека, любящего хорошо поесть. — Ещё бы, в такой день! Ну, детки, к столу!
И так как Поль стоял в нерешительности, не зная, куда деваться, он сказал ему без обиняков:
— Садитесь, где вам угодно, это не имеет значения.
— Ну нет, папа, — запротестовала Элизабета, — он должен сесть рядом со мной, так принято.
— Ладно, как хочешь, дочка!
Элизабета нахмурила брови.
— Сколько раз я тебя просила: не называй меня «дочкой», а ты всё за своё!
— Да что ты, напротив, это очаровательно! — воскликнул Бернар. — «Дочка» звучит великолепно, будто, будто…
— Возможно, но мне не нравится.
Бернар, должно быть, нашёл её возражение смешным, потому что им овладел безудержный смех, которому вторил аптекарь. Оба смеялись, показывая пальцами на Элизабету, а та делала вид, что не смотрит на них; её красивые глаза сверкали, она казалась рассерженной, но вдруг выражение её лица изменилось, и она тоже расхохоталась.
— Оба вы сумасшедшие, — нежно произнесла она. — Ну что подумает этот малыш? Скажите, Поль, что вы о них думаете? Только откровенно.
— Не знаю, мадемуазель, — ответил Поль.
После этого безудержный смех возобновился с ещё большей силой и не смолкал, пока не вернулась Марианна с подносом, уставленным закусками, в сопровождении маленькой толстенькой женщины, подвижной и жизнерадостной; она несла дыню на блюде.
— Очень мило, что вы пришли, — сказала она Полю. — Отец, ты принёс вино из подвала? Для начала налей белое.
Господин Клуэ наполнил бокалы, и все без дальнейших проволочек выпили за здоровье обоих супругов. Госпожа Клуэ расчувствовалась и, краснея, смахнула украдкой слезу, а муж её заявил, что в этом новом платье она моложе, свежее и красивее, чем в первый день их знакомства. Двадцать лет супружества кажутся ему сном, добавил он. Уже двадцать лет! Как летит время!
— Помнишь, Лолотта, то утро… а тот вечер?..
— Да… Да… — сдавленным голосом шептала госпожа Клуэ. — И подумать только, что теперь настала очередь моей Лизетте выходить замуж! Ты помнишь её в распашонке?
— Да полно тебе, мама! Полно, папа! — возмущались Элизабета и Марианна, подбегая сперва к одному, потом к другому и целуя их. — Нашли время грустить!
— Прекратите сейчас же, а то остынет дыня! — пошутил Бернар.
К закускам все приступили растроганные и умилённые. Дыню нашли великолепной, а появление золотистых, зажаренных цыплят привело аптекаря в такое чудесное настроение, что он стал так и сыпать анекдотами.
— Знаем уже! — кричали дочери.
— А я нет! — заявлял Бернар. — Продолжайте, папаша.
Все болтали, ели, смеялись. Бернар поддразнивал Элизабету, Элизабета отвечала ему тем же, а Марианна, сияя от гордости за своё семейство, ловила взгляд Поля. «Ну, не восхитительны ли они оба?» — казалось, говорила она ему. Поль улыбался и молчал. К нему приставали с вопросами, как получилось, что он чуть не утонул, но от него ничего нельзя было добиться, кроме коротких «нет», «да»; в конце концов его оставили в покое. Впрочем, чета Клуэ не видела никого, кроме своих дочерей, не слышала никого, кроме будущего зятя, который принялся рассуждать о перспективах кино, о перспективах, целиком зависевших, само собой разумеется, от некоего режиссёра, по имени Бернар Масон. Надо начать всё с азов, полагал он, надо покончить со старыми формами, но прежде всего надо отыскать «атмосферу» — нечто фантастическое и в то же время реальное, что позволило бы зрителям с первых же кадров заявить: «Фильм такого-то, видна его рука!» О, всё дело в «атмосфере»!
— Например, тот кадр, которым начинается мой документальный фильм… Помните, Лизетта, крупным планом — босая нога рыболова? Ну признайтесь, ведь она выражает сразу всё: человека, море, меня самого. В этой ноге — целый мир.
— Гениальная мысль! — воскликнула Элизабета проникновенным тоном.
Отрезая крылышко цыплёнка, Бернар улыбнулся ей.
— Вы преувеличиваете, дорогая! — скромно произнёс он.
— Нисколечко! Она совершенно права! — потрясая вилкой, вскричал аптекарь.
— Бернар произведёт революцию в кино! — перещеголяла их Марианна. — Впрочем, я уже говорила об этом Полю. Правда, Поль, я вам говорила?
— Что? Ах да, конечно, — ответил Поль. — Конечно, Марианна.
Все выпили за здоровье будущего революционера в киноискусстве, который очень мило принял эту дань уважения своей грядущей славе. Белое вино уже оказывало свое действие, и теперь речь шла о том, где лучше Бернару снимать свой будущий фильм. Элизабета произносила «свой фильм» так, словно перечёркивала этими двумя словами всё, что существовало до него. Одни считали, что на севере, другие — на юге. Бернар признался, что он подумывает о Мексике.
— Но это так далеко, так далеко! — возразила госпожа Клуэ, с мольбой сложив руки. — Боже мой, что станет с моей Лизеттой, пока вы будете в этой стране дикарей, где с вами может случиться всё, что угодно! Хватит с меня Марианны, которая собирается уехать на Мадагаскар.
— Теперь уже нет дикарей, моя милая, — весело возразил ей муж, — но всё-таки, Бернар, я как раз хотел сказать вам…
И, пока госпожа Клуэ, всё ещё взволнованная, ходила за крем-брюле, он после крайне многословного вступления подал мысль, что здесь, на побережье, имеются мало кому известные места, где Бернар мог бы — по крайней мере, так ему, господину Клуэ, кажется — найти эту столь желанную «атмосферу».
— Я пойду с вами туда, — сказал он. — Устраивает вас?
Бернар ответил, что его «это вполне устраивает».
— Да, кстати, о местах, — продолжал господин Клуэ, поворачиваясь к Полю. — Не вы ли спрашивали мою дочь, где находится ресторан «Полярная звезда»?.. Что такое, что с вами?
Поль выронил из рук бокал. Содержимое его залило скатерть и штанишки Поля.
— Ничего, ничего, — успокоила его госпожа Клуэ, которая уже внесла крем. — Марианна, вытри скатерть, а вы, малыш, идите сюда, я почищу вам штанишки.
— Нет, нет! — так пронзительно крикнул Поль, что все подскочили.
Он снова сел и уже тише добавил:
— Благодарю вас, мадам, мне очень хорошо и так.
— Оставь его, мама, — сказала Марианна.
— Ну да, оставь, ему так прохладнее, — с добрым смешком добавил аптекарь. — Так о чём мы говорили? Ах да, о «Звезде»! Вы искали её, мой мальчик?
— Да, — прошептал Поль, — то есть я спросил у Марианны…
— Неудивительно, что она не могла ничего ответить: «Полярной звезды» уже давно не существует! Прекрасный был ресторан, клянусь честью, и дела в нём шли великолепно: он стоял на бойком месте, в самом начале Большой улицы. Кому-кому, а мне кое-что об этом известно — ведь я, как вы меня видите, был школьным товарищем Пьера Бланпэна, его владельца. Прежний владелец ресторана умер, и Пьер женился на его вдове: повезло, что и говорить! К сожалению, мой Бланпэн странный тип, вечно витает в облаках; это привело к тому, что он в два счёта развалил всё дело, и ему ничего не оставалось, как во избежание банкротства за бесценок продать ресторан…
