Елена Верейская - Фонарик (сборник рассказов)
— Тихо, товарищи, — сказал он властно. — Нина, не разводи истерики и паники, а слушай, что я скажу. У меня опыт в таких делах больше вашего. Конечно, дети поступили неосторожно, но я об этом с ними поговорю потом. Уверяю вас, всех вас уверяю: непосредственно сейчас никакая опасность здесь нашей гостье не грозит. Царской полиции повадки революционеров хорошо известны. Они отлично понимают, что со стороны Киросеньки было бы просто слишком наивно посылать детей на разведку из того дома, где она находится! Им, конечно, и в голову сейчас не придёт, что та, кого они хотят схватить, сидит в этом доме и ждёт детей с разведки.
Дедушка вдруг улыбнулся и посмотрел на внуков.
— А мои внуки недаром собираются быть артистами. Они, как видно, хорошо разыграли свою роль. И те мерзавцы в засаде поверили, что это просто ученики пришли к учительнице. За детьми они, конечно, проследили, а наш дом у них уже давно на примете. Нам надо ждать «милых гостей», а Киросеньке надо собраться и уходить…
— Вы правы, дедушка, — сказала Киросенька, обнимая старика и целуя его. — Вы, как всегда, правы, милый, мудрый дедушка! А вы, Нина Дмитриевна, напрасно обрушились на моих учеников, — они всё же оказали мне огромную услугу. И от чистого сердца! — Она подошла к Вове и подняла его опущенную голову. — Ну? Что нос повесил? Всё хорошо! Пусть те сидят в засаде, а я сейчас уйду, — и поминай, как звали!
— Куда?! — криком вырвалось у Вовы. — Куда же вы пойдёте?
— Конечно, не к себе домой! — ответила девушка. — На рабочих окраинах у меня столько друзей, что… — Она не кончила и оглянулась на Нину Дмитриевну. — Я сейчас уйду, — повторила Киросенька, — но в другом обличье. — Она вся выпрямилась и глубоко вздохнула. — Я уйду из этого дома дряхлой старухой. Нина Дмитриевна, помните, вы как-то давали мне старинный салоп вашей бабушки. И такой же капор. Помните, когда мы играли «Красную шапочку»? Давайте их сюда! А вы… — обратилась она к Юрию Ильичу, но он не дал ей договорить.
— Садитесь сюда, к свету! — сказал он, доставая краски.
Дети с напряжением следили, как тоненькие кисточки в папиных руках едва касались лица Киросеньки. Вот поседели брови… вот из уголков глаз побежали лучиками морщинки… вот опустились углы рта… на лбу легли глубокие складки, и вот уже старушка в старомодном салопе и капоре смотрится в зеркало и улыбается.
— Только ступки и помела не хватает!.. А теперь, дедушка, что вы за эти дни написали? Давайте сюда, я унесу в сумке. А у вас, Юрий Ильич? Наверное, есть новая карикатура! Всё давайте сюда, на дно какой-нибудь потрёпанной сумки. А сверху, Нина Дмитриевна, дайте простое мыло, мочалку, старенькое полотенце. Старушка в баню пошла… Если схватят, всё равно хуже не будет! А если удастся пройти… сами понимаете, как это пригодится!
— Правильно рассудила, умница, — сказал дедушка и дал Киросеньке несколько исписанных листков. Юрий Ильич принёс небольшой рисунок. Через весь лист сломя голову бежал царь Николай Второй. Лицо его — глупое и смешное — было донельзя испуганно. Горностаевая мантия сползла с плеч и волочилась за ним в пыли. А за ней катилась потерянная с головы корона.
— Очень хорошо! — улыбнулась Киросенька. — Так очень скоро и будет! А теперь до свиданья, друзья! Уверена, до скорого!
— В добрый час, Киросенька! — напутствовал её дедушка.
— Поцеловала бы вас, дорогие, — говорила девушка, пожимая руки Вове и Лёле, — да боюсь испачкать. А вы станьте у окна и смотрите. Я сразу перейду на ту сторону улицы и заверну в ближайший переулок. Проследите, не завернёт ли кто вслед за мной. Если нет, — значит, всё хорошо.
И она ушла через чёрный ход.
Едва дыша стояли дети у окна. Вот посреди улицы — прямо против их дома — показалась смешно одетая сгорбленная старушка. Мелкими шажками семенила она через улицу. Вот дошла до середины, поглядела направо, остановилась пропустить нарядную коляску и засеменила дальше к тротуару. Вскоре она завернула за угол переулка.
— Ну… теперь… — прошептал Вова.
По тротуару взад и вперёд шли люди. По одному, по двое. Дети следили за пешеходами не отрывая глаз…
Нет, ни один не завернул в переулок! Прошла минута, другая, третья… Ни один не завернул!
— Ушла! — услыхали они за собой голос мамы.
— А теперь, Нина, отдохни. Переволновалась ты, — заботливо сказал папа.
— Но я хочу знать, почему дети… — начала было мама, но папа решительно обнял её за плечи.
— Оставь детей в покое, — сказал он и увёл жену в спальню.
Дети остались одни и молча продолжали глядеть в окно. Смутно и тревожно было у обоих на душе… И они почему-то не могли посмотреть друг на друга.
— Дети, идите сюда! — позвал дедушка. Лицо его было строго, но не сердито. — Ну, Вова, теперь рассказывай всё.
Вова опустил голову и молчал.
— Мальчик мой, я не буду бранить тебя, — мягко заговорил дедушка. — Придумал всё это, конечно, ты и подбил сестру. Вы поступили легкомысленно, неосторожно, но намерения у вас были благородные. Надо было посоветоваться со старшими…
Вова вдруг поднял голову. Лицо его вспыхнуло.
— Посоветоваться!.. — перебил он дедушку, и голос его задрожал. — Разве вы бы пустили нас?! Почему вы считаете нас маленькими? Почему всё от нас скрываете?! Что мы, — глупые, ничего не понимаем?! Да, да, я вчера ночью всё слышал… я давно знал: вовсе не к своей маме уезжает Киросенька… Зачем нас обманывали?..
И Вова совершенно неожиданно для себя расплакался и бросился вон из комнаты.
В дверях Вову перехватил отец.
— Тише, сынок, тише, — прошептал он, — мама заснула, не надо тревожить её. — Папа сел и, продолжая обнимать Вову, сказал: — Ну, успокойся и расскажи всё, как было.
Вова молчал. Лёля подошла ближе; папа обнял и её. И тут заговорил дедушка.
— Не спрашивай их ни о чём, Юрий, — сказал он. — Мы с тобой тоже виноваты. Мы щадили больное сердце Нины и не подумали, что внучата мои уже всё могут понять. Ну, и точка, и больше нечего об этом говорить..
* * *Ночью, когда дети спали, пришли-таки «милые гости». На ордере на обыск внизу было написано:
«Поступить по результатам».
«Результатов» полиция не получила никаких. В квартире Шумовых было «чисто».
Уходя, пристав спросил:
— Такую Доценко Екатерину знаете?
— Как же, — ответил Юрий Ильич, — она наших детей в гимназию готовит. Только вот уже больше недели, как почему-то не показывается, уроки пропускает.
— «Почему-то»… — сердито буркнул пристав. — Вы от неё подальше. Смутьянка она, в войсках мутит.
Юрий Ильич изобразил на лице испуг.
— Да что вы?! Откуда мы могли знать? Мы её по объявлению в газете взяли,
— То-то, «по объявлению», — проворчал пристав.
* * *Снова в семье Шумовых водворился мир, но теперь дедушка рассказывал детям уже не сказки, а быль, мрачную быль. О Кровавом воскресенье 9 января, о годах своей подпольной революционной работы, о царских тюрьмах, о каторжных работах в гнилом, болотистом краю, где он и нажил ревматизм, лишивший его ног… И о смелых людях — революционерах, которые идут в тюрьмы, в ссылку, на смерть, чтобы помочь своему народу вырваться из рабства…
— Я, когда вырасту, буду революционером и прогоню царя! — воскликнул как-то Вова.
— И я! И я! — подхватила Лёля.
Дедушка улыбнулся.
— Нет, дети, — сказал он, — пока вы вырастете, царя уже не будет! — И дедушка взволнованно заговорил: — Это неизбежно, и это будет в ближайшие дни! Ведь уже все понимают, что дальше так продолжаться не может! Не только рабочие, а студенты, служащие, вся интеллигенция! Народ требует: «Дайте хлеба! Долой войну! Долой царя!..» Заводы бастуют. Теперь всё зависит только от того, когда армия перейдёт на сторону народа. И ты же слышал, Вова, что говорила Киросенька, — понимают солдаты, кто им настоящий враг!
— А где-то наша Киросенька? — вздохнула мама.
— Если жива, у неё дел сейчас по горло, — сказал дедушка.
* * *Папа с мамой ушли из дому. Мама умоляла детей не выходить на улицу. Ведь мало ли что может случиться в такое время. Вот вчера на Петроградской стороне толпа разгромила булочную. На Лиговке убили двух городовых. За Невской заставой офицер застрелил на месте рабочего, крикнувшего: «Долой царя!» — тут же толпа растерзала офицера… Нет, детям не место сейчас на улицах!
— Хорошо, мама, — кротко обещала Лёля.
Вова промолчал.
Время тянулось медленно. Дедушка, утомлённый волнениями этих дней, уснул.
— Лёля, — сказал Вова, — ведь у нас ни крошки хлеба нет. Вчера не достали. Сходим в булочную, — может, привезли…
— А мама… — начала было девочка.
— Так мы же не по улицам пойдём! Только за угол — до булочной. Пошли!
На булочной висел замок. В окно было видно, — на полках пусто. Но очередь уже стояла. Вчера весь день не было хлеба… Может быть, сегодня привезут?
