Тамара Михеева - Лысый остров
Не знаю, как это опять получилось. Я сидел рядом с Роськой, смотрел на картинку на куске гладкой коры, который она держала в руках, слушал рассказ Локи, и вдруг почувствовал, что вокруг меня всё совсем другое. Воздух другой, деревья другие, хоть и похожие, дома… И я совсем не удивлялся, что уже не сижу в доме рядом с друзьями, а иду по городу мимо белых домов, вижу женщин, высоких и смуглых, которые, завидя меня, отрываются от дел и смотрят вслед. Я вижу мужчин в холщовых рубахах ниже колен, подпоясанных красивыми поясами из кожи; детей с выгоревшими на солнце волосами. И вдруг я понял, что я — это уже не я, а светловолосый Локи из племени анулейцев, сын чужеземца и Зое, которая рисовала так хорошо, что ей завидовали мужчины. У меня, Серёжи Листа, опять началась раздвижка сознания.
Совет Отцов всегда собирался в одном и том же месте. За домом Вождя виднелась специальная круглая беседка, вся увитая плющом и диким виноградом так, что сидящих в ней не было видно. Но слышно-то всё равно было. Особенно, если Отцы начинали спорить. Конечно, подходить к этому месту нельзя никому, кроме Вождя, ведуна и Отцов. Но Локи нарушил запрет. Когда тихо и печально протрубил рожок, возвещая о начале Совета и требуя тишины в городе, Локи уже сидел позади беседки, прислонившись спиной к платану. Со всех сторон его скрывали кусты акации и заросли хмеля. Эти заросли вплотную подходят к беседке Совета. Локи всё слышно. Будто он сам сидит на Совете, только глаза закрыл.
Локи и сам не знал зачем пришёл сюда. Зачем непременно нужно было первым узнать, кого пошлют Отцы к Богам. Может быть, оттого, что злой шёпот за его спиной («Если бы Локи не забрал жизнь Киро, тот спас бы нас от мора!») как-то незаметно стал сменяться тихим перешептыванием:
— Локи — новый ведун, он пойдёт к Богам и спасёт нас. Недаром он, едва успев родиться, спас страдающую энко Киро, которого околдовали Зое и чужеземец!
Но за десять лет, что Локи прожил на свете, слишком много всякого слышалось за его спиной, и он перестал замечать эти слова. Нет, не из-за людской молвы нарушил Локи запрет и пробрался в тайник у беседки. Всему причиной был его дед. Дедушка у Локи ещё не старый, весёлый у него дед и сильный. Свой гончарный круг он крутит так ловко, что Локи давно решил тоже стать гончаром. Вот как раз недавно исполнилось Локи десять лет — пришло время выбирать ремесло, которое станет твоим на всю жизнь. Конечно, из-за голода дед ослабел, как и все, но всё равно он не поддавался болезням и напастям. «Всё, — говорил, — образуется. Солнце и Дождь не оставят нас». А вчера вдруг уронил на пол свой новый горшок. И даже поднимать осколки не стал, отвернулся, но Локи успел увидеть, что дед плачет.
— Чувствую я, сынок, — сказал он хрипло, — тебя отправят к Богам за милостью.
И за весь день дедушка не проронил больше ни слова.
Конечно, это большая честь, если отправят его, Локи. Ведь это значит, что Отцы и всё племя признаёт, что он ведун, ведь только ведуны говорят с Богами. Значит, он, Локи, сын Зое, самый достойный из всех. С плохим человеком Солнце и Дождь не будут разговаривать, даже на порог своего Небесного Дома не пустят! Он спасёт свой народ, о нём сложат песню и будут петь детям.
Но вместе с чувством гордости навалилась на Локи чёрная тоска. Уйдя к Богам, он никогда, никогда больше не прикоснётся к жёстким дедовым рукам, не сможет больше замешивать для него тёплую красно-коричневую глину. Локи больше не будет играть со своей маленькой рысью Танкой, не увидит, как она вырастет из котёнка в настоящую взрослую рысь — священное животное анулейцев. Он больше никогда, никогда, никогда не почувствует на своей лохматой голове тяжёлую, горячую руку деда, а сам уже никогда не запустит руку в густую Танкину шерсть. Не проведёт ею по огромным гладким валунам в старом городе. Не поймает на себе быстрый взгляд черноглазой соседки Олы. Не увидит, как отражается в капле росы паутинка. Не пробежится босиком по священной дороге. Не научится у своего друга Бира делать свистульки из стручков акаций. Не полежит больше на бугорке с особенной шелковистой травой — на маминой могиле. Не увидит быстрый ход облаков в ветреный день. А ему ещё надо успеть достроить игрушечный город из разноцветных камней и отыскать в лесу цветок папоротника… А самое главное — мама. Ведь если он уйдёт сейчас к Богам, вместе с ним умрёт и мамина душа. Как Киро умер, не оставив детей. Его одного, Локи, оставила на земле красавица Зое, а если он уйдёт к Богам, у него уже не будет детей, и мамина душа не сможет возродиться в следующих поколениях. Конечно, тело её дало жизнь цветам и травам, что растут на её могиле, но душа Зое умрёт навсегда без Локи. И душа дедушки тоже, ведь кроме Локи у него никого нет.
Нет, не может быть, чтобы Отцы выбрали его. Ничего такого Локи не совершил, чтобы быть достойным, наоборот! Да и не умеет он говорить с Богами, он обыкновенный мальчик. Дед просто наслушался дурацких разговоров на улице!
«Пусть я нарушу запрет, — думал Локи, прячась в зарослях, — зато узнаю, что решат Отцы, и успокою дедушку, а то он все горшки перебьёт».
Страх от мысли, что все-таки выберут его, Локи старательно заглушал. Наконец, Вождь заговорил, и Локи весь обратился в слух.
— Старейшины родов, Отцы семейств, вы все знаете, что от нашего решения зависят судьбы детей. Солнце и Дождь — вашим мыслям. Говори ты, Фед.
Фед… У него волосы, как серебро, из которого его род из века в век делает наконечники для стрел и украшения для женщин. У него лучистые глаза и улыбчивый рот. У него чудесная внучка Ола, соседка Локи.
— Что я скажу вам, дети Дельфина… Чем прогневили мы Богов, нам уже не узнать, но промедление только приближает голодную смерть наших детей. Нужен ведун, но его нет.
— Все говорят, что Локи, сын Зое, новый ведун.
Это Дот. Он молодой, но он самый старший из мужчин в своём роду. Он брат Киро.
— Сын Зое и чужеземца, — поправил Вождь. — Ты не должен забывать этого. Дот.
Локи представилось, как Вождь, говоря это, поглаживает свою густую русую бороду. Глаза у Вождя строгие и грустные. Все слушаются человека с такими глазами.
— Говори ты. Tax.
— Мне нечего сказать вам, братья, кроме того, что и так ясно. Дот говорит, что мальчика Локи считают ведуном, но он не сказал, что многие из нашего народа уверены, что он кедон. Я не знаю, кого нам посылать к Богам, но я знаю, из-за кого начался этот мор.
У Таха много детей. И язык у него хороший, может долго, красиво говорить. Если он уговорит Совет, что Локи — кедон, то Локи убьют. После него, его мамы и дедушки ничего не останется, даже песни, ведь имена кедонов не хранят в памяти. А после Таха останется много детей.
— Локи недавно исполнилось десять лет, — будто только что поняв что-то важное, сказал Дот. — Я знаю, он ровесник моего племянника Бира… Пришло его время выбирать ремесло…
— А тут мор, — вкрадчиво продолжал Tax.
— Будто сами Боги говорят нам, что Локи предназначено идти к ним.
— То есть, что он ведун? — насмешливо уточнил Дот. Tax промолчал, и Локи показалось, что он пожал плечами: думайте, как хотите, я сказал, как есть.
— Но Локи не проявляет себя, как ведун, — возразил И но, самый старший из Совета, глава Локиного рода. — Всех ведунов видно сразу, они не похожи на других.
— Локи тоже непохож!
— Да чем же? Тем, что кожа у него была белее нашей, когда он родился? Не забывайте, что его отец из чужой земли и был белокож. Солнце же приняло мальчика в свою семью, сейчас его не отличишь от остальных анулейцев.
— У Локи очень громкий голос, Ино, громче всех.
— Мы не знаем, какими голосами обладают люди из племени его отца. Может, голос тоже достался ему по наследству?
— Кажется, старый Ино жалеет сына своего рода и не хочет спасти других, — заметил Онго.
Онго огромного роста. Молодые деревья он с корнем вырывает из земли, хотя лет ему уже немало. Но его силу никто не принимает за дар ведуна. Онго можно понять — в его семье больше всего голодных смертей.
— Конечно, — спокойно согласился Ино.
— Разве отец не должен жалеть своих детей? Если мы выберем Локи, а его дед умрёт от горя и старости, одной семьёй в нашем роду будет меньше. Мы потеряем искусных гончаров. Не забывайте ещё, что Хвосты сильно виноваты перед гончаром Хотой: они убили его единственную дочь.
— Она сама лезла под стрелы, будто разум оставил её! — вспылил Фед, чей сын был одним из тех Хвостов.
— Зое хотела спасти отца своего ребёнка, мы не можем осуждать её, — возразил ему Вождь. — Зое убила случайная стрела, никто не хотел её смерти. Но мы виноваты перед Хотой. Хотя и он, и его дочь Зое тоже виноваты перед нами: им не надо было пускать чужеземца в свой дом.
— Разве бы ты или любой из нас оставил умирать в лесу раненого зверем человека? — спросил Ино. — Нет, за Хотой и Зое нет вины.
