Андрей Жвалевский - Шекспиру и не снилось!
— Чего толкаешься?!
И схватил за рукава куртки. Витька даже обидеться не успел. Все-таки чему-то его за полгода на самбо научили, потому что руки сами собой сорвали Юркин захват. Цыбулько свирепо зарычал и бросился на Витьку головой вперед. Тут уж Витька поступил обдуманно, сделал шаг в сторону, подставил ногу, подкрутил соперника — и мягко шлепнул его на пол. Очень аккуратненько, чтобы не сломать ничего. А потом еще зачем-то лег сверху и зафиксировал Цыбульку в задержании. Тот чуть не плакал, вырываясь, а Витька мучительно соображал, чего же теперь делать. Драться с Юркой он совершенно не собирался, а лежать так было глупо. Хорошо, что одноклассники подоспели, оттащили Витьку (тот и не сопротивлялся), подержали Цыбульку за руки, пока тот орал:
— Я тебя достану, понял! У меня брат боксер!
Витька не очень понял, причем тут брат — Цыбулько ведь сам полез драться. Криво ухмыляясь, чтобы скрыть смущение, он подобрал свой рюкзак и двинулся к выходу.
* * *Брат Юрки действительно оказался боксером. К тому же на два класса старше. На голову выше и заметно шире. Они стояли на пустыре друг напротив друга и молчали. За спиной у каждого на приличном удалении топтались одноклассники. Цыбулько-младший нервно вертел головой. Его брат таращился на Витьку без всякого выражения. Витька чувствовал себя идиотом, да и всю ситуацию идиотской. Он драться не собирался, но на большой перемене подошел Никита и строго сообщил:
— После уроков за стадионом тебя Цыбулькин братан ждет.
— Зачем? — удивился Витька.
— В смысле? — уставился на него Никитос. — Ты же его брату навалял. Вот, махаться будете!
Витька смотрел в ясные глаза друга и понимал, что следующий вопрос «Зачем?» будет понят неверно. Никита просто решит, что Витька испугался. И раззвонит всем. Поэтому Витька промолчал.
И сейчас не знал, что сказать. Он видел пару драк «один на один», но там соперники сами лезли в бой, долго обзывались и грозились. А тут — стоят и молчат.
Юрка не выдержал первым:
— Че, заснули? Давайте уже!
Его брат, не меняя выражение лица, неожиданно махнул рукой.
Перед глазами Витьки резко потемнело, и на этом фоне особенно хорошо были заметны ярко-золотые искры, похожие на метеоритный дождь. Витька однажды видел такой в бабушкиной деревне.
Он поморгал немного и понял, что лежит на земле. Это его удивило — он не помнил, чтобы падал. Цыбулькин брат равнодушно смотрел сверху. «Дебилизм какой-то, — подумал Витька. — И чего теперь?»
К Цыбульке-старшему подлетел Юрка. Полюбовался Витькой и сказал:
— Все? Понял?
Витька кивнул, хотя по-прежнему не въезжал в происходящее.
— Пошли!
Цыбульки ушли, и тут Витька вдруг понял, что голова очень болит. И особенно — левый глаз. Кто-то помог подняться и дойти до квартиры, но Витька не заметил кто. Он всю дорогу думал только о том, как скрыть фонарь от родителей. Так ничего и не придумал, потому что башка трещала все больше. А еще потому, что чувствовал себя все глупее и глупее.
Войдя на кухню, обнаружил там папу, который по случаю отгула сидел за столом в одной майке и шортах, с банкой пива в руке.
— Ого! — отец уставился на фингал.
Витька понял, что очень устал, и плюхнулся на стул.
— Гопники, что ли? — отец с угрозой поднялся над столом.
«Он что, — отрешенно подумал Витька, — собирается гопников сейчас ловить?».
— Нет. Просто подрались. Один на один.
Папа сразу успокоился.
— Ясно… Ты ему хоть накидал?
Сил врать не было никаких.
— Нет. Он на два класса старше. И боксер.
— И ты все равно с ним махался? Мужик!
Тут папа вдруг открыл холодильник и выудил оттуда неоткрытую банку пива.
— Держи! — сунул он банку Витьке. — Я сейчас.
Оставшись один, Витька повертел банку в руках. Ну, а с другой стороны, почему нет? Он ведь теперь мужик, а мужики пьют пиво. Открыл банку и осторожно отхлебнул. Пиво оказалось противным — горьким и кислым. Но Витька мужественно сделал еще один глоток. Настоящим мужикам приходится и не такое пить. «И все-таки, — спросил он сам себя, — зачем мы дрались? В чем смысл?»
— Господи! — раздался над ухом голос мамы. — Ты еще и пьешь!
Она выхватила банку из витькиных рук.
— Это папа… — попытался оправдаться тот.
Мама тут же обернулась к отцу.
— Я же не для этого! — папа клятвенно прижал руки к груди. — Это же… к глазу приложить! Холодненькое!
Потом мама охала и ахала, требовала, чтобы Витька сказал, кто его побил, попутно набивая полотенце льдом из морозилки.
— На, приложи! А ты… — обратилась она к отцу, — у тебя вообще мозги есть? У него, может быть, сотрясение! А ты ему пиво!
— Спокойно! — отец уже сидел на своем законном месте во главе стола и чувствовал себя уверено. — Это анастезия!
— Какая анастезия! Это же ребенок!
— Ничего подобного! — отец отхлебнул из банки. — Это настоящий мужчина! Да, сын?
Витька слабо кивнул.
Теперь он знал, как себя чувствует настоящий мужчина: немного глупо, немного шумит голова и очень болит глаз.
Типа, короче, смотри
Вероника Александровна, редактор с тридцатилетним стажем, иногда брала работу на дом. Не только ради денег — просто кругом столько безграмотности и неумения составлять слова в предложения! Даже на телевидении! Вероника Александровна надеялась хоть чуть-чуть повлиять на ситуацию, причесав и пригладив еще несколько статей, речей и рукописей.
Она как раз трудилась над выступлением одного прославленного академика, когда в квартиру влетел, как метеор, ее внук и душевная боль — Никита.
— Баб! — заорал он с порога. — Короче…
Вероника Александровна чуть не застонала. Прославленный академик был по образованию агроном, и править его мудрые мысли было сущим мучением. А тут еще внук со своим «короче». А ведь она ему тысячу раз говорила!
— Без «короче»! — строго сказала Вероника Александровна, не отрываясь от распечатки.
Никита приплясывал от нетерпения, но спорить не стал — так ему хотелось поведать хоть кому-нибудь распирающую его новость.
— Смотри… — начал он, но и это слово бабушка-редактор считала паразитом.
И не без оснований.
— Без «смотри»! — и она быстрой рукой черкнула в лежащей перед ней странице.
Так хирург-онколог стремительно вырезает злокачественную опухоль, пока она не дала метастазы. Внук сжал кулаки. Он знал — когда бабушка в таком состоянии, лучше подчиниться.
— Типа…
— Какое «типа»? Что за «типа»?! — Вероника Александровна бросила на внука свирепый взгляд поверх очков.
Это был взгляд советского снайпера, который взял на мушку фашистского фельдмаршала. От бессилия Никита замахал руками.
— Баб! — почти заплакал он. — Короче, смотри!
— Никита!
— М-м-м… Короче…
— Без «короче»!
— Ну… типа, смотри…
— Никита, что я тебе говорила по поводу слов-паразитов?
— Что? А, ну да… Короче, смотри…
— Без «короче»! И без «смотри»!
— Типа… то есть… короче… нет-нет! Баб! Смотри…
— Никита!
Бедный Никита в отчаянии тряс кулаками перед носом Вероники Александровны, но она не собиралась сдаваться. И, как назло, внук не мог начать рассказ без слов, которые вызывали у бабушки изжогу.
— Баб! Ну чё ты? Смотри… Ой, блин…
— Никита! — Вероника Александровна поняла, что повышает голос на ребенка, и постаралась взять себя в руки. — Если я еще услышу от тебя эвфемизм грязного выражения…
— Ну, баааб! Ты послушай! Смотри… Нет! Я… в смысле… ну, короче…
Никита понял, что еще немного — и он выхватит у бабушки стопку листов и порвет на мельчайшие кусочки. Он закусил губу и тихонько завыл. Вероника Александровна не собиралась приходить ему на помощь.
Неизвестно, чем бы закончилось дело, если бы не зазвонил домашний телефон. Никита схватил его, как умирающий от жажды в пустыне путешественник хватает флягу с водой.
— Да? Ага… — по лицу внука бабушка догадалась, что фляга оказалась пустой. — Баб, это тебя!
Сунув Веронике Александровне трубку, Никита помчался на кухню, на ходу доставая мобильник. Бабушка проводила его неодобрительным взглядом и только после этого поднесла телефон к уху:
— Алло? Да, Леночка, читаю… Ну как тебе сказать… Не Чехов, надо признаться…
С кухни доносился возбужденный голос Никиты: «Короче, смотри! Там сейчас Витька подрался!.. Типа я вру?!.. Короче, смотри…»
Вероника Александровна поморщилась и прикрыла свободное ухо рукой:
— Да, Леночка, я слушаю… Нет, тут малой кровью не обойдешься! «Нельзя не признать, что мы достигли…» Ну зачем это?! Почему нельзя просто «Мы достигли»? Или «нелишним будет отметить…», «со всей очевидностью надо признать…». Зачем это все? А вот вообще шедевр: «Не стоит останавливаться на том, что следует упустить из фокуса нашего дискурса…» Господи! «Упустить из фокуса»! Белинский в гробу весь извертелся! А за «дискурс» я его вообще распять готова! Я не буду это редактировать!
