Эдуард Басс - Цирк Умберто
— Да, господин директор.
— Значит, я не ошибся. Первые липицианы цирка Умберто, о которых я тебе рассказывал, Люда, были питомцами конюшен Годмезё-Вашархей. Тавро: большое «П» с короной, выжженное на левом бедре, правильно?
— Совершенно верно.
— Надеюсь, дедушка, — произнесла Людмила с сияющими глазами, — ты приедешь взглянуть на них? Мы с Марио были бы счастливы, если б ты вообще остался у нас.
— По совести говоря, я предполагал дожить свой век в Праге. Но представься случай снова заняться лошадьми… Я, дети, немало повидал, узнал, испытал и должен сказать, что самое прекрасное — это работа с лошадью. Конь — изумительное животное, благородное, совершенное…
На Вашека нахлынули воспоминания, и глаза престарелого наездника зажглись. Он вдруг увидел их всех сразу: малюток Мери и Мисс, огненного Сантоса, добродушную Адмиру, Шери, на котором гарцевала Агнесса, Еленкиного Аякса, буланую Валентину, кокетливую Дагомею, Лепорелло, Сириуса, Кисмета — бесконечную вереницу лошадей, которых он боготворил с детства.
— Кони… Кони… — повторял он с нежностью, и взгляд его блуждал в далях прожитой жизни. — Вы были украшением цирка Умберто… Были и остались… моей единственной любовью…
— Вот видишь, дедушка, — ласково подхватила Люд-мила, — а лошадки ждут тебя у нас, в Годмезё-Вашархей, у Сегеда. Там ты найдешь и липицианов, и чистокровных английских, и беговых, и тяжеловозов, каких там только нет лошадей… Конюшни огромные, но, для того, чтобы они завоевали европейскую известность, нужна опытная рука.
— Ах, Люда, это было бы прекрасным завершением моей жизни. Может быть, я и приеду. Думаю, что приеду, девочка. Да, да, непременно приеду.
— Там для тебя есть все, дедушка, ты будешь вполне счастлив. Только конюшни пока без названия. Впрочем, Марио уже решил, как их назвать.
— Как же, господин Марио? Это весьма существенно, — обратился Карас к молодому графу.
— Они будут носить имя, которое звучит для меня красивее всех имен, господин директор, и которое, как я только что узнал, было предназначено мне самой судьбою: имя Умберто.
— «Конюшни Умберто»! — воскликнул семидесятилетний Вашку. — «Конюшни Умберто»! Дети, еще бокал! За их процветание! Воистину замечательно, как это имя, переходя от одного к другому, живет и не увядает, словно ему предначертано бессмертие. Ни дать ни взять — новоявленный феникс! Зверинец, цирк, варьете, балет, а теперь конюшни скаковых лошадей! И каждый раз нечто такое, чем люди занимаются не только ради хлеба насущного — их неодолимо влечет к высотам огонек совершенства! Вот за это-то я почитаю и люблю имя Умберто! Ваше здоровье, дети! Мир прекрасен, огонь неугасим — цирк Умберто будет жить вечно!
Олег Михайлович Малевич
ЭДУАРД БАСС И ЕГО РОМАН «ЦИРК УМБЕРТО»
Когда на страницах чешской газеты «Лидове новины» из номера в номер печатался роман Эдуарда Басса «Цирк Умберто», читатели были уверены, что произведение написано человеком, который сам не один год провел на цирковой арене. Многочисленные письменные, телефонные и личные запросы осаждали автора. И тому пришлось настойчиво убеждать читателей, что художнику нет надобности посвящать себя новой профессии, если он хочет достоверно воссоздать своеобразие заинтересовавшей его среды. «Тремя самыми знаменитыми в мире артистами, какими не смог бы похвастаться даже цирк „Барнум и Бейли“, было трио Длинный, Толстый и Глазастый, а это трио со всеми его удивительными историями выдумал сказочник, — писал Басс. — Если такую великолепную троицу сумел создать один из вас, людей никому не известных, почему следует отказывать в мифотворческой способности тем, кто пользуется известностью?» И тем не менее читатели «Цирка Умберто» не совсем ошибались. В единственном романе Эдуарда Басса органически слился весь его богатый жизненный и литературный опыт, в книге немало личного и даже автобиографического.
Первый день нового, 1888 года, стал для Вацлава Шмидта, владельца фабрики щеток близ Праги, двойным праздником: у него родился сын Эдуард. После окончания реального училища молодой наследник отправился представителем отцовской фирмы в Швейцарию. Некоторое время он посещал цюрихский политехнический институт. Только в 1914 году банкротство отца навсегда освободило Эдуарда Шмидта от обязанностей коммивояжера и неприятной для него перспективы стать фабрикантом. Неприятной по двум причинам: во-первых, с этим положением было бы трудно совместить радикально-анархические взгляды, которые он исповедовал после знакомства с литераторами и художниками, группировавшимися вокруг поэта-революционера Станислава Костки Неймана; во-вторых, молодого человека привлекало совсем иное жизненное амплуа — амплуа артиста кабаре и сатирика.
В 1906 году на эстраду пражского ресторана «У белого лебедя», того самого ресторана, где один из главных героев «Цирка Умберто», старый Антонин Карас, слушал концерт духового оркестра 102-го пехотного полка, впервые вышел неизвестный молодой декламатор и прочел стихи революционно настроенных чешских поэтов Франтишека Гельнера и Франтишека Шрамека. Стихи эти звучали вызовом не только австрийскому милитаризму и бюрократии, но и чешскому мещанству. Время было бурное. Русская революция 1905 года всколыхнула Чехию, где национально-освободительное и демократическое движение вылилось в массовую борьбу за всеобщее избирательное право. Бунтарский задор молодого чтеца нашел отклик в сердцах слушателей. Выступления его стали постоянными, и его имя должно было появиться на афише. Однако восемнадцатилетнему артисту вовсе не хотелось, чтобы его сценические успехи стали известны почтенным родителям. Сыграло свою роль и еще одно обстоятельство: гвоздем программы в «Белом лебеде» был старый народный комик и куплетист Франтишек Леопольд Шмид. Шмидт и Шмид в одной программе никак не устраивали владельца ресторана. Тогда и возникла впервые фамилия Бас (первоначально с одним «с»), вероятно — как намек на безуспешные попытки хозяина «Белого лебедя» заставить юного чтеца петь. Вскоре репертуар дебютанта пополнился стихами собственного сочинения. С 1910 года Басс и небольшая группа его друзей начали выпускать сатирические «Летаки» («Летучки»), Издание держалось на энтузиазме, гонорара авторы не получали, листовки выпускались анонимно, но передовой молодежи было хорошо известно, кому принадлежат остроумные стихи и рисунки. Куплеты и юморески Басса публикуются на страницах левой печати, нередко соседствуя с рассказами Ярослава Гашека и карикатурами Йозефа Лады. И все же выступать на сцене и писать приходилось урывками: писатель по-прежнему разъезжал по Чехии и близлежащим странам, рекламируя изделия отцовского предприятия. Весной 1913 года в курортном городке Лугачовицы молодой коммивояжер после заключения очередной сделки заглянул в местный театр. Здесь гастролировало студенческое кабаре «Червена седма» («Семерка червей»). Среди артистов Басс узнал нескольких товарищей по гимназии. Он с радостью вступил в это «содружество остроумных людей», став душой и постоянным автором труппы. При его участии «Червена седма» превратилась в театральный ансамбль высокого профессионального уровня с политически острым и своеобразным репертуаром.
Дальнейшим успехам Басса и его товарищей помешала война. В 1916 году Басс становится директором кабаре «Рококо», а затем воскрешает на кооперативных началах содружество «Червена седма». Популярность труппы росла одновременно с новым подъемом революционного движения, в результате которого 28 октября 1918 года была провозглашена независимость Чехословакии. В эти годы маленькая сцена первого подлинно чешского литературного кабаре превращается в трибуну поэтической публицистики и сатиры. Эдуард Басс одновременно и коммерческий директор, и художественный руководитель, от вкуса и знаний которого зависят разнообразие и единство стиля программы, и актер (так, например, он один представляет в лицах заседание буржуазного парламента), и автор значительной части репертуара (куплеты, тексты песен, комедийные сценки, пародии, юморески).
«Червена седма» развертывает также издательскую деятельность: в 1917–1919 годах Басс редактирует сатирический еженедельник «Летаки», а в 1919–1921 годах журнал «Шибенички» («Шутки висельника»).
Сатирический огонь кабаре «Червена седма» и его печатных изданий был направлен не только против представителей желтокоричневой реакции (так называли сторонников Габсбургской монархии — по цветам австро-венгерского государственного флага), но и против тех, кто красно-сине-белым флагом независимой республики стремился прикрыть своекорыстие и продажность. Басс и его соратники воздают по заслугам разбогатевшим на войне спекулянтам, махровым австрийским бюрократам, устроившимся на теплые местечки в новом государственном аппарате, лицемерным клерикалам, буржуазным политиканам, оппортунистическим лидерам социал-демократии. Но когда в декабре 1920 года чешский рабочий класс начал прямую атаку на капитал и над шахтерским городом Кладно зареяли красные знамена пролетарской революции, среди участников кабаре «Червена седма» начались разногласия. Сам Басс, считавший себя человеком с «социалистическим мироощущением», не сумел разобраться в сложной политической обстановке и тщетно пытался встать над борющимися лагерями, осуждая оголтелую травлю коммунистов, но вместе с тем нередко отпуская в их адрес сатирические шпильки. Вскоре он расстается с кабаре и вступает в редакцию формально беспартийной, но по своему политическому характеру буржуазно-либеральной газеты «Лидове новины».
