Владимир Машков - Как я был вундеркиндом
Мама сказала, что сейчас поедет домой, разыщет меня у Гриши, а бабушке велела спокойно сидеть и ждать от неё звонка.
Но бабушка спокойно сидеть не умела. Она обзвонила всех моих учителей и, конечно, ничего не узнала.
Тогда бабушка заметалась по квартире. Как ей не хватало дедушки — было бы на ком разрядить накопившееся напряжение. Но дедушка, словно угадал, взял да уехал на рыбалку. Бабушке ни на мгновение не приходило в голову, что я мог отправиться вместе с дедушкой.
Наконец позвонила мама. Она нашла Гришу и допросила его с пристрастием.
— Он клянётся, что уже целую вечность не видел "вашего вундеркинда", — сказала мама. — Я думаю, что он говорит правду, — он действительно не знает, где Сева.
— Так где же он? — закричала бабушка.
— Будем обзванивать больницы, — мама не теряла присутствия духа.
И мама с бабушкой по очереди стали звонить в больницы, пытаясь узнать, не попал ли к ним очень симпатичный мальчик по имени Сева, а по фамилии Соколов. Но во всех больницах отвечали, что сегодня попадали к ним, к сожалению, очень симпатичные мальчики, но среди них не было, к счастью, Севы Соколова.
Оставалось последнее — милиция. Бабушка позвонила туда и рассказала всё.
Но бравые милиционеры не успели сесть в патрульные машины, чтобы мчаться на поиски Севы Соколова, потому что он (то есть я) вместе с дедушкой вошёл в дом.
Бабушка обняла, расцеловала меня, а потом зашумела:
— Меня не удивляет, что он (красноречивый жест в сторону дедушки) может совершить глупость, но чтобы ты, такой взрослый, такой самостоятельный, мог не пойти в школу, а поехать на рыбалку, такое у меня в голове не укладывается…
— У мальчика ноги замёрзли, — перебил дедушка. — Надо их растереть, а не болтать…
Бабушка величественно повернулась к дедушке:
— Если он заболеет, я не знаю, что с тобой сделаю.
Тут как раз появилась моя мама, которой успела позвонить бабушка, и они вдвоём раздели и разули меня, уложили в кровать, стали растирать ноги, давать горячее питьё…
Я испугался за дедушку, которому бабушка так сильно пригрозила, и решил — во что бы то ни стало не заболеть. Я старался изо всех сил. Я глотал все таблетки, какие мне давали. Я пил самое невкусное питьё, какое мне предлагали. Я, стиснув зубы, терпел, пока бабушка по очереди с мамой натирали мне свиным жиром пятки, чуть не сдирая с них кожу…
Но ничего не вышло. К вечеру у меня подскочила температура, и я заболел.
Через три дня, когда температура спала и я немного ожил, ко мне подошёл дедушка. Мне страшно хотелось узнать, а что же с ним сделала бабушка.
— Попало тебе за меня? — сочувственно спросил я.
— Переживём, — подмигнул он мне. — Другой раз валенки обуешь, и будет всё в порядке…
Я рассмеялся. Ах, лучше моего дедушки нет никого на свете.
СОВЕСТЬ МОЛЧАТЬ НЕ МОЖЕТ
— Тяжёлый случай, — протянул Гриша, когда я ему поведал обо всём, что вы знаете из предыдущих глав, если вы их, конечно, прочитали.
Так говорят врачи, когда становится ясно, что они уже помочь больному не в силах, и остаётся теперь надежда на самого больного.
Гриша узнал от моей мамы, что я простудился, и пришёл меня навестить. Я страшно ему обрадовался.
Гриша вытащил из сумки баночку, завёрнутую в газету.
— Малиновое варенье — лучшее средство от простуды, — авторитетно заявил он.
— Так что же мне делать? — я уставился с надеждой на Гришу.
— По две чайные ложки на стакан кипятку, и как рукой снимет.
— Я не про то, — рассердился я. — Как мне быть с учителями?
Гриша задумался. На его огненно-рыжей голове вихры торчали, как антенны.
Вдруг глаза Гриши загорелись, словно лампочки. Наверное, он нашёл выход.
— Очень просто, — воскликнул Гриша. — Тебе надо сделаться двоечником и лентяем.
— Как? — опешил я. — Я не сумею.
— Нет ничего проще, — убеждал меня Гриша. — Не волнуйся, я тебя научу.
— А что надо делать? — Я не имел никакого представления о двоечниках и лентяях.
— А ничего, — просиял Гриша. — Ничегусеньки, ни капельки, палец о палец не надо ударять…
— А совесть? — тихо спросил я.
— Совесть? — Гриша удивлённо раскрыл глаза.
Что делать с совестью, Гриша не знал. Совесть не входила в его планы. Она путалась у него под ногами. А раз совесть мешала Грише, он решил её отбросить.
— Знаешь что, — твёрдо сказал Гриша. — Совесть должна молчать.
— Совесть молчать не может! — воскликнул я. — На то она и совесть.
Гриша уныло свесил рыжую голову. Своими вопросами я ставил его в тупик.
Но на то он был Гриша, что мог выпутаться из самого трудного положения.
Он положил мне руку на плечо и глянул прямо в глаза:
— Я понимаю, что трудно, но надо… Если ты, конечно, хочешь избавиться от учителей…
— Хочу, — я сел на постели.
— Ну это же так просто, — растолковывал мне Гриша, как младенцу. — Тебя спрашивает учительница музыки: "Какая это нота?" Ты отлично слышишь, что это "до", но отвечаешь "ре" или "соль". Тут ты можешь говорить всё, что взбредёт тебе в голову… Главное, — Гриша поднял вверх указательный палец, — главное — не думать…
— Значит, я должен обманывать, — покраснел я.
Гриша пожал плечами:
— Каждый это называет по-своему.
Я покачал головой:
— Нет, для этого есть лишь одно слово — обман. Я обманщиком не был и не буду.
— Ну, знаешь ли, — Гриша вскочил со стула. — Я тебе хотел помочь, мне тебя жалко стало… Выкручивайся как хочешь… твоя забота.
Я откинулся на подушки. Гриша подошёл к книжной полке и с любопытством разглядывал разноцветные корешки.
— Зачем вам столько книжек? — спросил Гриша.
— У нас все любят читать, — ответил я на Гришин глупый вопрос.
— А зачем читать, если всё по телику показывают?
Я не знал, что ему ответить, и снова вернулся к разговору, который мы не окончили.
— А в бассейне, значит, я должен тонуть?
— Ага, — обрадовался Гриша тому, что до меня наконец дошла его идея. — Пару раз утонешь, на третий раз тебя никто к бассейну на пушечный выстрел не подпустит.
Гриша расхохотался. Наверное, представил, какая уйма народу набежит поглазеть, как я тону.
— "Ага", — передразнил я его. — А тебе не кажется, что мне достаточно один раз утонуть?
— Один раз — мало, — Гриша решительно замотал головой. — За один раз тебе никто не поверит.
— А мне это и не нужно будет, — всхлипнул я.
Как он, дурья башка, не понимает простых вещей.
— Потому что меня в живых не будет, — я едва сдерживался, чтобы не разреветься.
— Кто тебе говорит, чтобы ты топился?! — вскипел Гриша. — Понарошке надо. Ты должен сделать вид, что тонешь… Как в кино, понимаешь?.. "Ой, тону! Ай, спасите!.." Ох и трудно с вами, вундеркиндами… Дай лучше матешу скатать…
— О чём вы спорите?
Привлечённая криками, из кухни вышла бабушка в переднике.
— Мы решаем задачки по математике, — не моргнув глазом, соврал Гриша и преданно уставился на бабушку. — Повторяем пройденное…
— А не рановато ли Севе? — засомневалась бабушка. — Он ещё так слаб…
— А мы понемножку, всего одну задачку, — успокоил бабушку Гриша, извлекая из сумки учебник и тетрадку.
Когда бабушка вышла, Гриша смущённо почесал затылок:
— Понимаешь, чёрт знает что задали…
Я взял задачник. Задали не чёрт знает что, а самую обыкновенную задачу. Я её в два счёта решил.
Гриша обрадовался, присел к столу и стал аккуратно списывать решение в тетрадку.
А я лежал и размышлял над его словами.
— Ну пока, поправляйся, — Гриша запихнул тетрадку и учебник в сумку. — Завтра приду…
Гриша заглядывал ко мне каждый день. Больше мы к тому разговору, когда Гриша предложил мне стать обманщиком, не возвращались. Мы болтали о пустяках, играли в "морской бой", в шашки. Шахматы Грише не нравились. У него не хватало терпения высидеть полчаса за доской.
— Ты что, заснул? — кипятился Гриша, когда я задумывался над очередным ходом. — Сегодня ты походишь или завтра?
Зато в шашки он играл блестяще. Мне редко удавалось его победить.
А в конце Гриша уже без смущения "скатывал матешу", то есть списывал задачку по математике, которую я ему решал, запихивал тетрадку в сумку и исчезал до завтра.
Маме не очень нравилось, что Гриша ходит ко мне.
— Ты увидишь, это плохо кончится, — говорила моя мама своей маме, то есть моей бабушке.
Но бабушка считала, что Гришины посещения мне идут на пользу. После них у меня повышается настроение, улучшается аппетит, в общем, я на глазах поправляюсь.
Настал день, когда я совсем выздоровел и переехал домой. И хоть мы жили с Гришей в одном доме, мы перестали с ним видеться. Снова у меня ни на что не было времени.
Я вспоминал, как десять дней провалялся больной, и думал с благодарностью о дедушке. Если бы он тогда не повёз меня на рыбалку, я не заболел бы и не было у меня этих десяти, наверное, лучших дней в моей жизни.
