Жани Сен-Марку - Фаншетта, или Сад Надежды
— Ты не забыла спустить лифт вниз?.. Нет?.. Пойдем, я покажу тебе дорогу ко мне в кабинет.
Человек-обрубок с поразительной быстротой передвигал по коридору свою тележку на колесах. Он даже сам взобрался на кресло и предложил Фаншетте сесть по другую сторону стола, заваленного бумагами.
— Когда-то я был инженером-химиком, — объяснил хозяин Затмения. — Астрологией я стал заниматься после несчастного случая, когда потерял ноги. Злая судьба обрекла меня ползать по земле до конца моих дней. Вот я и решил, из духа противоречия, дожить свою жизнь на шестом этаже, уткнувшись носом в самое небо…
Астролог остановился, зажег трубку и продолжал:
— Может статься, тесная дружба с планетами делает человека немного странным. Зато это приносит очень большие радости. Там, наверху, так просторно и ясно, и звезды так удивительно хороши… Видела ли ты, по крайней мере, когда-нибудь Антарес, одну из самых красных и самых сверкающих звезд?
— О нет, мсье… Только Полярную звезду… да и то я ее с большим трудом различаю, — призналась Фаншетта.
— Приходи еще раз, я тебе вечером покажу в телескоп звезды. Мне кажется, ты славная девочка, и, если твой маленький братец так же мил, как ты, я начинаю понимать своего кота!
Астролог помолчал минуту, затерянный в клубах дыма, а девочка разглядывала тем временем огромный письменный стол, на котором лежало много астрономических принадлежностей и очень запутанных звездных карт. Из широкого окна простирался вид на Париж, и горизонт в этот вечер казался таким далеким, что у Фаншетты слегка закружилась голова. Она тоже молчала. Астролог внимательно разглядывал высокую девочку, привлекательную, несмотря на старый серый плащ, из которого она уже сильно выросла, и сношенные ботинки на худых ногах. Спадающие волнами светлые волосы обрамляли ее тонкое лицо.
— Чем же ты занимаешься, дитя мое? Ты еще ходишь в школу? — спросил астролог.
— Тетка Лали не разрешает, потому что мне скоро исполнится пятнадцать лет. Я как раз ищу, чем бы мне заняться, — вздохнула Фаншетта и помрачнела.
Тетка Троньон уговаривала ее стать тряпичницей. Рано утром, в поисках отбросов, тряпичники роются в помойках на улице Норвен, до того как их очищают городские машины. На такую работу наняться можно всегда. Но у девочки сердце сжималось при мысли, что ей придется согласиться на это, — иначе тетка не захочет даже делать вид, что опекает ее.
— Ты бы хотела продавать пузыри? — неожиданно спросил астролог.
— Пузыри? Вы сказали — пузыри? — переспросила Фаншетта, не веря своим ушам.
— Ну да, да! Я именно сказал — пузыри.
С присущей ему удивительной ловкостью калека придвинул свое кресло на высоких колесах к низкому шкафу. Он вынул оттуда коробку, в которой лежали колбы, похожие на футляры от зубных щеток. Каждая из них была наполнена жидкостью светло-золотистого цвета; к отвинченной пробке была прикреплена медная проволока, которая заканчивалась маленьким кружочком. Астролог погрузил этот кружок в жидкость и затем осторожно и долго дул в него. И вот самая обыкновенная комната, в которой не было ничего красивого, вдруг преобразилась, как в сказке. Со всех сторон взлетали в воздух, встречались в причудливом танце, поблескивали пузыри всех размеров и всех оттенков — зеленые, розовые, голубые, сиреневые…
Астролог снова подул. Новая партия пузырей устремилась ввысь, расцвечивая карнизы, кружась под потолком, на секунду замирая в воздухе, словно притянутая невидимыми воздушными течениями. Пестрые шары бесшумно исчезали, как исчезают призрачные надежды.
Забавы ради астролог неожиданно подул в сторону восхищенной девочки, и лицо Фаншетты, окруженное переливающимися шарами, чудесно преобразилось, словно по мановению волшебной палочки.
— Красиво, не правда ли?
— Ах, как красиво! Я никогда не видела ничего подобного! — в полном восторге призналась девочка.
— Ну так вот… — сказал астролог, тщательно закрывая футляр, который держал в руке. — Кажется, я уже сказал тебе, что я инженер-химик. Шутки ради я изобрел химический состав, из которого получаются совсем такие же пузыри, как те, мыльные, что мы пускали в детстве. Но мои пузыри лучше разлагают свет, в них отражаются все цвета радуги. И они живут долго, не меньше нескольких минут. Состав сохраняется хорошо. Я приготовляю его здесь, на своей кухне, и очень хочу продавать свои пузыри. Но безногий старик в маленькой коляске не привлечет к себе детей… Впрочем, и для взрослых во мне тоже нет ничего привлекательного. Мои пузыри, девочка, — это маленькое чудо в колбе, а я сам — печальная картина действительности. Мы плохо сочетаемся друг с другом. Так почему бы тебе не попробовать продавать где-нибудь в садах или на больших бульварах разноцветные пузыри? Твоя милая улыбка очень подходит для такого занятия.
— В самом деле, мсье? Вы думаете, я смогу? — произнесла Фаншетта с глубочайшим изумлением.
— Попробуем. Я лично уверен, что усы моего кота служат ему неплохими антеннами. Хозяин планет, людей и кошек недаром отправил Затмение послом к тебе.
— Попробуем! — решила Фаншетта.
* * *
Фаншетта привлекла внимание прохожих в первый же день, когда очутилась возле Сакре-Кёр. Туристы, выгружаясь на площади из автобусов, подходили к ней, восклицая на самых разных языках:
— Почем эти штучки?
К вечеру, когда Фаншетта вернулась к Клоду Бюва, из ста колб осталось не больше десятка.
— Превосходно! — сказал астролог. — Мне придется увеличить свою лабораторию. Я хочу сказать — свою кухню. Браво, девочка! Вырученные деньги мы с тобой поделим. Будем продолжать дальше, не падая духом в дни неудач, потому что ведь и такие дни у нас впереди. Надо также менять места, дитя мое…
Становилось темно. Наступила ночь, холодная ночь ранней зимы, блистающая мириадами звезд, словно отраженных огнями большого города. В сумерках Париж сверкал, как фальшивая драгоценность.
Клод Бюва распахнул окно. Хоть астролог и привык иметь дело только со звездами, он хорошо понимал и людей. Наверно, эта девочка была бедна и чувствовала себя совсем одинокой и потерянной в этом городе, таком огромном. И астролог раскрыл перед ней целое царство.
— Славная фея пузырей, я дарю тебе Париж! — произнес он. — Теперь тебе придется обойти его вдоль и поперек, как королева обходит свои владения…
Фаншетта улыбнулась… Целые поколения людей воздвигали Париж для нее и для всех, кто его любит. На минуту девочке и в самом деле показалось, что весь город принадлежит ей.
— Иногда я думаю, что у каждого из нас есть свое счастье, что оно бродит где-то на одной из пяти тысяч парижских улиц. Мы можем мимо него пройти, не заметив, отбросив его ногой, как мячик… Или, может быть, оно неуловимо, как мыльный пузырь? Я свое счастье так и не встретил. Вот почему мне больше нравится разгуливать по небу… Но ты, маленькая девочка, может быть, ты найдешь свое счастье на одном из перекрестков большого города, куда тебя заведут мои пузыри.
— Господин Бюва, вы бы лучше спросили у своих звезд, не живет ли мое счастье на Монмартре и не зовут ли его Бишу, — смеясь, ответила Фаншетта. — Потому что, понимаете, я хочу быть счастливой немедленно. Так вот, мне больше нравится, чтобы мое счастье ожидало меня в саду на улице Норвен, в доме номер двадцать четыре.
— Конечно. Но у счастья много разных лиц, — сказал калека.
В эту минуту упала звезда, и Фаншетта вскрикнула:
— Господин Бюва! Я загадала желание.
— Можно узнать какое?
Девочка немного поколебалась. Лукавый огонек загорелся в ее глазах, и, к глубокому изумлению своего нового друга, она ответила:
— Я очень, очень хочу, чтобы марсиане перестали меня ненавидеть!
Глава V. Как марсиане праздновали рождество
— Расправь на юбке складки… Так, хорошо. Теперь подними кверху нос и скрести руки. Стоп! Не двигайся…
— Знаете, мэтр, а ведь я могла и не прийти сегодня позировать. Эрве забыл про ваше поручение. Он меня догнал в метро, когда я шла продавать свои пузыри.
Фаншетта невольно улыбнулась, вспоминая, как юноша сказал ей: «Я встретил утром Берлиу. Он хочет повидать тебя не завтра, а сегодня в полдень. Я забыл тебе сказать. Поторопись! Старый носорог не любит ждать!..»
Фаншетта быстро изменила свой маршрут, а парень небрежной походкой удалился — заниматься какими-то своими делами.
Девочка иногда с интересом спрашивала себя: «Что Эрве делает?» Ведь в саду Норвен он появлялся только для того, чтобы запереться на несколько часов в своем вагоне, куда ни один человек не имел доступа…
Итак, Фаншетта поспешно направилась к крошечной площади Эмиль-Годо́, нависающей, как балкон, над ступеньками лестницы. Вот уже целую неделю она приходила каждое утро позировать скульптору, который жил в знаменитом здании, прозванном поколениями художников «Бато́-Лавуар»[18]. Только низко спустившись по длинной лестнице, можно было попасть в этот дом, который словно причалил к склону холма, как рыбачья лодка к крутому берегу.
