Борис Привалов - Третий лишний
…На следующее занятие в столярной мастерской пришёл незнакомый мальчик в обычной форменной рубашке.
Преподаватель собирался было спросить, не новенький ли это ученик, но вовремя спохватился: ба, да ведь это Кошкин! Только комбинезон снял и метр-раскладушку дома оставил.
— Учу пришёл! — закричали ребята. — «Мастер на все руки»!
— Комбинезон можно было и не снимать, — сказал преподаватель, — пригодится ещё. А чтобы действительно стать мастером на все руки, нужно сначала хоть каким-нибудь делом овладеть хорошо.
— Я научусь, — сказал Толя, — я попробую, — и встал к верстаку.
Извини, пожалуйста!
Вася Катушкин второй раз забыл дома книгу, которую он взял «на день» у Семёна Гришина, своего соседа по парте.
— Опять забыл? — чуть не плача, спросил Семён. — Да ведь сегодня мне в библиотеке знаешь как влетит! Я же слово дал её не задерживать!
— Завтра обязательно принесу, — успокоил соседа Вася. — Извини, пожалуйста…
Вася всегда был такой вежливый, так искренне просил прощения, что долго на него сердиться никто не мог. Толкнёт девочку в коридоре, да так, что она чуть не в слёзы, и тут же приложит руку к сердцу:
— Извини, пожалуйста, случайно. Больше не буду!
Девочка шмыгнёт носом, махнёт рукой и побежит дальше.
И весь день потом рассказывает подружкам:
— Этот Катушкин такой вежливый, такой вежливый…
А Катушкин через минуту-другую девочке как наподдаст, просто так, между прочим, из озорства. И сразу же своё любимое: «Извини, пожалуйста».
Стали ребята замечать, что Вася всё чаще и чаще произносит «извини, пожалуйста». То уроки не сделал, то кому-то тетрадь залил чернилами, то товарища подвёл, то на урок опоздал.
И каждый раз словно припев:
— Извини, пожалуйста, я больше не буду!
— Нужно Катушкина срочно исправлять, — заявил на совете отряда Севка Ломаев. — Только и слышишь «извини» да «извини», а у него уже двойки!
— А как он ведёт себя! — не выдержал Семён Гришин. — Просто какой-то вежливый хулиган!
— Верно! — поддержал Севка. — Он только прикрывается своей вежливостью. А сам делает что хочет. Это ещё хуже, чем простое хулиганство! У меня вот какое будет предложение… Семён, посмотри, не подслушивает ли нас Катушкин.
Семён быстро подошёл к двери, распахнул её, и тотчас же послышалось знаменитое:
— Извини, пожалуйста, я только подошёл…
Когда Катушкина прогнали от дверей, то Севка рассказал о своём замысле перевоспитания «вежливого хулигана».
— Предлагаю начать с завтрашнего дня, — закончил он. — Сегодня же — поговорить со всеми ребятами!
На следующий день на первой же переменке Семён Гришин, пробегая мимо, довольно сильно толкнул Катушкина.
— Ты что? — опешил Вася, не ожидавший такой прыти от обычно тихого Семёна. — Угорел?
— Извини, пожалуйста, — приложил руку к сердцу Гришин. — Я больше не буду.
— Хм… — растерялся Катушкин. — Значит, не будешь?
И тут же чуть не упал с ног от толчка проходящего мимо Севки Ломаева.
— Я, кажется, тебя задел? — спросил Севка невинным голосом. — Извини, пожалуйста. Я больше не буду.
Так начались Васины мучения. Ему забыли вернуть тетрадку, кто-то утащил его дневник, спутал фуражки, в буфете Катушкину не досталось молока. И все извинялись перед ним, клялись, что больше никогда не будут, и… на следующей перемене всё начиналось сначала.
Возвращаясь домой после занятий, Вася споткнулся о чью-то ногу и полетел в сугроб. Сквозь снег он услышал вежливое «извини, пожалуйста».
А когда Катушкин вылез на тротуар, он увидел, что его портфель висит на дереве, рядом со старой скворечней, и на нём мелом написано:
«Извини, это случайно… больше не будем…»
Серёжка-техник и москиты
В санатории «Кипарисы» всё было на высоком уровне. Казалось, даже чудесная крымская погода и то дело рук заботливой администрации. Но вездесущие москиты сводили на нет все усилия обслуживающего персонала. Москиты за несколько вечерних часов ухитрялись вновь утомить отдохнувшие за день нервы обитателей «Кипарисов», обжор — лишить аппетита, сонь — сна. Чего только не придумывала дирекция! И специальные сетки, и какие-то порошки, от которых болели все кошки Черноморского побережья, и ультразвук, и инфрасвет, и даже громкое чтение инструкции местного отдела здравоохранения, где москитам категорически запрещалось заниматься кусанием отдыхающих по путёвкам и курсовкам. Но москиты продолжали весело звенеть в сени кипарисов и вели себя с каждой ночью всё кровожаднее. Да, именно кипарисы, как выяснила специальная комиссия, служили москитам жилплощадью. Ветер не продувал плотную хвою; внутри — тепло, как в колбе, и питательная среда — то есть отдыхающие — рядом. Что может быть лучше!
Приезжал сам профессор Рундовин, покрутил бородой, сказал непонятные латинские слова и добавил по-русски:
— Тут наука бессильна!
Отдыхающие взволновались:
— Просто смешно! В наши дни, когда атом приручили, когда спутники, можно сказать, чуть ли не в конвейерное производство пошли, — с какими-то комарами справиться не можем!
Дирекция санатория решила действовать на свой страх и риск и объявила конкурс на лучший способ уничтожения проклятых насекомых.
Предлагались самые смешные проекты: от спиливания кипарисов и замены их тополями до создания «отвлекающего объекта», то есть покупки специального телёнка, который должен был служить для москитов основным источником питания.
В конце концов более или менее реальный способ изничтожения москитов был найден. Автором его явились ребята соседнего пионерлагеря во главе с Серёжей Гуськиным.
Серёжка Гуськин, по прозвищу «техник», был самым юным членом кружка юных изобретателей школы я не прекращал своей технической деятельности и во время каникул. Он изобрёл способ мытья посуды с помощью электромоторчика, сконструировал прибор, издали зажигающий костёр. Но прославил его, конечно, способ уничтожения москитов.
Перед ужином, когда в беседке, увитой виноградом, стучали костяшками любители домино, а по аллеям парка шагали гуляющие, первые, наиболее голодные москиты вылетели на вечернюю кормёжку. И тотчас из виноградного полумрака беседки послышались вялые аплодисменты — игроки в домино зашлёпали себя по щекам, рукам, шеям. Гуляющие же сразу стали походить на танцоров, исполняющих какой-то древний индийский танец: они то прикладывали руки к темени, то к груди, приседали, вращались вокруг собственной оси, размахивали ногами.
Тогда-то Серёжка-техник и взобрался на стремянку, установленную возле того большого кипариса, что стоял по стойке «смирно» у спального корпуса. Стремянка была аккуратно водружена на помост для настольного тенниса. Восемь мальчиков держали лестницу. В руках «техника» шипел, как подколодный змей, пылесос. Ещё пятеро юных изобретателей поддерживали шнуры-удлинители, которые змеились по двору. Когда рыло пылесоса, прорвав зелёную броню кипариса, влезло внутрь кроны, то шипение сменилось жужжанием. Казалось, в руках Серёжки жужжит большой москит, а пронзительный звон миллионов маленьких москитов служит ему аккомпанементом.
— Хватит, — крикнули снизу, — мешок полный, больше сосать некуда!..
Сергей выключил свой москитосос, а ребята вытрясли спрессованных в большой чёрный комок кровопийц в специально заготовленную бочку с водой.
За ближайший час высосано было ещё пять кипарисов, расположенных в непосредственной близи спального корпуса.
Инженеры и техники, оказавшиеся среди отдыхающих, взялись за усовершенствование Серёжкиного «изобретения».
И на следующую ночь, впервые за сезон, население санатория «Кипарисы» спало спокойно. Правда, несколько недососанных москитов пытались разбойничать по-прежнему, но их добыча была только каплей в том море, которое еженощно добывалось раньше всеми кровопийцами, вместе взятыми.
Ёлка с белкой
Чем ближе к новогоднему базару, тем чаще попадаются навстречу ёлки. Ёлки медленно движутся над головами прохожих, словно не их несут, а они сами шествуют по городу по своим лесным делам.
Яркие щиты «ЁЛКА В ЦИРКЕ! Ребята в гостях у деда-мороза и Юрия Пряткина!» были установлены на каждом углу. Из-за высокой шапки деда-мороза выглядывала смешная физиономия клоуна Пряткина. Клоун подмигивал так весело и задорно, что, если бы у Гриши были деньги, он немедленно купил бы билет в цирк. Но сразу всего купить нельзя — это Гриша знал отлично.
На новогоднем базаре покупателей было больше, чем ёлок. Оставалось всего два дня до праздника, и все спешили украсить свои комнаты. Ёлок становилось всё меньше и меньше.
Гриша готов был взять любое деревце — ему все они нравились. Но папа разбирался в ёлках, словно он всю жизнь прожил в лесу.
