Карен Арутюнянц - Иванушка Первый, или Время чародея
Я подошёл к ней и выпалил как-то глупо, писклявым голосочком:
– Приветик, Лен! А у меня для тебя подарок!..
Я долго тренировался вчера перед сном и раз сто повторил эти слова, пока не уснул.
Мне приснился сундук. Он открылся, и из него вылез я собственной персоной. Видно было, что я хочу что-то сказать, но не могу. Только и получается пропищать: «Приветик!..» Тут появился Кощей и щёлкнул меня по лбу.
– Вань! Я тебе чё говорил? Если рядом с Ленкой увижу, котлету сделаю! Из обоих! – напомнил он. – Придётся держать слово! Ты погоди, я за мясорубкой сбегаю…
Лёха исчез, а я остался один, сидел и ждал, когда он вернётся.
Вдруг откуда-то возник весёлый молодой человек, который насвистывал что-то очень забавное, а я не мог вспомнить, где же я его видел раньше, и уже почти вспомнил: кажется, в ту ночь, когда нашёл… а что же я нашёл?
Такой я увидел странный сон. Интересно, к добру это или к чему вообще?
Я откашлялся и повторил нормальным голосом:
– У меня для тебя подарок, Лена!
Елена Прекрасная подняла на меня синие глаза и, словно ждала моего подарка сто лет – наконец-то я его принёс, – устало произнесла:
– Ну так давай свой подарок, сколько можно ждать?
Видно, настроение у неё было не очень.
«Ну ничего, – подумал я, – сейчас исправим».
Я достал из рюкзака зеркало и протянул его Лене.
Она подержала его в руке, зачем-то взвесила на ладони и спросила:
– Что это?
– А ты разверни, – предложил я каким-то уж слишком заискивающим тоном, мне самому это ужасно не понравилось.
Она развернула, увидела и скривила губы:
– Зеркала дарить нельзя! Это плохая примета!
Она глядела на меня своими огромными синими глазами очень недовольно, и я вдруг разразился очередной тирадой:
– Лен! – затараторил я. – Зеркала можно дарить! Ты не думай! Это устаревшая примета! Ничего с твоей душой и с твоим телом не будет, не волнуйся! В это зеркало, кроме моей мамы, больше никто не смотрел, ты не бойся! У меня мама очень добрая! И зеркало это не простое!
– Золотое, что ли? – Лена, как ни странно, смягчилась. – Или, может быть, волшебное?
– Волшебное! – обрадовался я, так громко обрадовался, что к нам начали подтягиваться остальные, и первым делом любопытные Гороховы, только Василиса осталась сидеть на своём месте.
– Ну и что мне с ним делать? – спросила Лена.
– А ты попроси, чтоб оно всю правду сказало! – встрял Горохов, и ведь угадал.
– Помнишь? – кивнул я. – Из сказки Пушкина?
– Помню, конечно, – ответила Лена. – Я много чего помню. Куда говорить-то?
– Ты его прямо перед собой держи, – подсказал я. – Оно и ответит.
И Лена продекламировала, как всегда, очень торжественно:
– Свет мой, зеркальце! Скажи да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?
Зеркальце щёлкнуло, зашипело и выдавило из себя два ужасных слова:
– Не…ты!..
Из всей фразы, которую должно было произнести зеркальце, нашпигованное электроникой, оно выбрало только «нет» и «ты», да и то как исказило!
Все вокруг засмеялись, кроме Василисы, а Лена холодно произнесла:
– Не я, значит? Это всё?
– Лен, – пролепетал я, – оно говорило! Ещё вчера! Повтори, пожалуйста, ещё раз!
– Дурачок ты, Иванушка, – внятно произнесла Лена и вернула мне зеркало.
Я уже и не слышал больше ничего. В глазах у меня потемнело, и я тихо вышел из класса.
Как я оказался на улице, не помню. Я брёл по Синеграду и думал о том, что я неудачник. Наконец я остановился. Зеркало всё ещё было у меня в руках.
Я посмотрел на него и хотел было зашвырнуть в кусты, но тут из-за кустов появился Кощей. Только его мне не хватало! Но, если честно, я обрадовался бывшему боксёру.
– Здорово! – поприветствовал он меня. – Ты куда?
В горле у меня стоял ком, и я не смог ответить.
– Ты чё? – хмыкнул Кощей. – Язык проглотил?
Я мотнул головой, а Кощей вдруг спросил:
– Вань, ты чего? Кто тебя обидел? – так спросил, словно он мне старший брат.
Я махнул рукой, мол, не смогу всего объяснить.
– Может, на речку? – Лёха заглянул мне в глаза: – Ты чего, братишка?
Я не отвечал. Вот если бы сейчас пошёл разговор о каких-нибудь моржах или перепёлках, я бы разговорился, не задумываясь.
– Слушай! – судя по всему, Кощея осенила удачная мысль. – Пошли к Нельке! Отпросим её у бати, у Эрнесто! Махнём на Синее! У меня там лодка! Порыбачим, а?!
Я улыбнулся Кощею. А он мне.
Если бы кто-нибудь из школы увидел нас в этот момент вместе, не поверил бы собственным глазам. Да я бы и сам удивился.
– Ну чего? Лады? – не отставал Кощей. – А то вообще можем по мороженому! Прикинь? Дед расщедрился! Отвалил мне полтинник. У меня ж сегодня день рождения.
– Чего ж ты молчал? – сказал я. – У меня и подарка нет…
Лёха ничего не ответил, сплюнул и спросил:
– А чё ты, зеркало матери купил? Или кому?
Я и забыл про него!
– Да так, – сказал я. – Вроде как волшебное. Изобрёл, а оно не сработало…
– Как это – волшебное? – не поверил Лёха.
– Говорящее, – объяснил я. – Надо его попросить: «Свет мой, зеркальце! Скажи да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?!»
– Ты, конечно, спору нет! – выкрикнуло зеркальце. – Ты, царица, всех милее, всех румяней и белее!
– Ну ты даёшь! – поразился Лёха. – А говоришь, не сработало!
Я повертел зеркальце в руках и вздохнул. И мы пошли к Нельке.
Часть вторая
Сундук
Глава 1
Страдания, которые мы выдумываем
В тот день ни на какое Синее озеро мы не попали. И даже на открытие выставки нас не пустили. У входа в зал мы столкнулись с Петром, он покачал головой и сказал:
– Мужики, не делайте так, чтобы я думал о вас плохо. Давайте-ка в школу. И сюда только после уроков!
– А Нельку увидеть можно? – спросил Лёха. – Мы ей рыбалку обещали.
– Нельзя, – коротко ответил Пётр. – Рыба ещё не проснулась.
Кощей открыл было рот, но Пётр не дал ему и слова сказать.
– Ты хочешь снова заниматься боксом?
Кощей кивнул.
– Всё понял или ещё раз объяснить?
Кощей снова кивнул.
– Приду в школу и проверю, – пообещал Пётр. – И чтоб ходил на все уроки!
И мы отправились назад. Шли молча, словно с Горбуньковым, с которым не о чем говорить.
– А чего это он? Про бокс намекнул? – удивлённо спросил Лёха, когда мы уже подошли к школьной калитке. – Ведь намекнул?
– Намекнул, – ответил я. – Наверное, хочет помочь. Сделать из тебя человека.
– А с чего это? – Лёха сплюнул. – Я ему сын родной, что ли? Мне отродясь никто никогда не помогал. Только дед, да и тот чаще грозится котлету из меня сделать.
– А может, хочет, чтобы ты сам себе помог, – сказал я. – У тебя дисциплина хромает. Лёх, ты же сам это понимаешь и на весь мир злишься.
– А у тебя она не хромает? Ты-то сам чего по городу шатаешься? – возмутился Лёха. – Вот возьму за ухо и отведу в школу!
– Больше не буду шататься, – ответил я. – И знаешь, чего скажу?
– Ну? Чего? Чего ты мне можешь сказать? Малявка! – разошёлся Кощей. – Да ты мне ничего не можешь сказать! Ну давай, давай, левой или правой! Вмажь! Да я тебя…
– Не быть тебе боксёром, – спокойно сказал я и вошёл в калитку.
– Чё-ё?! – крикнул Лёха. – Чё-ё ты сказал?! А ну повтори!
Но я ничего повторять не стал. Я шёл и бормотал себе под нос:
– С таким, как ты, разговор короткий – никакого разговора. Ни слова!
Открыв школьную дверь, я всё-таки оглянулся. Лёха застыл посреди двора и смотрел куда-то вверх.
Я-то думал, он всё это время испепеляет меня взглядом.
В вестибюле уборщица баба Шура проводила меня недобрым взглядом, но ругаться не стала. На втором этаже Роза Максудовна схватила меня за локоть и недовольно произнесла:
– Сколько можно ходить за мелом? и отпустила.
Так, практически без препятствий, я добрался до своей парты.
Но тут ко мне пристала Василиса, как-то уж очень заботливо:
– У тебя всё нормально?
Я пожал плечами. Неохота мне было отвечать.
– Если у тебя что-то не так, я могу помочь, – сказала она. – Ты не стесняйся.
– Да всё у меня нормально, – отмахнулся я. – Не дави на психику! Отстань!
Больше за весь учебный день ко мне никто не обращался, не задавал глупых вопросов, и Лена на меня не смотрела, словно я превратился в невидимку. Даже Горбуньков куда-то исчез. Я и отправился спокойно после уроков домой.
– Раз так, – бормотал я, – значит, так. И лучше мне посидеть у себя в комнате и почитать. Это знак.
Хотя ни в какие знаки я не верю, всё это ерунда. Ну стрелец я там или козерог, какая разница? Все эти гороскопы-холмоскопы только для того и созданы, чтобы людей с толку сбивать. Если судьбой уготован тихий день, значит, будет тихий день. Ну а если ненормальный, никуда ты от него не денешься.
Дома я решил вымыть полы. И вымыл. Мама, когда вернулась, очень обрадовалась. А я к тому времени сделал все уроки, мы с мамой поужинали, даже телевизор посмотрели, а потом разбрелись по комнатам.