Мария Белахова - Две повести
— Да ничего. С детьми всякое бывает, — сказала Ирина Андреевна, чтобы хоть как-то ответить на сетования Динары Васильевны.
После этого разговора Женя стал часто бывать у Наташи. Придет и сразу затеет интересное дело: то построит сооружение из Наташиных стульчиков и кубиков, то нарисует что-то необыкновенное. Екатерина Павловна, если приходит Женя, сразу ставит на стол угощение для детей. Мальчик засиживается, и приходится ему напоминать:
— Женечка! Тебе пора домой. Тетя рассердится.
На новогоднюю елку к Наташе вместе с Женей пришла сама Динара Васильевна. Ирина Андреевна удивилась: дети большие и она не приглашала родителей.
Как видно, и Женя был недоволен. Он сидел скучный и молчаливый. Но потом развеселился. Ведь это же елка! Он переоделся в уцелевший еще с прошлого года костюм Деда-Мороза. Наташа нарядилась Снегурочкой. Марина стала Котом в сапогах. Все читали стихи, пели, плясали. Потом отыскивали конфеты на елке. Когда дети сели за стол и с аппетитом начали есть, Динара Васильевна сказала Жене:
— Женя, это не комильфо!
Было шумно, услышали эти слова только Женя и Ирина Андреевна, которая сидела рядом с Дннарой Васильевной.
Женя перестал есть. Он опустил глаза, и было ясно, что ему стоит больших трудов удержать слезы.
Ирина Андреевна спросила Динару Васильевну:
— Почему не комильфо? Что такое сделал Женя?
— Вы не знаете, что такое комильфо? — тоном превосходства спросила Динара Васильевна. — Комильфо — это значит «как надо». Женя, например, ел сейчас с жадностью. Это не комильфо. Я не боюсь этого великосветского слова. Наши дети должны расти без хамства, а школа никакого внимания не обращает на манеры. Женя плохо воспитан. Начнет смеяться — хоть уши затыкай. По улице не ходит, а бежит. Разве это комильфо? Вы видели, какая у него уродливая рука? Говорю, прячь ее в карман — не хочет. А разве это комильфо? Женя! Ты опять! — обратилась она к племяннику, увидав, что он полез в вазу за конфетой.
— Ну, знаете, я с вами могу поспорить, — вежливо, но твердо сказала Ирина Андреевна. — «Комильфо» слово французское, и применялось оно в том значении, как вы понимаете, при французском дворе. То, что требовалось придворным людям прошлых веков, что считалось обязательным — так надо, — совсем не нужно нашим детям. Разве может ребенок всегда ходить тихо, медленно и спокойно? Не может и не должен. Вы находите, что Женя ест с жадностью, а по-моему, у мальчика хороший аппетит и он очень приятно ест, аппетитно. А почему ребенок должен прятать свою руку, если на ней недостает пальцев? Что позорного в этом? Мне кажется, ему не следовало бы никогда напоминать о его несчастье…
— Мы с вами не сговоримся, наверное, — прервала ее Динара Васильевна. — Вам кажется, что Женя ведет себя хорошо, а я считаю, что плохо. Не так легко воспитывать чужого ребенка. К сожалению, от отца Жени так и нет известий. Придется мне нести на себе этот тяжелый крест…
Березовы понимали, что Жене плохо живется у тетки. Имеют ли они право молчать? А какие у них права, чтоб вмешиваться в чужую жизнь? Березовы не раз говорили о Жене на «семейных конференциях», как называла Ирина Андреевна каждодневные разговоры о Наташе. Эти «конференции» происходили обычно поздней ночью, когда Антон Иванович возвращался с работы.
Хоть бабушка и ворчала, но Антон Иванович заходил ночью в комнату, целовал сонную Наташу, поправлял на ней одеяло и на цыпочках выходил. Тут и начиналась «конференция». Прежде чем рассказать о своей работе, выслушать Ирину Андреевну, обсуждалось все, что касалось Наташи, — как кушала, много ли гуляла, что говорила. Наташа долго не могла понять, откуда папка все знает. Только проснется — она же его разбудит — и уже знает, что было вчера.
Подрастала Наташа — расширялся круг ее интересов, круг знакомых, сложнее стало проводить «конференции». Вот теперь Женя. Жалко мальчишку. Но чем поможешь? Сказать Динаре Васильевне напрямик — еще больше озлобится.
— Я поговорю с Федором откровенно, — твердо заявил Антон Иванович.
Но время шло, и, как видно, на такое объяснение у него не хватало духа. Но объяснение произошло. И первой начала его Наташа.
В тот год Наташа с бабушкой выехала на дачу ранней весной, когда в лесу и на участке около забора лежал еще снег. Хозяйка дачи ежедневно топила печку. На улице, особенно вечерами, было холодно.
Только ели и сосны стояли зелеными, а все остальное в природе еще не одевалось в весенний наряд. Землю укрывали серые, прошлогодние листья. На березах, липах и на кустарниках лишь обозначались еле заметные почки. Но с каждым днем почки становились крупнее и крупнее. После дождика они блестели на солнце, как бусы. Когда из этих почек распустились листья, Наташа и не углядела. Встала утром — на березке уже листики. Маленькие-маленькие! Не углядела и того, как на земле сквозь старую листву вдруг пробилась свежая, зеленая травка.
В скворечнице поселились скворцы. Вот труженики! Летают с утра до вечера без перерыва, носят в свою новую квартиру все, что годится для гнездышка.
Ирина Андреевна работала в школе и на дачу приезжала только в субботу, вместе с Антоном Ивановичем. Наташа в Москву не ездила и думала, что до самой осени она не увидит ни Жени, ни Маринки. И как же она обрадовалась, когда в одно летнее воскресенье Антон Иванович сказал, что они все вместе — он, Наташа и мама — поедут к Жене.
Антон Иванович решил без приглашения поехать к Ванину на дачу. Федор лежал больной. При последнем полете, когда Ванин испытывал самолет на высоту, ему вдруг стало плохо. Каким-то чудом, а вернее, многолетним опытом, чутьем и отработанным рефлексом летчика-испытателя ему удалось посадить самолет на аэродром. Но сам он слег после этого в постель. У него обнаружились спазмы мозговых сосудов.
Дача Ванина была огорожена сплошным забором. У калитки звонок. Наташа от нетерпения подпрыгивала и кричала:
— Женя! Мы приехали!
Им открыла незнакомая женщина, которая, видимо, работала на огороде.
— Хозяева отдыхают, — сказала она.
— А где Женя? — спросила Ирина Андреевна.
— А он там, кур стережет. — И женщина показала рукой на какие-то маленькие строения.
— Женя! — позвал Антон Иванович, увидав фигурку мальчика.
Но Женя спрятался и не выходил. Подмигнув Наташе, Антон Иванович громко сказал:
— Ну, если Женя не хочет нас встречать, едем обратно!
Ультиматум подействовал. Показался Женя и медленно, опустив в землю глаза, пошел к ним навстречу.
Березовы поразились видом мальчика: грязный, неряшливый, с неподстриженными волосами, в выцветших, рваных трусах. На руках сквозь слой грязи проступали красные цыпки.
— Как живешь, старина? — спросил Антон Иванович, положив руку на плечо Жени.
— Хорошо, — ответил Женя, не поднимая глаз. Наташа прижалась к матери и с удивлением смотрела на своего друга. Чтобы как-то прервать тягостный разговор, Ирина Андреевна сказала:
— Какой у вас хороший огород!.. А вот и зеленый горошек! Женя, угости Наташу.
Женя покосился на дачу. Там с террасы спускалась Динара Васильевна. Еще издали она крикнула:
— Прошу проходить сюда! Вы извините, мы никого не ждали.
Увидав рядом с Березовыми Женю, она, собрав губы в гармошку, умильно проговорила:
— Боже мой, Женя! Ну какой ты чумазый! Переоденься сейчас же! Что могут подумать люди? И дяде скажи, чтобы оделся.
Обращаясь снова к Березовым, она сказала:
— Я очень рада, что вы приехали. Федору гораздо лучше стало, но все-таки приятно, когда навещают. Пока они там одеваются, я покажу вам свой огород.
На грядках лежали необыкновенно крупные продолговатые огурцы и красные помидоры.
— Как вам удается так рано вырастить овощи? — спросила Ирина Андреевна.
— А вы посмотрите на арбузы! Видите, какие уже крупные? Приезжайте в августе, я вас угощу и дынями и арбузами. Я люблю огород и все делаю сама.
Покосившись на женщину, которая работала на грядках, она добавила:
— Разве можно кому доверять! Чуть отойдешь, все не так.
Экскурсия по огороду затягивалась, а из дачи не выходили ни Федор Петрович, ни Женя.
Наташа потянула отца за руку и сказала:
— Поедем домой!
— Скоро поедем, — согласно кивнув головой, сказал ей Антон Иванович.
Динара Васильевна услышала это и запротестовала:
— Что вы, что вы! Разве Федор вас отпустит! Вы посидите на скамеечке, я сейчас приду. Что-то он задержался.
Через минуту вышел Федор Петрович и после первых приветствий заговорил с Березовым. Ванин стал чувствовать себя хорошо, но врачи дали ему понять, что, возможно, запретят на некоторое время полеты. Это очень тревожило его. Он похвалил последнюю машину, потом начался разговор о ее дефектах. Ирина Андреевна и прислонившаяся к ней Наташа сидели и скучали.
