Андрей Жвалевский - Я хочу в школу
Это было по-своему интересно: гонять с одноклассниками в футбол, переписываться в чате по поводу новых «Трансформеров» и даже смываться с уроков. Но вот именно «по-своему». Димка все время напоминал себе: «Это интересно. Это прикольно. Надо радоваться», — и старательно радовался.
Но каждый вечер, ничего не говоря остальным, он обзванивал учителей своей настоящей школы. Мобильники не отвечали. По нескольким домашним, которые удалось раздобыть, строгие жены отвечали: «Муж в командировке… Вернется не скоро, что передать?» Димка ничего не просил передавать — что тут передашь? Это надо глаза в глаза рассказывать, иначе не объяснишь.
Вернее, иначе не поймешь сам. Димка больше всего мечтал пообщаться с Впалычем — вот кто мог выслушать тебя так, что моментально во всем разберешься. С Птицами разговор не получался, Кошка злилась, Анечка и Молчун синхронно молчали, а Женька уверял, что всё зашибись и жизнь прекрасна.
Отчаявшись, Димка подкатил к школьному психологу и педагогу-организатору в одном лице — Вере Васильевне, которая только-только обзавелась дипломом и, кажется, сама этому не слишком верила. Верочка (отчество постоянно терялось) казалась самой открытой и понятливой. Но и она никак не могла уразуметь, чего же хочет странный очкастый восьмиклассник. Да и как Верочка могла понять, если сразу перебивала?
— Тебе мало нагрузки? — удивилась она после первых же слов Димки. — Нужны дополнительные занятия?
— Да причем тут занятия, — вздыхал он. — Просто, понимаете, у нас были не уроки, а проекты…
— Факультативы? У нас в школе много факультативов! И кружки есть! И даже школьный музей.
— Причем тут музей? — Димка чувствовал раздражение, но старался держать себя в руках. — То есть музей — это прекрасно, но мне нравится руками что-то делать…
— А в Дворце молодежи есть чудесный кружок авиамоделирования! Там можно сделать прекрасную кордовую модель самолета!
Слова «кордовая модель» психолог произнесла с таким придыханием, что становилось понятно — это ее детская мечта. Димка не удержался и спросил:
— А вы сами туда ходили?
Вера Васильевна почему-то обиделась:
— Я же девочка! То есть женщина… То есть тогда была девочка! А девочки должны шить и танцевать! И вообще, Антонов, не отвлекай меня ерундой! Разберись, чего хочешь — тогда и приходи!
Пытался Димка пообщаться и с физиком, но тот остановил его сразу, как только понял, что речь пойдет не о его предмете, а о проблемах общепедагогических.
— У тебя классная есть? — и тут же сам ответил. — Есть. Школьный психолог есть? Есть! Вот к ним и иди. А если система образования не нравится, так это к товарищу министру.
Единственным, кто все-таки выслушал Димку, оказался, как ни странно, физрук Иван Иванович. Слушал он качественно, почти как Впалыч, кивал и поддакивал, но вывод сделал странный:
— Ты это… не бери в голову. Оно тебе надо? Так уж все устроено… Ты лучше к матчу готовься. В субботу с пятой школой в футзал играем, не забыл?
И Димка решил сосредоточиться на социальной мимикрии.
С социальной мимикрией не у всех получалось. Кошка делала все как будто назло. Хотя почему «как будто»? Димка был уверен, что она специально хамит учителям, одергивает и поправляет их, грызется с одноклассниками… А больше всего Димку раздражало, что в последнее время Кошка увивалась вокруг красавчика Дениса.
Сначала, когда Юлька стала тыкать учителей в их ошибки, класс ее поддерживал. И англичанку она таки умудрилась зашугать до такой степени, что теперь бедная девочка-учительница рот открыть боялась.
Номер не прошел только с физиком. Борис Семенович мгновенно поставил Юльку на место, и на его уроках Кошка была тише воды, ниже травы. Не вышел номер и со Злыдней. Как правило, она на первой же минуте выгоняла Кошку из класса, и дальше урок проходил как обычно.
Но вскоре Юлька стала перегибать. Откровенное издевательство над учителями раздражало даже тех, кто их всегда ненавидел. На последнем уроке вся группа встала на защиту англичанки.
Кошка не давала спуску никому. Ее уже не просто не любили. Ее ненавидели. Ненавидели, но боялись.
Крепкая и верткая, Юля легко могла уделать любого физически. Имея острый ум и прекрасно подвешенный язык, могла уделать любого морально. И она уделывала. Безжалостно, язвительно, метко и больно.
Самое интересное, что самого Дениса Кошка не трогала. Собственно, только внимательный Дима заметил, на ком сосредоточено ее пристальное внимание. Потому что Кошка доставала всех, кто к Денису приближался.
Эльке она при всем классе посоветовала пихать в лифчик поменьше поролона.
Карине порекомендовала перекраситься в блондинку:
— Твоим волосам все равно, хуже они уже не станут. Зато с первого взгляда будет понятно, чего ждать от твоих мозгов.
Пацаны перестали с ней связываться после того, как она вырубила четверых. На спор. То есть она с ними поспорила, что уложит всех четверых.
Димка пытался вмешаться, даже предупредил одноклассников, что Юльку лучше не цеплять. Она не него нехорошо зыркнула, но промолчала. Пацаны не вняли голосу рассудка, и потом ошарашенно валялись на матах, слабо соображая, что случилось и почему мир вдруг перевернулся.
Надо ли говорить, что все четверо были лучшими друзьями Дениса.
Денису давали списать, Юлька тут же находила в задании ошибку. Дениса звали в кино, Кошка рассказывала сюжет.
Дашка однажды принесла билеты на концерт новомодной группы.
— Это эти? — спросила Юлька.
И напела. При всей неприязни к ней, класс просто рухнул от смеха. Димка Кошкой откровенно любовался. Какая она все-таки! Умница, красавица и вообще…
Только в этот момент Юлька ловила взгляд другого…
Димка попытался поговорить с Кошкой. Собрался с духом, проводил после уроков до дому, снял очки и высказал все, что думал:
— Если тебе нравится Денис, то не нужно так изводить всех одноклассников…
— Что?! — возмутилась Юлька, — Мне?! Нравится?! Этот пустоголовый мешок с мышцами?! Этот красавчег?! Этот…
Юлька перебирала эпитеты, глаза у нее сияли.
Дима пробормотал:
— Все понятно…
И ушел. Ему действительно все стало безнадежно понятно.
Сегодня плохой день.
Аня поняла это сразу же, как только открыла глаза. Обычно голова начинала болеть после второго урока, а сегодня в висках стучало уже с утра.
— Аня, ты не заболела? — спросила мама.
Аня пожала плечами.
— Тогда быстрее доедай и иди. Опоздаешь.
Аня ковырялась в каше и мысленно перебирала предстоящие уроки. Математика. С ней уже разобрались. Литература. Трудно. Очень трудно отвечать так, как надо. Хоть Аня уже привыкла, что нельзя выходить за пределы того, что написано в учебнике, все равно при ответе срывалась. Анастасия Львовна хмурилась. Аню окатывало ужасом. Самое противное, что другие дети в классе могли готовиться и по другим книгам. Они читали доклады, они приносили энциклопедии. Но при этом они все равно говорили то, что нужно. То, что правильно. У Ани не получалось. И Аня уже поверила в то, что она выродок. Не такая, как все. Третий урок — пение. Это передышка. А вот четвертый — «Человек и мир». Самое страшное. Пытка. Может, Аня и выродок, но она не дура! И серьезно повторять то, что написано в этом «учебнике», было выше ее сил.
— Я не хочу в школу… — шепотом сказала Аня, и в кашу полились слезы.
— Что?! — хором спросили мама и папа.
И только брат заржал:
— О! Наконец-то сеструха стала нормальным ребенком!
— Я НЕ ХОЧУ В ШКОЛУ!!! — зарыдала Аня. — Я не могу больше! Я не пойду туда! Я не могу!!!
Мама очень испугалась. В таком состоянии Аня была первый раз в жизни. Ее напоили валерьянкой и уложили спать.
Знакомый врач посоветовал выяснить причину стресса, посидеть пару дней дома и побольше бывать на свежем воздухе.
Причина стресса выяснилась быстро. Анастасия Львовна сама перезвонила после второго урока. Выслушала маму, поцокала языком и сказала, что ожидала чего-то подобного.
— Девочка совершенно не подготовлена к нормальному рабочему процессу, — объяснила она. — Эти новомодные методики 34-й школы… Я всегда говорила, что дети, которые по ним учатся, не социализированы. Поэтому ей сейчас так трудно. Нормальные первоклассники прошли этот путь три года назад, и им было легче, ведь тогда я делала для них поблажки. А сейчас у меня третий класс, я не могу работать только с Анной. Хотя девочка она, безусловно, очень умная.
— И что же делать? — спросила мама.
— Ждать. Пусть пару дней посидит дома. Отдохнет. А потом мы продолжим работу.
Когда мама положила трубку, Аня, бледнее простыни, вышла в коридор.
— Это она звонила?
— Кто?
— Ан-н-настасия Львовна?
