Фрэнсис Бернетт - Маленький лорд Фаунтлерой (пер. Демуровой)
— Ну и холодище сегодня, клянусь Нептуном!
Седрик очень удивился, когда все расхохотались. Этому морскому выражению он научился у «старого морехода» по имени Джерри, который то и дело украшал им всякие истории, которые он рассказывал Седрику. Если верить его рассказам о собственных приключениях, Джерри две или три тысячи раз ходил в плаванье и каждый раз непременно терпел крушение у какого-нибудь острова, густо населенного кровожадными людоедами. Из этих же волнующих рассказов следовало, что его неоднократно поджаривали — местами — и съедали живьем, а уж скальпировали раз пятнадцать или двадцать, не менее.
— Потому у него и лысина, — объяснял маленький лорд Фаунтлерой миссис Эррол. — Если с тебя столько раз скальп снимут, волосы уже не растут. У Джерри они так и не отросли с того раза, как Повелитель Парромачавикинов снял с него скальп ножом, изготовленным из черепа Вождя Вопслемампков. Он говорит, что в тот раз его скальпировали весьма серьезно. Он так испугался, когда Повелитель взмахнул ножом, что волосы у него стали дыбом и больше уже не опустились! Повелитель так и носит его скальп — совсем как щетку для чистки платья! А каких только «фокусов» с Джерри не приключалось! Вот бы мистеру Хоббсу рассказать!
В иные дни, когда погода была очень неприятной, и пассажирам приходилось сидеть внизу в кают-компании, кто-нибудь из взрослых убеждал Седрика поведать им о каком-нибудь «фокусе», приключившемся с Джерри, и он с таким упоением начинал рассказ, что не было, пожалуй, на всей шири Атлантики другого путешественника, столь любимого всеми, как маленький лорд Фаунтлерой. Он всегда готов был всех поразвлечь и позабавить и делал это от души и с удивительной важностью, совершенно не подозревая, что в этом-то и заключается особое очарование.
— Джеррины истории всем интересны, — сообщил он матери. — Ты уж меня извини, Дорогая, но я бы сказал, что они не во всем абсолютно правдивы, если б это не с Джерри приключилось. Только это все с ним самим и было — странно, правда? Может, иногда он что-то забывает или ошибается немножко, потому что его часто скальпировали. Это очень память отшибает.
Лишь через одиннадцать дней после того, как Седрик попрощался со своим другом Диком, корабль прибыл в Ливерпуль; а на двенадцатый день вечером карета, в которой Седрик, его мать и мистер Хэвишем ехали со станции, остановилась у ворот Корт-Лоджа. Дом в темноте они не могли разглядеть. Седрик заметил только, что карета въехала в широкую аллею из огромных деревьев, кроны которых смыкались над головой; проехав немного по аллее, он увидел дверь, из которой падал яркий свет.
Мэри, прибывшая из Америки вместе с ними, чтобы ухаживать за своей госпожой, добралась сюда немного раньше их. Выпрыгнув из кареты, Седрик увидел в ярко освещенной передней несколько слуг; Мэри встретила их на пороге.
Лорд Фаунтлерой радостно бросился к ней.
— Ты уже здесь, Мэри? — закричал он. — Дорогая, гляди, а вот и Мэри!
И он поцеловал служанку в ее румяную шероховатую щеку.
— Я рада, что со мной Мэри, — сказала миссис Эррол тихо. — Это для меня такое утешение. Будто и не такое уж все чужое кругом.
Она протянула Мэри руку, и та крепко пожала ее. Она понимала, каким чужим казалось здесь все миссис Эррол, которой пришлось покинуть родные края и предстояло расстаться с сыном. Английские слуги с любопытством разглядывали мальчика и его мать. Всевозможные слухи ходили здесь о них обоих; слуги знали, как гневался старый граф на своего сына и почему миссис Эррол предстояло жить в Корт-Лодже, а ее маленькому сыну — в замке; знали они и об огромном состоянии, которое мальчику предстояло унаследовать, и о суровости его деда, его подагре и бешеном нраве.
— Нелегко ему придется, бедняжке, — говорили слуги между собой в ожидании приезда маленького лорда.
Но они ничего не знали о том, что за мальчик был Фаунтлерой; характер будущего графа Доринкорта был им совершенно неизвестен.
Маленький лорд стянул с себя пальтишко так, словно привык все делать сам, и принялся осматриваться. Он оглядел просторный холл, картины, оленьи рога и прочие интересные украшения. Они возбудили его любопытство — никогда раньше он не видел в частных домах таких вещей.
— Дорогая, — сказал он, — это очень красивый дом, правда? Я рад, что ты будешь здесь жить. Он довольно просторный.
По сравнению с их домиком на узкой улочке Нью-Йорка это был и вправду очень просторный, красивый и светлый дом. Мэри провела их наверх, в спальную, стены в которой были затянуты веселым ситцем в цветах, где в камине горел огонь, а перед камином на белом меховом ковре спала большая белоснежная кошка.
— Это домоправительница из замка вам ее прислала, сударыня, — объяснила Мэри. — У нее сердце доброе, и она для вас постаралась и все приготовила. Я с ней перекинулась словечком: она очень капитана любила, сударыня, и очень по нему горюет. Она мне так и сказала: вы кошку увидите на коврике перед камином, вам сразу и покажется, будто вы дома. Она капитана Эррола мальчонкой знала — до чего был собой пригож, говорит, а как подрос, так и того лучше — для всех-то у него доброе слово найдется, и для знатных, и для простых. А я ей и говорю: «Сыночек у него точь-в-точь как он, говорю, такого-то славного мальчика и свет не видывал».
Приведя себя в порядок, миссис Эррол и Седрик спустились в другую просторную светлую комнату; потолок в ней был низкий, а мебель — тяжелая и резная, глубокие кресла с высокими массивными спинками, полки и замысловатые шкафчики с прелестными безделушками. Перед камином лежала огромная тигровая шкура, а по обе стороны от камина стояли кресла. Величественная белая кошка, с которой лорд Фаунтлерой играл наверху, спустилась следом за ним по лестнице, а когда он бросился на ковер, свернулась рядом в клубок, словно хотела с ним подружиться. Седрик так обрадовался, что положил голову рядом с ней на ковер и так и лежал, гладя ее и не обращая внимания на то, о чем беседуют миссис Эррол и мистер Хэвишем.
Они говорили тихо. Миссис Эррол казалась несколько бледной и взволнованной.
— Но ведь сегодня ему еще не надо ехать? — спрашивала она. — Сегодня он останется со мной?
— Да, — отвечал так же тихо мистер Хэвишем, — сегодня он ехать не должен. Как только мы пообедаем, я сам отправлюсь в замок и извещу графа о нашем прибытии.
Миссис Эррол взглянула на Седрика. Он лежал, свободно раскинувшись, на полосатой тигровой шкуре; отблески огня освещали его разрумянившееся личико, кудри рассыпались по ковру; большая кошка сонно мурлыкала, прикрыв глаза; ей было приятно ласковое прикосновение его доброй ручки.
Миссис Эррол слабо улыбнулась.
— Граф и не подозревает о том, сколького он меня лишает, — печально промолвила она.
Она подняла глаза на адвоката и прибавила:
— Пожалуйста, передайте графу, что я не хотела бы брать у него деньги.
— Деньги! — воскликнул мистер Хэвишем. — Неужели вы хотите отказаться от содержания, которое он хочет вам назначить?
— Да, — подтвердила она просто. — Я предпочла бы, пожалуй, их не брать. Я вынуждена принять этот дом, и я благодарна графу за него, ибо это дает мне возможность находиться рядом с сыном. Но у меня есть немного собственных денег, их будет достаточно для того, чтобы жить совсем скромно, и я бы предпочла не брать того, что он предлагает: он так меня не любит, что подумает, будто я отдаю Седрика ему за деньги. Я отпускаю Седрика только потому, что я его люблю и готова забыть о себе для его блага; и еще потому, что его отец этого бы хотел.
Мистер Хэвишем потер подбородок.
— Это очень странно, — проговорил он. — Он разгневается. Он этого не поймет.
— Думаю, что поймет, когда подумает, — отвечала миссис Эррол. — Мне эти деньги и в самом деле не нужны; зачем же мне принимать их от человека, который так меня ненавидит, что отнимает у меня моего мальчика? А ведь это ребенок его собственного сына!
Мистер Хэвишем задумчиво посмотрел на нее.
— Я передам графу ваши слова, — сказал он наконец.
Подали обед, и они сели за стол, а белая кошка устроилась на стуле рядом с Седриком и величественно мурлыкала, пока они ели.
Когда позже в этот же вечер мистер Хэвишем явился в замок, граф тотчас принял его. Граф сидел в удобном, роскошном кресле у камина, положив больную ногу на скамеечку. Он зорко глянул на адвоката из-под лохматых бровей; но мистер Хэвишем заметил, что, несмотря на кажущееся спокойствие, граф в глубине души был взволнован.
— А, мистер Хэвишем, — произнес он, — вернулись? Какие вести?
— Лорд Фаунтлерой и его матушка в Корт-Лодже, — отвечал мистер Хэвишем. — Оба неплохо перенесли путешествие и находятся в полном здравии.
Граф что-то нетерпеливо хмыкнул и нервно пошевелил пальцами.
— Рад это слышать, — бросил он отрывисто. — Что ж, неплохо. Располагайтесь поудобнее… Не хотите ли стакан вина? Что еще?
