Анна Сьюэлл - Черный Красавчик
Сперва учитель сам хотел Биллу еще подбавить. Но потом обошелся простым наказанием. Посадил Билла на весь день перед классом, а потом еще целую неделю не выпускал на переменах играть во дворе вместе с нами. Учитель потом с нами долго беседовал о разных жестокостях. Он говорил, что хуже всего делать больно тому, кто беспомощный или слабее тебя. Но больше всего мне запомнилось, как учитель назвал жестокость отметиной дьявола. Если, говорит, вы увидите человека, которому доставляет удовольствие издеваться, – это верная принадлежность к дьяволу. А люди, которые ко всем идут с добротой и заботой, наоборот, близки Богу. Потому что Господь наш – это сама любовь.
– Милый мой мальчик! – ласково поглядел на помощника Джон. – Лучше, чем ваш учитель, про это не скажешь. Без любви и впрямь никакой веры в Бога существовать не может. Конечно, есть много недобрых людей, которые уши всем прожужжали о своей вере. Но где же там у них вера, если они обходятся без любви к ближнему и живым тварям? Такое, скажу я тебе, к настоящей праведности отношения не имеет.
Глава XIV
Джеймс Ховард
Однажды декабрьским утром Джон привел меня в денник после прогулки. Джеймс уже появился в конюшне с овсом для меня, когда мы вдруг увидали хозяина. Сквайр Гордон был очень серьезен. В руках он держал распечатанное письмо. Закрыв денник, Джон вышел к хозяину.
– Доброе утро, Джон, – поздоровался с ним сквайр Гордон. – Я вот пришел узнать, нет ли у тебя каких-нибудь жалоб на Джеймса.
– На Джеймса, сэр? – удивленно спросил конюх. – Какие же у меня могут быть жалобы?
– Ну, вдруг он работает не всегда добросовестно или с тобой непочтителен? – еще серьезнее посмотрел на Джона сквайр Гордон.
– Это Джеймс непочтительный и недобросовестный? – с возмущением отозвался тот. – Да кто вам только сказать мог подобную чепуху, сэр!
– Хорошо, хорошо, Джон, – закивал головой хозяин. – Ты уж прости, но я спрошу тебя еще одну вещь о Джеймсе. Нет ли каких-нибудь оснований подозревать, что он иногда вместо того, чтобы прогуливать лошадей, заходит куда-нибудь в гости, а лошади остаются на улице без присмотра?
– Ну уж нет, сэр! – покраснел от возмущения Джон. – Видать, какой-то большой недоброжелатель наговорил вам много неправды про Джеймса. Вы уж меня послушайте: верить такому нет ни одного основания. А про Джеймса я так вам скажу: более спокойного, честного, благоразумного и доброжелательного к лошадям человека в Бертуик-парке еще никогда не работало. Я без единой оглядки, сэр, доверяю нашему Джеймсу любую лошадь и буду при этом так же спокоен, будто бы сам ее обихаживаю. Так что если кому охота узнать настоящую истину о свойствах души Джеймса Ховарда, вы уж пошлите его ко мне, сэр, а не ко всяким там злобным клеветникам.
– Хорошо, хорошо, Джон, – улыбнулся сквайр Гордон. – Никто мне ничего плохого о Джеймсе не говорил. Просто я знаю, ты человек сдержанный и не слишком часто раздаешь похвалы. Вот и пришлось мне прибегнуть к маленькой хитрости. Рад, что наши с тобой мнения совпадают. Ну-ка, подойди к нам, мой мальчик! – повернулся хозяин к Джеймсу, который по-прежнему продолжал стоять у входа в конюшню. – Оставь свой овес и послушай меня внимательно. Утром я получил письмо от брата своей жены – сэра Клиффорда Уильямса из Клиффорд-холла. Он просит ему подыскать надежного молодого конюха. Тому, который уже тридцать лет у Клиффордов, не по силам справляться со всей работой. Поэтому сэр Клиффорд Уильямс хочет нанять старику напарника. Сперва на молодого конюха будет возложена только часть обязанностей. Когда же старик окончательно уйдет на покой, сэр Клиффорд поручит новому работнику всю конюшню. Условия моего родственника таковы: восемнадцать шиллингов в неделю, бесплатный костюм для конюха, парадная кучерская ливрея – тоже за счет хозяина, удобная спальня над каретным сараем и мальчик-помощник. Добавлю к этому, что сэр Клиффорд – очень хороший хозяин. Конечно, мне с тобой жаль расставаться, Джеймс. И Джону наверняка будет тебя не хватать.
– Это уж точно, сэр, – вздохнул конюх. – Но место у вашего родственника прямо завидное. Джеймсу оттуда может открыться большое будущее. Нет уж, хоть мне и грустно, но я ни за что не встану у него на пути.
– Кстати, сколько тебе сейчас лет, Джеймс? – поинтересовался хозяин.
– В мае исполнится девятнадцать, – почтительно отвечал тот.
– Не маловато для кучера? – посмотрел сквайр Гордон на Джона.
– В общем-то, предпочтительней, чтобы постарше, сэр, – согласился конюх, – но в случае с Джеймсом вполне достаточно и тех лет, которые у него уже есть. Рост у него высокий. Сила хорошая. А уж доверять ему можно не меньше, чем самым честным и взрослым людям. Только вот опыта управления экипажем у нашего Джеймса пока маловато, но рука у него, сэр, легкая, а глаз острый. Думаю, я его быстро всему научу, и тогда уж любая лошадь под его руководством ощутит себя в полном порядке.
– Твоя рекомендация для сэра Клиффорда все решает, – сказал сквайр Гордон. – Он как раз говорит в письме, что если есть человек, которого обучал ты, то он предпочтет его остальным. Так что, мой мальчик, – повернулся хозяин к Джеймсу, – теперь подумай как следует, поговори с мамой, а когда решишь, дай мне знать.
Хозяин погладил меня, попрощался с Джоном и с Джеймсом и ушел домой. Несколько дней спустя вопрос о переходе Джеймса был решен окончательно. К новой работе у сэра Клиффорда он приступит через полтора месяца. А до этого срока ему нужно как следует научиться управлять экипажем.
Прежде нас с Горчицей запрягали только для поездок хозяйки. А теперь каждый из членов семьи по любому поводу приказывал закладывать экипаж, чтобы Джеймс побыстрее освоил нелегкое ремесло кучера. Первые несколько раз Джон сидел рядом с Джеймсом. Потом наш молодой кучер стал уверенно управлять нами один. Хозяин изобретал для Джеймса все новые трудности. В городе он постоянно придумывал для себя дела на всяких узких и неудобных улочках или вдруг говорил, что ему непременно нужно попасть на вокзал к прибытию поезда. Дело в том, что к вокзалу вел мост, на котором разъехаться со встречным экипажем мог только опытный кучер. К чести Джеймса могу сказать: он ни разу не попал в аварию на мосту. По-моему, такими успехами каждый вправе гордиться.
Глава XV
Старый конюх на постоялом дворе
Еще через несколько дней хозяин с хозяйкой вдруг собрались к друзьям, которые жили в сорока шести милях от Бертуик-парка. Правил нами в этой поездке конечно же Джеймс. Должен заметить, что местность, по которой мы ехали, относится к числу трудных. Она вся покрыта холмами и состоит из одних подъемов и спусков. Тем не менее Джеймс проявил мастерство просто редкостное для столь молодых лет. Когда дорога шла под гору, наш умный юноша вовремя ставил карету на тормоз, и ничто не толкало сзади ни меня, ни Горчицу. А как только начинался подъем, кучер освобождал колеса, и мы с легкостью тянули экипаж в гору. Если подъем оказывался слишком долгим, Джеймс разворачивал экипаж под небольшим углом к дороге. Это было с его стороны очень мудро, потому что карета не тянула нас своей тяжестью назад под гору. Преодолев в первый день целых двадцать три мили, мы с Горчицей не чувствовали себя разбитыми. Такое возможно только при очень хорошем кучере.
К тому времени как зашло солнце, мы въехали в город, где хозяину и хозяйке предстояло провести ночь. Для этого они выбрали самую лучшую гостиницу. Гостиница располагалась в центре и впечатляла своими размерами. Джеймс направил нас через арку во двор. Там были денники и каретный сарай. Как только мы появились, навстречу выбежали два конюха. Один, помоложе, стал распрягать Горчицу. А тот, который постарше, посвятил себя мне. Это был пожилой человек небольшого роста и располагающей внешности. Двигался он очень проворно, но припадал при этом на одну ногу. Никогда я еще не видел, чтобы кто-нибудь с такой скоростью умудрился распрячь и вычистить лошадь. Не успел я даже как следует осмотреть двор, как этот мастер своего дела уже поставил меня в конюшню. Увидев меня в деннике, Джеймс рот разинул от изумления. Он подошел ко мне и придирчиво ощупал меня со всех сторон. Но шерсть моя была совершенно чиста и блестела.
– Вот это да! – еще сильнее удивился Джеймс. – Я думал, что быстро работаю с лошадьми, а Джон наш еще быстрее. Но вы, – с восхищением оглядел он старого конюха, – просто побиваете все рекорды того, что раньше мне приходилось наблюдать.
– Каждый день тренировка, и всё тут, – отвечал со сдержанной гордостью конюх. – Я так кручусь подряд уже сорок лет, – весело улыбнулся он Джеймсу. – Плохого бы я был о себе мнения, если бы ничему за это долгое время не выучился. Мне, знаешь ли, теперь кажется, что быстро проделывать с лошадьми всякие чистки и расседлания даже легче, чем медленно. Начни я с этим так долго возиться, как некоторые, мне, наверное, просто жизнь опостылела бы. Мне как двенадцать исполнилось, так меня приставили к лошадям. Где я с тех пор только не работал! И в охотничьих конюшнях, и при бегах. Даже в жокеях себя испытал. Роста, как видишь, я мелкого и на скачках хорошо отличался. Целых два года подряд я участвовал в разных заездах. А после произошла неудача. Во время заезда моя лошадь упала на скользкой траве, я поломал колено, и дальнейшего толка от меня, в смысле жокейства, конечно, не стало. Но я все равно уже без лошадей себе жизни не представлял. Вот и нанялся в эту гостиницу. Должен сказать, опыта тут по части знания лошадей как нигде наберешься. Вот, например, по этому твоему коню, – внимательно поглядел на меня старый конюх, – сразу видно хорошее обращение. Смотри, какой он спокойный, доброжелательный, поворачивается, куда надо, даже копыта при чистке всегда поднимает по первому требованию и без скандала. А к другой какой-нибудь лошади подойдешь, она и шарахнется, и послушания не проявит, а порой тебя даже лягнет. В таких случаях я на лошадь совсем не сержусь. Потому что в плохом поведении вина не ее. У лошади, как и у человека, весь характер от воспитания. Помнишь, в Библии говорится: наставь дитя на дорогу верную, и оно уже никуда с нее не свернет. Ну, если кто-нибудь только не примется его насильственной мерой сворачивать. Так и с лошадью: тот, кто с ней хорошо обращается, растит существо доброе, верное людям. А если лошадь с детства бить и запугивать, она иногда вырастает опаснее дикого зверя.