Борис Алмазов - Самый красивый конь
— Доктор, вы ему передайте, чтобы он за Конуса не волновался. С ним будет все в порядке, все как следует…
— А что это за конус?
— Это его жеребец. Конь его. Борис Степаныч на нем… — Панама чуть было не сказал «ездил», но проглотил невесть откуда взявшийся в горле комок и сказал твердо: — Это его конь!
— Хорошо, я, как видишь, ни на конус, ни на цилиндр не претендую, ступай, малыш, домой. Все, что мы можем, для твоего учителя мы сделаем. Панама медленно вышел в больничный сад. Холодный ветер мел по асфальту снег и пыль, свистел в кустах, что, как веники, торчали вдоль дорожки.
— Пономарев! — Панама оглянулся. По дорожке, как-то вприскочку, шел-торопился Денис Платонович. — Ну что там? У доктора был? — спросил он, задохнувшись от быстрой ходьбы. Панама рассказал.
— Вот несчастье! — Денис Платонович рухнул на скамейку. — Такой спортсмен, такой мастер, а человек какой! Умный, интеллигентный, образованный, добрый… Боже мой! Боже мой! Ведь он и разбился-то, коня спасая. Мне сейчас ребята рассказали. Кони стрельбы испугались — понесли. Всадники бы справились, но места нет, понимаешь, места нет… Забор там, какой-то каменный, и овраг за забором. Забор невысокий, кони и нацелились через него прыгать, а он не только первому коню прыгнуть не дал, а и его-то спас: как-то так развернулся да сам с коня об стену, да через забор, да в овраг… А кони все целы, все… — Денис Платонович гордо глянул на Панаму.
— Лучше бы кони пропали, чем Борис Степаныч! — зло сказал он.
— Да ты что говоришь! — всплеснул руками старый тренер. — Ну-ка сядь. Вот что я тебе скажу. Жизнь человека, конечно, дороже жизни коня. Но ведь конь — это не просто животное, это живой труд человека. Человек коня создал! Древняя лошадь на нынешних чистокровных похожа, как летающая этажерка на реактивный самолет. Да, когда болен человек, — конь спасает его ценою жизни. Но когда конь в опасности, его любой ценой спасает человек! Если это не так, человек перестает быть человеком! Ты понял меня, мальчик?
Глава девятнадцатая. НОЧНОЙ ЗВОНОК
— А я предлагаю такой выход. Сейчас будем звонить прямо по списку и посмотрим, что нам ответят, — сказал начальник манежа. Шел второй час ночи, но в его кабинете сидели люди. Здесь были тренеры, ветеринар, старший конюх.
— Я прошу добавить в список еще одну фамилию, — сказал Денис Платонович.
— Какую? И так уже шесть человек…
— Пономарев. Пусть он будет седьмым.
— А кто это?
— Вы о нем скоро узнаете, — усмехнулся старый тренер. — Поверьте моему опыту, права он имеет равные со всеми.
— Ну хорошо. Я начинаю. — Начальник манежа снял трубку. — Извините, пожалуйста, за столь поздний звонок, можно позвать мастера спорта? — И он назвал фамилию. — Это вы? Вас беспокоят из манежа. Заболел Конус, мы не знаем, что делать. Да? Вы думаете, нужно старшего конюха разбудить? Вызвать ветеринара нужно? «Скорую помощь»? Хорошо. А вы не могли бы приехать? Нет, я не шучу! Да, такси действительно поймать трудно. Ну, извините! — Начальник манежа повесил трубку и вычеркнул первую фамилию. Он сделал это так ожесточенно, что карандаш порвал бумагу… Панама видел цветные сны и от удовольствия причмокивал губами, когда в квартире зазвонил телефон. Папа нащупал босыми ногами тапочки и пошел в переднюю.
— Да! — сказал он хриплым сонным голосом. — Он спит. Ему завтра рано вставать. Да что вы, товарищи, ночь на дворе… Ну ладно, попробую… Да я понимаю! Панаме снились солнце, синее небо, зеленое поле, и по этому полю они скакали на конях. Он, Маша, Юля и даже Столбов. Кони плавно неслись, словно по воздуху, потому что трава под ними не приминалась. «Как же вы так скачете?» — спросил Панама у коня. Тот повернул к нему голову и вдруг сказал папиным голосом:
— Игорь, Игорь, позвонили с манежа — Конус заболел…
— Что? — Панама с трудом разлепил веки. — Что? — вскрикнул он, когда до него дошел смысл сказанного. — Счас, счас… Он начал торопливо хватать одежду.
— Что с ним? — закричал он в трубку. — Ложится? Опять, наверное, обкормили. Я сейчас приеду… Трубка что-то возражала, но Панама не слышал.
— Ты с ума сошел! — В дверях стояли родители.
— Ребята! — умоляющим голосом сказал он. — Ведь конь может умереть… Родители переглянулись.
— Я поеду с тобой! — сказал отец. — Во-первых, ночь… А во-вторых, может быть, я тоже чем-нибудь пригожусь.
— Да! А я, по-вашему, буду сидеть здесь и волноваться? — сказала мама. — Я тоже поеду. Хоть теперь посмотрю, что это за манеж такой. Каким он медом намазан, что единственный сын скоро дом на конюшню променяет… Они быстро оделись, выскочили на улицу. Им повезло: они вскочили в проезжавшую мимо машину.
— Что с Конусом? — ввалился в кабинет начальника манежа Панама. Все сидевшие в кабинете обернулись. Воцарилось неловкое молчание.
— Все хорошо! — весело сказал Денис Платонович. — Все хорошо, мальчик. Ты — молодец. Это твои родители? Честь. имею представиться… У вас хороший, добрый мальчик… — Что же, сказать ему? — нерешительно спросил начальник манежа.
— Нет, вы в самом деле думаете решать таким нелепым образом такой серьезный вопрос? — возмущенно спросил один из тренеров.
— Отчего же нелепым? — сказал Денис Платонович. — Самый правильный способ. Но, я думаю нужно обставить это торжественнее… После экзаменов, я думаю… Извините нас, вышла маленькая несуразность, — раскланялся Денис Платонович перед родителями Панамы. Никогда еще мальчишка не видел своего тренера таким веселым. «Чем же старик так доволен? — подумал он. — Ох, неспроста все это!» Они вышли на улицу. Стояла непривычная для города ночная тишина. Из темноты над головами медленно падали большие пушистые хлопья. Они серебрились в свете фонарей и плавно ложились на плечи, на дома.
— Веселенькая шутка, — сказал папа, — поднять людей в два часа ночи за здорово живешь. Черт знает что!
— Мне кажется, здесь что-то непросто! — сказала мама. — Но Игорь поступил правильно! Вспомни, как тренер его прямо расплылся весь от удовольствия…
— Ребята! — сказал Панама. — Вы посмотрите, какая ночь красивая! Как будто Новый год! Это хорошо, что нас разбудили, а то бы мы спали и ничего не видели. Как тихо! И снежинки медленно падают, словно письма от снежной королевы… Мама остановилась и, поймав снежинку на рукавицу, сказала:
— Отец, тебе не кажется, что твой сын становится поэтом?
— Мне кажется, что он еще и не такую ночную тревогу нам устроит. Этот бег на конюшню — цветочки, а ягодки впереди…
— Да брось ты ворчать! — сказала мама, скатала снежок и хлоп — папе в спину.
— Стой! — сказал отец. — Есть предложение! Давайте слепим снеговика и поставим его на перекрестке, вместо милиционера. А?
Глава двадцатая. ТЫ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕШЬ!
Панама шел по заснеженной улице, и в руках у него были завернутые в несколько слоев бумаги цветы. Рядом с ним с одной стороны шла Маша Уголькова, а с другой Юля Фомина. Они шли домой к Борису Степановичу. Собственно, собирался идти один Пономарев, но Маша заволновалась, разахалась: «Как же так идти с пустыми руками. Нужно обязательно цветов купить! Да ты сам выбрать не сумеешь! Я с тобой пойду, хотя мне ужасно неловко». А Юля Фомина просто подошла и сказала: «Вы к Борису Степановичу? Я с вами». Светило солнце, плясали солнечные зайчики. Они прыгали на стенах домов, на боках автобусов, норовили заскочить в глаза, а прохожие морщились, отворачивались, и у всех были очень забавные лица.
— Открыто! — прозвучал за дверью знакомый голос. — О Вот это сюрприз! Проходите. И цветы! Ну спасибо, спасибо. Борис Степанович сидел в кресле, худой, с землисто-желтым лицом, и нога у него была неестественно вытянута. но он улыбался так радостно, что ребята скоро забыли про его болезнь. Они весело рассказывали, как идут дела в школе. Никогда еще Панама не видел, чтобы Юля смеялась так заливисто. «Какая она красивая, — думал он, — и глаза смеются, и волосы такие густые. И вся она какая-то совсем взрослая».
— Хотите, я вам кофе сварю? — сказала Юля. — Мы ездили в Швецию на состязания, и там меня научили такой кофе варить. Все шведы пьют такой кофе по утрам…
— Да не стоит, — сказал Борис Степанович. Но Юля уже гремела посудой на кухне.
— У вас «Арабика»?
— А бог его знает, — ответил Борис Степанович, — я его от случая к случаю покупаю.
— Ну что вы, кофе обязательно должен быть в доме. Борис Степанович наклонился к Маше и заговорщически спросил:
— А ты умеешь кофе варить?
— Нет, — тихо ответила она. И вообще она все молчала и сидела в сторонке.
— Я тоже, — подмигнул ей Борис Степанович и засмеялся.
— Я зато борщ умею! — просияла Маша. — И блинчики с мясом, и пирог.
— Красота! Вот у меня нога новая вырастет, и мы с Игорем придем к тебе обедать. Хотя его сильно кормить нельзя, а то будет мучиться, как Фред Палмер. Он за пятнадцать лет работы на ипподромах мира вынужден был выпарить в бане пять тонн веса. Но тебе, Игорь, это, по-моему, еще не грозит.
