Исаак Башевис-Зингер - День исполнения желаний: Рассказы о мальчике, выросшем в Варшаве
У нашей соседки Баши было три дочери: девятилетняя Шоша, пятилетняя Иппа и двухлетняя Тейбеле. Баша держала лавочку, которая не закрывалась допоздна.
Летом ночи короткие, а вот зимой они тянутся бесконечно. Квартира Шоши была единственным местом, куда я мог пойти в поздний час, но, чтобы добраться до нее, надо было пройти темным коридором. Путь занимал не больше минуты, но каким ужасом была наполнена каждая секунда! К счастью, Шоша, заслышав издали мои торопливые шаги и прерывистое дыхание, спешила распахнуть дверь. Стоило мне увидеть ее, и страх отступал. Шоша, хоть и была старше меня на год, казалась маленькой девочкой: светленькая — русые косички и голубые глаза. Нас тянуло друг к дружке, мы оба любили рассказывать всякие истории, и нам нравилось играть вместе.
Едва я переступал порог Шошиной комнаты, она принималась раскладывать свои «вещицы». Игрушки ее состояли из предметов, выброшенных взрослыми: пуговицы от старых пальто, ручка от чайника, деревянная катушка без ниток, фольга из чайной коробки и прочие подобные «сокровища». Частенько цветными карандашами я рисовал девочкам людей и животных. Шоша и ее сестренка Иппа приходили в восторг от моих художеств.
В комнате Шоши стояла кафельная печь, за которой жил сверчок. Он стрекотал все долгие зимние ночи напролет. Мне казалось, что он рассказывает бесконечную историю. Но как научиться понимать язык сверчков? Шоша верила, что за печкой живет домовой. Время от времени он помогал по хозяйству, но его все равно побаивались.
Домовой Шоши был горазд на всякие проказы. Бывало, Шоша, отправляясь спать, складывала чулки в туфли, которые ставила под кровать, а утром находила их на столе. Ясно, это проделки домового! Не раз случалось, что Шоша на ночь расплетет волосы, а проснется — домовой вновь заплел их в косы! Однажды Шоша забавлялась тем, что показывала на стене театр теней, как вдруг тень козлика ожила, соскочила со стены и боднула девочку в лоб. Ясное дело: и тут без домового не обошлось! Как-то раз мама послала Шошу в булочную за свежим хлебом и дала ей серебряный гульден. Шоша уронила монетку в канаву и в испуге с плачем бросилась домой, но вдруг почувствовала, что гульден опять у нее в кулачке. Домовой дернул девочку за левую косичку и шепнул: «Шлемель».
Сотни раз слышал я эти истории, и каждый раз приходил в восторг. Я тоже любил выдумывать всякие небылицы. Я рассказывал девочкам, что у моего отца есть сокровища, которые он хранит в пещере в лесу. Хвастался тем, что мой дед якобы был королем Билгорая и уверял Шошу, что знаю заклятие, которое, стоит произнести его вслух, обратит мир в прах.
— Ой, Итчеле, пожалуйста, не говори его! — пугалась она.
Возвращение домой было еще ужаснее, чем путь к Шоше. От историй, которые мы с ней наперебой рассказывали друг другу, страхи мои еще больше усиливались. Мне казалось, что темный коридор кишит всякой нечистью. Я как-то прочел историю про мальчика, которого демоны насильно женили на дьяволице, и боялся, что и со мной может случиться такое. По легенде, эта пара потом жила в пустыне где-то у горы Сеир. Дети у них были наполовину люди, наполовину демоны. Я бежал сломя голову по темному коридору и твердил заклятие, которое должно было уберечь меня от сил тьмы:
Ведьма сгинь! Рассыпься в прах!
В прах рассыпься! Сгинь!
Когда мы переехали в дом № 12 по Крохмальной улице, поздние визиты к Шоше пришлось прекратить. Да и не пристало мальчику-хасиду, изучающему Талмуд, водиться с девчонками. Я скучал по Шоше. Надеялся повстречать ее на улице, но проходили месяцы и годы, а мы так ни разу и не увиделись.
Со временем Шоша стала для меня образом прошлого. Я часто грезил о ней наяву, она снилась мне по ночам. В моих снах Шоша представала прекрасной принцессой. Несколько раз мне снилось, что она вышла замуж за домового и живет с ним в темном подвале. Он приносит ей еду, но не позволяет выходить оттуда. Мне виделось: вот она сидит на стуле, привязанная веревками, а домовой кормит ее с ложки вареньем. У него песья голова, а за спиной крылья, как у летучей мыши.
После Первой мировой войны я оставил семью в Билгорае, а сам приехал в Варшаву. Я начал писать, и мои рассказы стали печатать в газетах и журналах. Я написал роман «Сатана в Горае», в котором описывал дьяволов и демонов прошлых времен. Я женился, и у меня родился сын. Я решил перебраться в Америку, обратился за визой и в один прекрасный день получил ее. Я навсегда покидал Варшаву.
За несколько дней до отъезда ноги сами понесли меня на Крохмальную улицу. Я не был здесь многие годы, и мне хотелось еще раз увидеть места, где я вырос.
Улица мало изменилась, хотя дома постарели и обветшали. Я заглядывал во дворы: огромные мусорные баки, босые полуголые дети. Мальчишки играют в прятки, казаки-разбойники, перетягивание каната, так же как мы двадцать пять лет назад. Девочки скачут через веревочку. Вдруг мне захотелось разыскать Шошу. Я направился к дому, где мы когда-то жили. Боже, ничего не изменилось: та же свалка, облупившиеся стены. Я вошел в коридор, который вел в квартиру Шоши, он был все такой же темный. Я зажег спичку, чтобы отыскать дверь. Господи, что я делаю! Шоше сейчас за тридцать. С чего я решил, что они все еще живут здесь? Даже если ее родители остались на старом месте, Шоша наверняка вышла замуж и переехала. Но, повинуясь необъяснимому порыву, я постучал в дверь.
Никто не ответил. Я потянул ручку (как делал когда-то давным-давно), и дверь распахнулась. Я вошел в кухню, она выглядела точно так же, как кухня Баши двадцать пять лет назад. Я узнал ступку и пестик, стол, стулья. Не снится ли мне все это? Может, это наваждение?
И тут я заметил девчушку лет девяти. Господи, вылитая Шоша! То же бледное личико, те же светлые косички с красными ленточками, та же тонкая шейка. Девочка удивленно, но без испуга смотрела на меня.
— Кого ты ищешь? — спросила она, и я услышал Шошин голос.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Меня? Баша.
— А маму?
— Шоша, — ответила девочка.
— А где твоя мама?
— В лавке.
— Когда-то я жил здесь, — попытался я объяснить, — и мы с твоей мамой играли вместе. Она тогда была маленькой девочкой.
Баша посмотрела на меня своими огромными глазами и спросила:
— Так ты Итчеле?
— Откуда тебе известно про Итчеле? — спросил я. К горлу подступил комок, я едва мог говорить.
— Мама рассказывала.
— Да, я Итчеле.
— Мне мама все рассказала. У твоего папы была пещера в лесу, а в ней полным-полно золота и бриллиантов. А еще ты знал слово, которое могло разрушить мир. Ты еще помнишь его?
— Нет, забыл.
— А сокровища?
— Их украли.
— А твой дедушка до сих пор король?
— Нет. Больше нет.
Мы помолчали. Потом я спросил:
— А мама рассказывала тебе о домовом?
— Да, у нас жил домовой, но он пропал.
— Что с ним стряслось?
— Не знаю.
— А сверчок?
— Сверчок жив, но он поет только по ночам.
Я спустился вниз в кондитерскую, ту самую, где мы с Шошей когда-то покупали леденцы, и купил печенье, шоколад и халву. Потом поднялся наверх и отдал все это Баше.
— Хочешь, я расскажу тебе одну историю? — спросил я.
— Расскажи.
Я рассказал Баше историю о беленькой девочке, которую демон унес в пустыню, к горе Сеир и там женился на ней. Рассказал о детях, которые родились от этого брака и были полулюдьми, полудемонами.
Взгляд Баши стал печальным.
— Она там так и осталась?
— Нет, Баша, святой человек по имени рабби Лейб узнал о ее горе. Он отправился в пустыню и спас ее.
— Как?
— Ангел помог ему.
— А что стало с ее детьми?
— Дети превратились в настоящих людей и вернулись к матери. Ангел отнес их на своих крыльях.
— А демон?
— Так и остался в пустыне.
— И больше не женился?
— Почему нет? Женился. На демонице под стать себе.
Мы снова помолчали, и тут я услышал знакомую песенку сверчка. Неужели это тот самый сверчок? Нет конечно. Наверное, это его пра-пра-правнук. Но песенка-то все та же. Старинная, загадочная, как мир, и бесконечная, как темные ночи в Варшаве.
СЛОВАРЬ
Бармицва — религиозный обряд совершеннолетия, который мальчики проходят в тринадцать лет.
Гог и Магог — два варварских народа, нашествие которых, как сказано в Библии, произойдет перед Страшным судом.
Гой — нееврей.
Девятое ава — день поста в память о разрушении Храма.
Дрейдл — детская игрушка — волчок. На четырех гранях — буквы, использующиеся для гадания. Одновременно это начальные буквы четырех слов на иврите, составляющих фразу: «Здесь случилось великое чудо». В дрейдл обычно играют на Хануку.
