Софья Могилевская - Гори, наш костёр!
«Она» — это снова была Таня.
А что черепаха так и не нашлась, Ваське не было до этого никакого дела. Подумаешь, беда! Не нашлась, так найдётся. Разве он стал бы, как Игорёк, реветь из-за черепахи? Справедливости нет, вот главное!
Куда пропал Вася?
Горн протрубил побудку. Гриша проснулся и стал будить Васю:
— Вася, вставай! Поднимайся, Васька…
Вася не отзывался.
Гриша, по привычке, протянул руку, чтобы потрясти Васю за плечо, но — вот так штука! — Васькина кровать была пуста. Вася уже проснулся и успел куда-то уйти.
А горн трубил и трубил на весь лагерь:
Просыпайся и вставай,
На зарядку выбегай!
И Таня уже стояла на лужайке перед терраской, хлопала в ладоши, скликая свой пятый отряд на зарядку.
— Скорей, скорей, — торопила она ребят. — Не копайтесь! Смотрите, какой денёк выдался!
А денёк и правда выдался отличный — небо голубое, ни облачка. Солнце светит вовсю. Роса ещё не просохла, и кругом всё блестит. Каждая травинка на лужайке. Каждый листок на дереве. Каждая капелька на цветах.
А Васи всё нет и нет… Куда он девался? Почему не идёт на зарядку? Гриша рад бы поискать его, но Таня уже на лужайке и нужно скорее туда.
— А Вася где? — спросила толстая Люся, когда Гриша стал между Люсей и пустым Васиным местом.
— Не знаю, — чуть пожав плечом, ответил Гриша. — Наверно, сейчас прибежит.
Но Вася не прибегал.
Вот они уже построились. Вот Таня обвела их всех глазами, посмотрела на Люсю, на Гришу, на пустое место между ними и наконец, ни слова не сказав, начала:
— Вдох-выдох! Вдох-выдох!
А Васи по-прежнему не было, и Гриша слегка подвинулся вправо, чтобы загородить собой пустующее место.
Сегодня у него с зарядкой ничего не получается. Вместо того чтобы глядеть на Таню, он вертит головой во все стороны: куда делся Вася?
И вдруг Гришу точно осенило. Сразу, в одну минуту, он обо всём догадался: Вася убежал. Совсем убежал из лагеря, вот куда он делся! Вчера ему снова попало от Тани. На этот раз он не стерпел. Взял да убежал…
От этой догадки у Гриши ноги подкосились: ох, Вася, Вася, что ты натворил? Что теперь с тобой будет?
— Гриша! — строго прикрикнула Таня. — Почему ты таким увальнем стоишь? Подтянись! Голову выше!
«Вот узнает сейчас, что Васьки уже нет в лагере, что он убежал домой, тогда будет говорить — голову выше!»
После зарядки Гриша подошёл к Тане.
— Таня, — начал он шёпотом, но тут же громко выпалил: — Вася Скалкин убежал! Совсем из лагеря!
— Из лагеря? — с удивлением переспросила Таня. — С чего ты взял?
— Он убежал… Он прямо взял и убежал домой. Я знаю.
Грише казалось, что его слова произведут на Таню необыкновенное впечатление. Но она спокойно сказала:
— Никуда он не убегал. Я знаю, где он. Без спросу ушёл рыбу ловить. Вернётся — будет у нас с ним разговор!
С этими словами она направилась к умывальникам проверить, как там ребята чистят зубы.
Ссора
А Вася между тем уже вернулся с реки. На зарядку он опоздал и теперь прятался за деревом, чтобы не попасться на глаза Тане. По правде говоря, и с Гришей ему не хотелось бы сейчас встретиться.
Сегодня он проснулся очень рано. Так рано он никогда не просыпался. Все ещё спали. Слышно было, как ровно дышат Гриша, маленький Игорёк и другие мальчики. А в окошко виднелось чуть порозовевшее небо. Солнце не взошло, но маленькое, видное ему облачко разгоралось всё ярче, точно где-то полыхал огромный костёр и освещал это облачко снизу своим алым пламенем.
«Нет, — думал Вася, глядя на облачко, — не пойду я один на реку… Как же так — червяков вместе копали, а рыбу без Гриши буду ловить? Нехорошо! И Тане нужно было сказать… Нет, не пойду. Не пойду, и всё тут».
И вдруг под окошком засвистел Лёша.
Один раз свистнул.
Второй раз свистнул.
Третий…
И тогда у Васьки все его добрые намерения в одну секунду выскочили из головы.
Он не стал медлить. Не думал больше ни о Тане, ни о Грише. Скинул с себя поскорее одеяло, натянул лыжные штаны, сунул ноги в тапочки и выскочил из спальни. Только бы успеть! Ах, как долго он проканителился! Лёша не станет ждать. Неужели он уже ушёл? Скорей, скорей…
А сейчас он вернулся. Раскаяние мучило его. Что сказать Грише, если Гриша спросит, почему он ушёл без него на рыбалку? И что сказать Тане, если Таня спросит, почему он ушёл, не сказав ей ничего?
Но больше всего Васька страдал оттого, что ему и похвалиться нечем — он не поймал ни одной, даже крохотной рыбёшки. Сидеть с удочкой, смотреть на поплавок и ждать, пока рыбе захочется попасться на крючок, ему казалось слишком скучным. А ловить майкой Лёша запретил. Сказал: «Ты мне всю рыбу разгонишь…»
Когда после зарядки все убежали умываться, Вася нерешительно вышел из-за деревьев. Да, вид у него был неважный! Руки грязные, ноги грязные и почему-то нос тоже грязный. Одна лыжная штанина у него была завёрнута до колена, другая, мокрая, спущена. В руках он держал майку, с неё капала вода. На удачливого рыбака он не был похож, что там говорить!
И, хотя Васе этого очень не хотелось, он носом к носу столкнулся с Гришей Бочаровым. Тот посмотрел на него с негодованием:
— Эх, ты… один убежал рыбу ловить!
Вася хотел ему объяснить, как всё получилось, но Гриша не дал ему говорить:
— Больше с тобой не дружу… раз ты такой товарищ!
Васька взвился:
— Больно ты мне нужен!.. Я ещё раньше с тобой не дружил!
— Ну и ладно… Ну и ты мне больно нужен! Вот увидишь, как тебя Таня отругает. Вот тогда будешь знать!
— А я тебе как сейчас наподдам!
И они, враждебно поглядев друг на друга, разошлись в разные стороны.
А ведь какими были друзьями! И всю прошлую зиму они дружили. И всё прошлое лето тоже дружили. И вот теперь они поссорились. Неужто навсегда?
Письмо
Раз они с Васькой рассорились навсегда и, может быть, на всю жизнь, Гриша решил дружить с Игорьком.
— Игорёк, — спросил он его после завтрака, — ты хочешь ловить рыбу?
— Хочу, — ответил Игорёк скучным голосом.
— Тогда давай напишем моему папе письмо, чтобы он прислал нам крючки.
— Давай, — согласился Игорёк, ничуть не повеселев от этого предложения: ведь Тортила всё ещё не нашлась!
Хотя Гриша ещё не учился в школе, буквы он знал и писать их умел. Он достал карандаш, лист бумаги и, пристроившись на ступеньке, тут же написал письмо: «Папа, привези крючков, мы хотим рыбу ловить».
Конечно, никаких запятых и никаких точек в письме не было, но зато все буквы были очень большими, и, кроме того, Гриша подписался и за себя и за Игорька, который, оказывается, писать вовсе не умел.
Затем он сложил письмо треугольником, и они с Игорьком пошли к шофёру Степану Михайловичу, который ездил почти каждый день из лагеря на завод и обратно.
Собственно говоря, сюда без дела ходить не полагалось. Здесь находились разные хозяйственные помещения лагеря: кухня с огромной плитой, котлами, кастрюльками и вёдрами; глубокий погреб, полный холодного зимнего снега. Здесь стоял дровяной сарай, а возле сарая — козлы, чтобы пилить дрова, колун, чтобы их колоть, и топорик — щепать лучинки для растопки. Сюда каждый день приходили работать дежурные всех пяти отрядов: одни помогали повару, другие кололи и пилили дрова, третьи качали воду в круглый бак, который стоял на кухонной крыше. А дежурные их отряда каждый день являлись к главному повару Настасье Ивановне и спрашивали, сколько зелёного лука и сколько редиски им приносить сегодня с огородных грядок. Обычно дежурных по луку и редиске было двое.
Повар Настасья Ивановна лишних слов не тратила. Выйдя к ним на крыльцо в белом, прямо как у доктора, халате и в белой поварской шапочке, она произносила только одну букву:
— А…
Затем она протягивала каждому по небольшой кошёлке и распоряжалась:
— Сюда — зелёного лука… А сюда — редиски.
Или по-другому:
— Редиски совсем не надо. А лука побольше. Сегодня будет селёдка с луком.
И дежурные бежали на огород, дёргали то, что просила Настасья Ивановна, и приносили на кухню.
Но сегодня по луку и редиске были другие дежурные, и Игорёк с Гришей пошли не к кухонному крыльцу, а к гаражу, к шофёру Степану Михайловичу.
А Степан Михайлович как раз утром приехал с продуктами в лагерь и сегодня же возвращался обратно на завод.
— Вы прямо моему папе отдайте, — сказал Гриша, протягивая шофёру письмо. — Это насчёт крючков, чтобы он привёз…
— Понимаю, — проговорил Степан Михайлович, пряча Гришино письмо в боковой карман комбинезона.
— Он в механическом работает, мой папа… Он по фамилии Бочаров.
— Петра Бочарова на заводе всякий знает, — ответил Степан Михайлович. — Ладно, ребятки, будьте спокойны, передам письмо.
