Дж. Каргман - Горько-сладкие шестнадцать
– Может, глупо, – сказала Софи, откусывая намазанный горчицей уголок, – и, наверно, очень необычно. – Она сделала глубокий вдох. – Кое-что можно сделать в полоску. Для разнообразия.
Я подняла брови, но промолчала.
– Ууууу, здорово! – воскликнула Уитни. – Чудесная мысль!
– Что у нас там дальше? – спросила Софи, разглядывая целые горы папок – ну просто адвокат с десятилетним стажем!
– Так. – Уитни вытащила огромную папку. – Здесь образцы шрифта от семи каллиграфов. Выбрать нужно сегодня, а то лучших быстро расхватают.
– Точно!
Софи уткнулась в разные образцы букв, цвета чернил, витиеватых росчерков. Семь каллиграфов старательно и красиво написали алфавит и теперь ждали одобрения Уит и Софи. Я с интересом заглянула в папку (на мой взгляд, слишком вычурно, но все же красиво). Видимо, Софи стало неудобно, что я не участвую в их с Уит развлечении (и покупаю канцелярские принадлежности для вечеринки в очень немодном магазине), и она спросила, как идет подготовка к моему дню рождения.
– Ну, хорошо все. Как таковой подготовки ведь нет. Папа забронировал столик. На четвертое января, кстати.
– Слушай!!! – неожиданно воскликнула Софи. – Что я придумала!!!
– Что? – спросила я. Может, Софи придумала, чем заняться на мой день рождения после праздничного ужина?
Софи эффектно откашлялась и выпалила, повернувшись к Уитни:
– А давай сделаем по торту для каждого гостя!
– Прекрасно! – ответила Уитни, медленно кивая. Видимо, представила тысячи красивых крохотных тортиков.
– А на них – монограмма из сахарной глазури! Переплетающиеся «С» и «У»! – генерировала идеи Софи.
– Великолепно! – воскликнула Уитни. – И правда получится самая лучшая в мире вечеринка!
Это уж точно. Почему же тогда мне совсем невесело? Сэндвичи, еще недавно такие вкусные, показались вдруг кислыми. Ощущение, как будто лимон проглотила.
Вечером, к маминому удивлению, я не стала есть спагетти. Сидела и смотрела в никуда, накрутив на вилку такую кучу макарон, что даже лошадь не смогла бы их заглотить в один присест.
– Лора? – позвала меня мама. – Детка, что-то случилось?
– Что? – спустилась я с небес на землю. – Извини, я просто...
– Задумалась? – с улыбкой спросил папа и отправил в рот большую ложку спагетти в соусе.
– Ага, – ответила я. О чем задумалась, уточнять не хотелось. Я кошмарно себя чувствовала. Родители не понимают, что для меня значит Тейт, и все же я их (пусть странных и чудных) люблю больше, чем свою школу.
– О чем думаешь, малыш? – прощупывала почву мама.
Я вздохнула.
– Просто... – начала я. – Не знаю почему, но мне не нравится затея Уитни и Софи. Наверно, лучше бы я молчала и не предлагала совместный праздник. Они объединились, а я... Глупо так говорить, но я чувствую себя третьей, никому не известной сестрой знаменитых Бронте.
– Шарлотта и Эмилия стали знамениты уже после смерти, но это не важно, – сказал папа, надевая очки. – Малыш, по-моему, ты все сделала правильно. Предотвратила конфликт, предложила мудрое решение.
– Наверно, – пожала я плечами.
– Мне кажется, – заметила мама, – у Софи и Уитни очень разные характеры. Это ведь тоже проявится?
– По-моему, получится столкновение Ленина и Троцкого, – задумчиво сказал папа.
Я поела, пошла к себе в комнату и уселась в угол за швейную машинку. Комната была всего в паре метров от кухни, а машинка стояла как раз напротив обеденного стола. Вслед за мной прибежал Пухлик и свернулся в клубок на кровати. Я вытащила из нижнего ящика рулон черного шифона и принялась за шитье. Нужно было обшить низ тесьмой, но я начала с рукавов. Родители заинтересованно на меня смотрели – ждали ответа. В этом они все. Никогда не задают риторических вопросов. Им действительно важно, что я думаю. И они знают, что шитье помогает мне собраться с мыслями.
– Просто у них у обеих денег куры не клюют, – ответила я, разглядывая идеально ровный ряд стежков. – Вместе чеки подписывают и скоро совсем породнятся.
Я завязала узелок. Обожаю шить! Некоторым надо пробежать пару-тройку километров, чтобы выпустить пар. Мне нужно шить.
– Такое впечатление, что у них не вечеринка, а спектакль, – сказала мама.
– Ну, это же вечеринка по случаю шестнадцатилетия, – ответила я, отрезая ткань для корсажа. – Очень важный праздник. Во всяком случае, так считают в моей школе. Кстати, я как раз шью себе платье для еще одной такой вечеринки на миллион долларов. – Я вывернула рукав наизнанку и залюбовалась своим мастерством. Сшит просто идеально!
– Сколько же всего хорошего можно сделать на миллион долларов, – мечтательно произнес папа.
– Лора, – мама выбросила остатки еды, – а почему шестнадцатилетие так важно? Почему этот день считается самым главным?
– Не знаю, мам, – я раздраженно вздохнула, – знаю только, что этот день любая девочка хочет провести как-то по-особенному.
Нет, хорошо, что они всегда все анализируют, но неужели непонятно, что шестнадцатилетие – это великий праздник? Ужасно обидно, что я на свой день рождения буду чувствовать себя серой мышью. Здорово, конечно шить себе одежду. Да и получается неплохо. Но ведь я вынуждена ее шить! И это раздражает. Трудно все время гнаться за окружающими. Вот бы когда-нибудь надеть свое собственное платье от «Прада» или «Марка Джейкобса»! Вот бы когда-нибудь тратить деньги, не думая о том, сколько осталось! Я, как и мои родители, умею анализировать и умом понимаю, что они правы, но как же все-таки иногда хочется окунуться во все эти «поверхностные» радости! Я же пока школьница! В чем же иначе вся прелесть моего возраста?
Вскоре Уитни и Софи узнали, что Синтия Тедеский сняла для своей вечеринки Национальный музей дизайна. Шутки в сторону, началась серьезная игра. Вечеринка Уит и Софи должна стать самой лучшей! Никто не сможет их победить! Никто. Но подругам сообщили, что Лесли Портер из школы Святой Агаты собирается подарить всем гостям маленькие серебряные шкатулки от «Тиффани» (мальчикам – футляры для хранения запонок), и они тоже заказали шкатулки, только у «Картье» и золотые. А вскоре Марджори Ландкастер разослала всем огромные плитки шоколада, на которых золотистой глазурью было написано приглашение на праздник. Соф и Уит тут же заказали такие же шоколадные карточки, но только со съедобными стразами от «Сваровски». Казалось, на подруг работает целый отряд быстрого реагирования! Борьба шла прямо как перед выборами. Софи и Уит узнавали, что кто-то придумал что-то необычное и интересное, и тут же заказывали себе то же самое, но в улучшенном виде и за большую цену. Сумасшедший дом!
Девчонки вышвыривали деньги непонятно на что, но плохо мне было не только из-за этого. Я чувствовала себя (знаю, это глупо и по-детски) такой одинокой... Ведь мы с Уитни были лучшими подругами практически с младенчества, а теперь она не отлипает от Софи. Я невольно задавалась вопросом: что же за человек эта девица на самом деле? Впорхнула в нашу школу, стала самой популярной, а теперь крадет мою лучшую подругу! Хотя Софи ни в чем не виновата. Она такая милая и веселая. Естественно, с ней все хотят дружить. К тому же (ох как не хочется об этом думать!) совместную вечеринку предложила я. Софи, кстати, изо всех сил старалась вовлечь меня в процесс подготовки – все время интересовалась моим мнением и просила о помощи куда чаще, чем Уитни! А вот Уит следовало бы быть повнимательней к моим чувствам! Всегда считала, что такой дружбы, как у нас, ни у кого нет!
Однажды мы с Уит и Софи сидели в лаборатории на уроке биологии. Наш учитель мистер Розенберг бубнил что-то о «Lumbricus terrestris» (в смысле, о земляном черве). Мистер Розенберг очень требовательный, и все его боятся. Занятия серьезные – в конце года предстоит вскрывать человеческий труп, – так что от урока преподаватель отвлекаться не любит. Еще в этом семестре нас ждет состязание по орфографии. И позор тому, кто не сможет без подготовки произнести по буквам «дезоксирибонуклеиновая кислота». Мистера Розенберга надо слушать очень внимательно, иначе он «прекратит наши опыты» (то есть выбросит тушу свиньи в помойку и поставит двойку за вскрытие). Почти каждый день на его уроках кто-то плачет. Если же Розенберга довести по-настоящему, то он заставит провинившуюся сидеть в кошмарной провонявшей формалином лаборатории несколько часов и ждать, пока он соизволит провести с ней беседу. А потом отведет несчастную в оранжерею с разросшимися колючими растениями и там устроит выговор.
В середине урока Софи передала Уит записку. Я скосила глаза. «Я волнуюсь. 2000 мини-фотоаппаратов „Полароид“ хватит?» Уитни задумалась, опустив подбородок на карандаш с ластиком – движение, значившее активную мыслительную деятельность. А потом написала: «На всякий случай давай купим 2500». Уит попыталась передать записку Софи, но тут их засек мистер Розенберг.
