Элизабет Мид-Смит - Девичий мирок
Сесиль доверчиво посмотрела ей в глаза.
– Причина твоей скрытности ясна для меня, как день. Ты молчишь потому, что не хочешь выдать виновную. Ведь так?
Краска залила бледное лицо Сесиль. Она утвердительно кивнула головой, но говорить была не в состоянии. Губы ее дрожали, и слезы застилали глаза.
– Виновная, которую ты не хочешь выдать, дорога нам обеим. За нее мы молились. Для нее мы готовы на самопожертвование. Это…
– Не называйте ее, умоляю вас. У вас нет оснований подозревать ее.
– Я должна назвать ее, дорогая Сесиль. Если ты подозреваешь Энни Форест, почему же не могу подозревать ее я?
Сесиль уже не могла удержать слез.
– Хорошо. Теперь предположим, как это ни грустно, что виновна действительно Энни. Прикрывая ее, ты наносишь ей ужасный вред. Подумала ли ты об этом, Сесиль? Представь теперь, что Энни удалось бы из трусости скрыть от меня этот проступок. Что бы вышло?
– Ее репутация была бы спасена, – ответила Сесиль.
– Хорошо. Но ее дальнейшее поведение было бы еще позорнее. Выходит, Сесиль, что относительно подруги, которую ты любишь, ты поступаешь, как самый лютый ее враг.
Девочка молчала.
– Это с одной стороны, – продолжала миссис Виллис, – но этот случай может быть рассмотрен и с другой. Ты не принимаешь в расчет, что у тебя есть обязанности относительно других твоих подруг и относительно меня. Если у тебя есть нить, которая поможет мне уличить Энни, ты не имеешь права утаивать ее. Подумай о том, что пока Энни, если она виновна, живет спокойно, другая, совершенно невинная, может быть оскорблена подозрением. Молчанием ты нарушаешь свои обязанности в отношении подруг и, не доверяя мне, грешишь против твоей воспитательницы. Скрывая от меня зло, ты лишаешь меня возможности остановить его в самом зародыше и тем губишь ту, кого защищаешь. Таким образом, ты идешь против Бога и против порядков, установленных Богом. Больше сказать нечего.
Сесиль вскочила на ноги.
– Это никогда не приходило мне в голову, – воскликнула она. – Вы тысячу раз правы, но это так тяжело… Не будьте строги к ней. Ведь это только подозрение. Могу я идти?
И, вынув из кармана изорванную тетрадь, Сесиль положила ее на колени своей воспитательницы и спешными шагами вышла из часовни.
Глава XIII
Все о том же
Энни Форест, сидя в кругу своих поклонниц, о чем-то оживленно рассказывала им. Она была сильно возбуждена; лицо ее горело; глаза лучились задором. Сесиль, проходя мимо, невольно остановилась. Энни вскочила и взяла ее под руку.
– Мы говорим об этом таинственном приключении, дорогая. Разбирали его так и сяк, со всеми подробностями, но до сути так и не добрались. Мы ломаем голову, почему ты не захотела сказать миссис Виллис то, что знаешь. Видимо, ты, дорогая наша мученица, имеешь серьезные причины для этого. Ты представить себе не можешь, как мы взволнованы, даже Сьюзи Драммонд не заснула, слушая нас. Садись, Сесиль, в это кресло и расскажи, о чем вы там толковали в часовне. Как страшно было, когда тебя послали в часовню!
Сесиль спокойно слушала речь своей подруги. Она избегала смотреть на нее, но руки не отнимала. Когда же Энни попробовала втащить ее в кружок сидевших вокруг огня девочек, она остановилась, взглянув в сторону своего «уголка», но после минутной нерешительности все же подчинилась.
– Вот вам трон, королева Сесиль, – возвестила Энни, стараясь усадить подругу в легкое кресло, но Сесиль осталась стоять.
– Хорошо, что ты пришла, Сесиль, – сказала второклассница Мэри Пирс.
– Мы были потрясены, когда ты не подчинилась миссис Виллис. А теперь сгораем от любопытства. Правда, Фло?
– Да, да, мы словно на иголках, – подтвердила другая второклассница, Фло Данстэн.
– Ну, рассказывай, дорогая наша героиня, – произнесла Энни самым вкрадчивым голосом. – Ты не захотела ничего ей рассказать, не правда ли? Ты была тверда как скала, храбрая душа!
– Сесиль стойкая. Она ни за что не скажет, чего не хочет сказать. Она точно леденец, о который обломаешь зубы, прежде чем откусишь кусочек, – сказала Сьюзи Драммонд.
– Фуй, Сьюзи, что за сравнение, – заметили некоторые из девочек.
Только одна из всех сидевших вокруг огня за все время не раскрыла рта – Эстер Торнтон. Она примкнула к кружку из любопытства, но приставать к Сесиль считала неделикатным. Только теперь она решилась заговорить:
– Если бы Сесиль и хотела что-нибудь сказать, вы не даете ей этого сделать.
– Благодарю тебя, Эстер, – сказала Сесиль с облегчением. – Я не задержу вас, девочки. Я ничего не могу поведать вам относительно тех проделок, что нарушают наше спокойствие в последнее время, но я открыла миссис Виллис все, что знала. В ее руках находится теперь та вещь, которую я нашла в своем столе сегодня утром. Она доказала мне, что моя скрытность может стать причиной еще большего зла, и как ни тяжело мне было, я ничего не утаила.
С этими словами Сесиль покинула подруг и направилась в свой «уголок»; она не видела странного взгляда Сьюзи Драммонд и не слышала ее еще более странного замечания:
– Сесиль не похожа на твердый леденец. Я ошиблась в ней.
Не видела она и того, с каким вызовом взглянула Эстер на Энни Форест. Впрочем, не заметила этого и сама Энни, погруженная в свои мысли. Постояв некоторое время в задумчивости, она всплеснула руками и побежала через всю залу к «уголку» Сесиль.
– Сесиль, могу я войти?
Сесиль ответила утвердительно, и Энни, очутившись в хорошенькой «гостиной», бросилась на шею подруги.
– Сесиль, – заговорила она пылко. – Ты чем-то сильно расстроена! Я безрассудная, дрянная девчонка, но я не могу видеть, когда кто-то страдает. Что с тобой, Сесиль? Скажи мне!
– Я скажу тебе все, Энни, садись. Ты имеешь право знать, и я рада, что ты пришла. Я думаю… ну, да это все равно. Энни, можешь угадать, что я скажу?
– Не думаю. Я заметила сегодня, что некоторые из этих глупых девчонок вздумали подозревать меня в этой мерзости. Ты знаешь, Сесиль, что я до смерти люблю всякие проказы. Раз мне что-нибудь засело в голову, я делаюсь как безумная, пока не приведу свой план в исполнение. Но то, что было сделано, совсем не в моем характере. Разорвать тетрадь Доры Рассел и насовать в ее стол грязных свертков со сладостями – это слишком плоская шутка. Мне кажется, я придумала бы что-нибудь пооригинальнее. Дора не так бы еще возмущалась. Ты знаешь, что наша Дора порядочная трусиха? Что бы с ней было, если б я подложила ей гнездо полевых мышей! Я знаю, что милое создание подразумевало меня, когда пустило словечко о дурно воспитанной девушке. Но ты, Сесиль, меня знаешь. Господи, какая ты бледная! И плачешь! Что происходит? Дорогая моя, что стряслось?
Сесиль быстро вытерла глаза.
– Ты помнишь мою тетрадку с переписанными стихами, Энни?
– Конечно. Ты мне ее давала. Я еще плакала над этой маленькой девочкой, замученной фабричной работой. Почему ты спрашиваешь, Сесиль? Что-то случилось с этой тетрадкой?
– Я нашла эту тетрадь в своем столе, – начала Сесиль, пристально глядя на Энни, стоящую возле нее на коленях, – хотя я ее туда не клала. Ты знаешь: держать посторонние вещи в классе запрещено. И я строго соблюдаю эти правила. Впрочем, это дело совести. Ну, как бы там ни было, тетрадка со стихами была в классном столе. Переплет оторван, а на заглавной странице нарисована карикатура на миссис Виллис.
– Да ты что? Неужели это правда?
– Может быть, тебе известно что-нибудь об этом?
– Я не рисовала карикатуры на твоей тетради, если ты это хочешь узнать.
С Энни творилось что-то необычное, она непрестанно менялась в лице. Когда Сесиль упомянула о карикатуре, она сначала вдруг вспыхнула, а потом побледнела.
– Я вижу, – заговорила она, с трудом переводя дыхание, – что и ты меня подозреваешь, поэтому ты и старалась скрыть эту проделку. Конечно, обстоятельства против меня, здесь только я умею рисовать карикатуры, но я никогда не думала, Сесиль, что ты способна так обо мне подумать.
– Я верю тебе, Энни, я так хочу тебе верить! Несмотря на все твои недостатки, тебя никто никогда не уличал во лжи. Посмотри мне в глаза: если ты скажешь, что к этой карикатуре ты не имеешь никакого отношения, я поверю тебе, пойду с тобой к миссис Виллис, и она убедится, что ты в этом невиновна. Скажи же, дорогая Энни, что это не твоих рук дело, и сними тяжесть с моей души!
– Я не рисовала карикатуры на твоей тетради, Сесиль.
– И ничего не знаешь об этом?
– Этого я не могу сказать. Повторяю, что в твоей тетради я карикатуры не рисовала.
– О, Энни, ты стараешься обмануть меня. Будь же мужественна. Я никогда не думала, что ты унизишься до лжи!
– Я не лгу, – пылко возразила Энни, – относительно карикатуры я кое-что знаю, но я никогда не рисовала ее в твоей тетради. Ты не веришь мне. Я не буду больше тратить слов понапрасну.
Глава XIV
В ссылку
Этот печальный день остался в памяти у многих: день показного веселья и скрытой тревоги. Подспудно крепло убеждение в том, что именно Энни Форест является виновницей всех проказ, и на сердце у воспитанниц становилось все тяжелее. Школа – это маленький мирок, в котором общественное мнение меняется быстро. Энни, без сомнения, была общей любимицей, тем не менее враги у нее были – мелочные и вздорные девицы, которые ей завидовали. Таких, впрочем, было немного.
