Вера Иванова - Мисс Супердевчонка. Большая книга приключений для самых стильных (сборник)
Но надо было еще предстать перед учителями — а это было пострашнее. В какой-то момент я даже почувствовала, что готова бежать в раздевалку и замотать голову шарфом… Но везение все еще не оставляло нас — в этот день не только мы с Танюсиком сменили имидж: новая прическа появилась и у самой строгой в школе учительницы, завуча по внеклассной работе, Тамары Сергеевны по прозвищу «Ёлка». Это тоже был экстрим — Ёлка стала Ёжиком, сменив свои неизменные висячие патлы на короткую стрижку. Этого было вполне достаточно, чтобы занять внимание всего учительского коллектива, и наши косички остались почти незамеченными. Убедившись, что нам ничего не грозит, мы с Танюсиком осмелели (или обнаглели) настолько, что, взявшись под ручку, подошли к Ёлке — Ёжику и сделали ей комплимент по поводу ее новой прически:
— Тамара Сергеевна, вам так идет! Вы очень помолодели!
— Спасибо, девочки! — расцвела Елка и, оглядев нас, махнула рукой: — Вы тоже хороши! Правда, можно было подождать с косичками до летних каникул… Но они еще не скоро, так что — разрешаю! Только вы их как-нибудь заплетайте… В хвосты убирайте, что ли, чтобы не топорщилось.
«Уф! Пронесло», — синхронно подумали мы и отправились в класс.
Дежавю
Это снова был урок Тучи, и она начала его словами:
— А сейчас мы будем писать контрольную!
— Опять контрольную? — взвился Смыш. — Мне это надоело уже! Мы же в пятницу писали! Просто дежавю какое-то.
— А что такое «дежавю»? — спросила я.
— А ты не знаешь? — удивился Смыш.
— Я же английский учу, а не французский! — огрызнулась я.
— Дежавю — это когда тебе кажется, что такое, как сейчас, уже происходило раньше, — терпеливо объяснил Смыш, и вот тут-то я и вспомнила про письмо в своей сумке. Вытащив конверт, я протянула его соседу:
— Как освободишься, не посмотришь, это фуфло или нет?
— Как! Опять письмо?! Нет, это точно дежавю! — схватился за голову Смыш. — И откуда только ты свалилась на мою голову!
Да, неделя для него начиналась непросто. Но после вчерашнего совещания в кафешке я прониклась к нему доверием, так что деваться бедолаге все равно было некуда.
Я наклонила голову, надула губки и изобразила обиженного ребенка. Прием сработал: Смыш со вздохом открыл конверт и прочитал вслух:
«Отдай путевку в Сингапур, а не то я всем все про тебя расскажу. Сегодня в семь, за гаражами».
Ох, не зря я опасалась этого письма! Меня как будто ледяной водой окатили, поставили на место, и стильная тусовщица Александра вмиг испарилась. Я снова стала Сашулей номер… не два, а двадцать два, самозванкой и интриганкой, которая не имела никакого права ни на Сингапур, ни на Пузырева, ни на Милана… Ни на свой новый гламурный имидж!
— Что скажешь? — я с надеждой посмотрела на Смыша: только он мог теперь спасти меня.
— А что мне за это будет? — помолчав, осторожно поинтересовался этот гад.
— А что ты хочешь? — оторопев, переспросила я. Интересно, это и есть то самое «дежавю»?
— А что ты можешь предложить? — в тон мне ответил Смыш. Неужели и он играет с девчонками «ВКонтакте»?!
Но мне было не до игр, поэтому я решительно пресекла стрельбу вопросами и произнесла:
— Все, что захочешь!
— Да? — удивился Смыш. А потом замолчал и начал краснеть. Он краснел так долго и так сильно, что веснушки на его лице совсем побелели.
И тут до меня дошло.
— Ни за что! — взвилась я в благородном негодовании. — Да как ты смел даже подумать об этом! Да как тебе такое в голову пришло!!
— Тогда гони сто рублей! — быстро согласился Смыш и протянул под партой руку. Я перевела дух и вложила туда сотню и письмо со словами:
— Вот так-то лучше!
Смыш осмотрел конверт, понюхал письмо, еще раз пробежал его глазами и отдал мне со словами:
— Фуфло! Какой-то чудак придуривается. Из наших одноклассников. Вернее, одноклассниц.
— А как ты догадался, что он… она — из нашего класса?
— Ты что, не узнала листочек? Это же из тех блокнотов, которые мы вам на Восьмое марта дарили, помнишь? Каждая страничка — с дурацкими цветочками. Я еще тогда спорил с парнями, уговаривал купить вам по ручке.
Я вырвала у него листок, понюхала… Да, пахло явно нашим классом. Вернее, запахом, который в последние дни просто преследовал меня — я никак не могла определить, что это за духи и от кого так пахнет, и ужасно бесилась.
— И что мне теперь делать? — я с надеждой посмотрела на Смыша.
— А ничего! Выбросить и забыть.
— Но тут же написано, что он всем все про меня расскажет!
— Мы уже решили, это не он, а она, — назидательно произнес Смыш.
— Ну она… Если она, то это еще хуже! — ужаснулась я. — Девчонка про девчонку такое может понарассказать! Особенно про одноклассницу.
— Ну и что, например? — скептически хмыкнул Смыш.
— Ну, как мы в женской раздевалке красимся…
— Удивила! Кто ж этого не знает! — хихикнул Смыш.
— Ну, еще мы там курить пробовали…
— И это не тайна! Ты вообще насчет женской раздевалки не парься, мы и так знаем обо всем, что вы там делаете…
— Да? — На мое счастье, Туча отвернулась, и удар учебником по Смышевой голове остался незамеченным ею.
— Если так будет продолжаться, ты испортишь мой главный рабочий инструмент! — прошипел Смыш, потирая шишку. — Ладно, проехали… Так, что у тебя еще?
— Ну, мы там на стене писали… И еще я отметки в дневнике подделывала… И в журнале… И с Васей Садовниковым целовалась…
— Так… — Смыш задумчиво посмотрел на меня, а потом подвинул к себе письмо. — Пожалуй, тебе действительно есть что скрывать. И тот — или та, — кто забил тебе стрелку, хорошо знает все твои тайны… И значит, сегодня в семь тебе надо идти за гаражи.
— Но я не могу! Я не могу сегодня в семь быть за гаражами! — я почти что кричала — удивительно, как это Туча ничего не услышала. Наверное, потому, что она в этот момент распекала Катю Решетняк по прозвищу «Крейсер».
— Почему? — удивился Смыш.
И я выложила ему все, чего он пока не знал, — про переписку с певцами и свидания, которые были назначены на семь и восемь.
Смыш слушал молча, нервно кусая губы. Лицо его снова начало краснеть.
— Теперь ты понимаешь, что я никак не могу в семь быть за гаражами? Это просто исключено! — закончила я.
— Не знаю, не знаю, — пробормотал Смыш, склонившись над листком с контрольной. Он принялся что-то быстро писать и, казалось, полностью забыл обо мне.
«Неужели контрольную пишет?» — с негодованием подумала я, но, похоже, так оно и было: Смыш как ни в чем не бывало строчил ответы на вопросы.
Я ткнула его в бок с такой силой, что у него на носу подпрыгнули очки:
— Ну и? Не увиливай! Говори, что мне делать!
— Что хочешь! — сердито бросил Смыш, потирая бок. — Отстань. Задолбала уже со своими проблемами!
Я уставилась на него в изумлении: это так он разговаривает СО МНОЙ? Звездой вчерашнего бала? Подругой Милана и Пузырева?! Нет, что ни говори, а хоббит проявлял чудеса мужества и героизма! Или идиотизма.
Я многозначительно молчала, ожидая, что он одумается, но Смыш как ни в чем не бывало вернулся к контрольной, снова забыв о моем существовании.
Наконец я потеряла терпение и сладко прошептала ему в ухо:
— А если я тебя еще раз двину?
— И у тебя поднимется рука на маленького? — внимательно посмотрел на меня Миша, и злость мою как рукой сняло.
— Ладно, извини, — вздохнула я. — Просто я действительно не знаю, как поступить. Посоветуй что-нибудь, а?
— Я думаю, в семь тебе надо быть за гаражами, это важнее, — веско произнес Михаил. — А свидания можно перенести на другой день.
— Но за гаражами — это же самое страшное место в районе… Там стройка рядом и кладбище… Как я могу пойти туда одна?
— Ты пойдешь не одна, — торжественно объявил Смыш.
— А с кем? С Танюсиком еще страшнее будет.
— Вы пойдете со мной.
— С тобой? — Я чуть было не фыркнула, но сдержалась. — Ну, если ты уверен, что справишься…
— Уверен! — твердо сказал Смыш. — Так что сегодня в семь, за гаражами!
«Хм… Звучит, как приглашение на свидание!» — подумала я и начала прикидывать, во что мне одеться, но тут над нами снова нависла Туча.
— Смыш, дневник! — приказала она. Мы подняли к небу глаза и поняли, что на этот раз нам не отвертеться.
Смыш с кислым видом протянул практикантке дневник, однако, получив его обратно и прочитав то, что она там написала, он расцвел в улыбке:
— А мне исправить ошибку или прямо так отдавать? — сладким голосом обратился он к учительнице.
— Ошибку? — растерялась Туча. — Какую ошибку?
— Фамилия Смыш пишется без мягкого знака! — торжествующе проговорил владелец замечательной фамилии. — Так что же? Мне исправить или как?
