Е. Аверьянова - Иринкино счастье
Крупные слезы навернулись на глаза девочки и повисли на длинных ресницах.
Но, Боже, что это? Уж не показалось ли ей?… Чьи-то быстрые шаги… неужели сюда? Да, сюда… шаги приближаются… И вдруг в конце лужайки промелькнула знакомая гимназическая фуражка!..
— Ау! Черный Жук, где ты?
— Лева! — слабо вскрикнула Иринка и почувствовала вдруг, что не может бежать — ноги не слушаются. — Лева!
Лева уже стоял около нее.
— Иринка, ты плачешь? О чем? — Он с беспокойством вглядывался в личико девочки, мокрое от слез. — Жучок мой, о чем?
— Нет, нет, я не плачу, это только так… — силилась скрыть свое волнение Иринка. — Я, видишь ли, хотела встретить тебя и большой букет приготовила, а мама… мама… сказала что я помешаю… я посторонняя…
И вдруг, не выдержав долее, девочка расплакалась. — Ну полно, полно, Жучок! — утешал Лева. — Я все время скучал по моей Иринке и видишь, не вытерпел и сам пришел за тобой. Пойдем к нам, ты мне поможешь мои вещи разобрать. А в чемодане у меня есть и для тебя кое-что, я привез тебе в подарок сказки Андерсена и уж знаю, что угожу тебе этой книгой! Ну, перестань же, перестань плакать, а то я буду думать, что ты вовсе и не рада меня видеть!
Иринка перестала плакать и на минуту устремила на него все еще влажные, но уже радостные глаза.
— Лева! — сказала она вдруг серьезно. — Ты похудел и такой бледный стал, ведь это пройдет, ты поправишься, Лева?!
«Точь-в-точь как бабушка!» — невольно подумал Субботин и крепко прижал к губам смуглые маленькие ручки. — Разумеется, поправлюсь, Черный Жучок, будем вместе в лесу гулять, рыбу ловить, вот я и поправлюсь; а теперь пойдем к твоей маме и объявим ей, что, несмотря на ее запрещение, я все-таки увожу тебя или, вернее, даже уношу с собой.
И Лева по старой привычке высоко-высоко поднял над головою развеселившуюся девочку и затем, смеясь, осторожно усадил к себе на плечи.
— Ну, едем, значит! Держись крепче, Черный Жучок! А букет-то, где же букет твой!? — внезапно вспомнил юноша и остановился… — Ведь ты его для меня собирала. Я хочу букет с собой взять!..
— Вон он там, у скамейки валяется!.. — указала Иринка и покраснела. — Я его с досады на землю бросила!
— Ну уж это совсем, совсем нехорошо, сударыня! Подарок мой да вдруг на землю швырять! — шутя ворчал Лева и бережно поднял цветы. — Извольте теперь, сударыня, эти цветы сами нести в наказание, а я понесу вас.
Иринка звонко засмеялась и высоко подняла свой букет над головою Левы.
Оба друга направились к Дарье Михайловне.
VII
Между тем на балконе у Субботиных собралось целое маленькое общество: Милочка Назимова, Кокочка и еще несколько молодых людей и девушек, знакомых Лизы.
Кокочка стоял в дверях балкона и, сильно жестикулируя, что-то напевал своим красивым баритоном, должно быть, что-то смешное, так как голос его то и дело заглушался взрывами веселого хохота.
«Ах как скучно!» — подумал Лева, подходя к даче вместе с Иринкой.
Юноша надеялся, что Назимовы из деликатности долго не останутся и к тому времени, как он вернется, их уже не будет, а между тем оказывалось, что еще и новые гости подоспели.
— Иринка, пойдем ко мне! — предложил он. — Нужно наши цветы в воду поставить!
Они прошли в его комнату задним крыльцом, минуя гостей.
Лева достал в кухне большую кружку воды, сам подровнял и подрезал букет и затем торжественно поставил его у себя на письменном столе, под картиною Иринки.
— А я-то и не поблагодарил тебя за нее! — проговорил Лева с улыбкой, нагибаясь к девочке.
Иринка подняла к нему свое счастливое личико, и Субботину в первый раз бросилось в глаза, как прелестно было оно — смуглое, тонкое, с такими большими лучистыми глазами.
«Какой красавицей, однако, обещает сделаться со временем моя Чернушка! — с гордостью подумал юноша, и ему вдруг стало досадно, что она и на самом деле не его родная сестра. — Вот ведь уедем теперь… расстанемся навсегда, быть может… что-то с нею будет потом?..» — Черный Жук, ты скорее учись, — проговорил он совсем неожиданно. — Зимою мы переписываться будем! Хорошо?
Но девочка не слыхала его вопроса, она была занята другим.
— Цветок, какой чудный цветок! Кто тебе дал?! — с удивлением воскликнула Иринка, увидев на ковре пунцовую розу Милочки и теперь бережно поднимая ее с пола.
— Ах, это Назимова вздумала награждать меня, когда я давеча проезжал мимо их сада… — равнодушно ответил Лева. — Сунь его в воду, голубка, и пойдем, мама и бабушка ждут нас.
— Мил… — начала было Иринка и вдруг остановилась.
— Ну да, Милочка, оставь это, идем же!
Но девочка не двигалась с места и, опустив ресницы, продолжала мрачно вертеть цветок.
— Поставь же в воду, говорят тебе, Иринка, и идем скорей!
— Я не стану! — проговорила она наконец, сердито швыряя розу на стол.
— Черный Жук, а Черный Жук, да никак ты сердишься?! — расхохотался юноша. — Ну о чем тут говорить, не хочешь опускать в воду цветок — и не надо, и я не хочу, значит, брось его опять на пол, если желаешь, и пойдем. — Лева направился к двери.
— Тебе не жаль его? — спросила Иринка.
— Ни чуточки даже, ты ведь видишь, он валялся на полу, я совсем и забыл о нем; должно быть, давеча из петлицы выпал, когда я к обеду переодевался!
— Из петлицы? Значит, она тебе в петлицу вдела его?
— Ну да, в петлицу, так что же? Чудачка ты этакая, право!
— А если так, то и я в петлицу хочу! — быстро проговорила девочка и, выдернув из своего букета одну ромашку и немного куриной слепоты, приподнялась на цыпочки и начала старательно продевать их в петлицу Левы.
— Мне не достать, ты такой высокий, сядь на стул, — приказала Иринка.
— Извольте, извольте, сударыня, могу и сесть и даже на колени встать, если желаете! — смеялся юноша и шутя опустился на одно колено.
Иринка с большой важностью засунула в петлицу пучок куриной слепоты и затем, видимо очень довольная, объявила, что теперь они могут идти к бабушке.
На балконе гости уже давно поджидали Субботина. — А вот и наш принц-невидимка, mesdames! — весело проговорила Лиза, увидев брата.
— Где это вы так долго пропадали, принц-невидимка? — напустилась на него Милочка. — Нечего сказать, хорош тоже, не успел приехать, как и сбежал сейчас!
— Где пропадал, еще спрашиваешь, — дразнила Лиза, — известно где, разве не видишь Чернушку, даму сердца его?!
— Это она, должно быть, наградила вас такой изящной бутоньеркой? — насмешливо кинула Назимова.
— А где же пунцовая роза Милочки? — недовольным тоном спросила Лиза.
— Моя дама сердца не разрешает мне носить других цветов, кроме тех, которые она сама собирает для меня! — с напускной важностью ответил Лева. — А потому, как видите mesdames, я, вероятно, буду вынужден в течение всего лета носить куриную слепоту! — И, тихонько обняв Иринку, Лева ласково притянул ее к себе.
Девочка с гордостью смотрела на окружающих, и счастливая, торжествующая улыбка не сходила с ее лица.
Зато Милочка вся вспыхнула от досады, и на минуту хорошенькое личико девушки утратило свое обычно выражение вербного херувима.
«Однако и неземные создания, по-видимому, тоже умеют злиться!» — внутренне радовался Лева, очень довольный, что ему удалось рассердить Назимову.
— Аи, аи, аи! Кузиночка! — принялся дразнить ее Замятин… — А я и не подозревал, что у вас такая хорошенькая соперница!
Кокочка в первый раз видел Иринку.
— Скажите, пожалуйста, где это наш принц-невидимка такую красавицу выискал? Настоящая цыганочка, да и только. Глазищи-то, глазищи одни чего стоят, у-у-у-у какие! — восторгался Кокочка и, наклоняясь к девочке, старался насильно притянуть ее к себе. — Цыганочка, вы позволите мне расцеловать ваши прелестные глазки, надеюсь, что ваш принц будет менее строг, чем вы на этот раз, и не вызовет меня на дуэль?!
Жесткие рыжие усики уже касались нежной ее щеки, но Иринка так резко и с таким явным отвращением вырвалась от него, что Кокочка даже опешил немного, а окружающие невольно расхохотались, глядя на его смущенный и раздосадованный вид.
— Ну, на этот раз вам не повезло, Замятин! — не без злорадства усмехнулся Лева.
— Фиаско полное!!
— Что ж это ты, Иринка, право, так немилостиво отнеслась к молодому человеку? — шутил Субботин. — Разве он не нравится тебе? Смотри, какие у него красивые усики!
— Как у рыжего таракана… — сердито пробормотала девочка и, увидав входившую на балкон бабушку, со всех ног кинулась ей навстречу, уткнулась в ее платье и вдруг громко заплакала.
— Противный, противный… как он смел… — всхлипывала она, полная негодования. — Таракан рыжий, противный, я ненавижу его, противный!!.
— Да что с тобою, кто посмел обидеть мою Иринку? — заволновалась бабушка, крепко прижимая к себе черную головку ребенка. — Кто посмел, уж я его, я ж его!.. — Бабушка обвела недовольным взглядом присутствующих. — Что случилось? — спросила она, обращаясь к Леве. — В чем дело?
