Сергей Иванов - Бывший Булка и его дочь
И сразу она увидела комнату, поразившую её множеством книг, лежащих где попало и выстроившихся на полках от потолка до пола. Ещё здесь была масса карандашей, фломастеров, каких-то бумаг, вещиц, никогда раньше не виданных Лидой, — так называемых старинных, так называемых «безделушек». То кинжальчик для разрезания бумаг (о чём Лида могла только догадываться), то какой-то бронзовый дурачок.
Посреди всего этого в кресле-кровати полусидела-полулежала Надя, укрытая клетчатым… как это называется? Пледом, вспомнила Лида… В толстенных своих очках на красном простуженном носу.
На какое-то время Лида забыла обо всём, потому что увидела Надю, свою Надю, которую в самом деле любила. Надя стала говорить про… в общем, про всякие неважные вещи; она говорила это, чтобы Лида освоилась. Она просто удивительно всё понимала — Надя!
Потом наступила совсем маленькая заминочка. Наверное, Надя просто остановилась, чтобы перевести дух. Но именно с этого момента Лида заметила: а ведь я жду!.. Она ждала, когда в комнату войдёт Сева.
Невольно даже напрягала левую щёку и левый бок, которыми сидела к двери, — словно оттуда дует. Тут Надя спросила её что-то весёлым таким голосом: она ведь тоже была довольна, что к ней Лида пришла. И не получила ответа.
— Лида! Ты чего?
— Н-ничего! — сказала Лида, как испуганная. — Честное слово, ничего!
Надя взяла со стола медный колокольчик, секунду повертела его в руках, динькнула и тут же поймала звук, обняв колокольчик ладонью.
— Тебе Сева открывал?
Лида кивнула. Так она впервые услышала его имя.
— Ну и как он тебе?
Лида пожала плечами и, кажется, покраснела. Она очень старалась не покраснеть, а это уж — пиши пропало!
Именно здесь невидимая чёрная кошка прошла между Лидиным стулом и Надиным креслом. Они опять стали разговаривать, причём Лида с ненатуральной оживлённостью, слова старалась подбирать поумнее. Один раз даже всунула какие-то биоритмы (вместо простого «распорядка дня»). И это всё перед Надей. Господи! Как глупо! Перед Надей, которая… которая… Да уж не говоря ни о чём другом, которая просто была семиклассницей!
Вдруг Надя как бы перебила её — кашлянула, не то просто посмотрела. Лида на полуслове остановилась.
— Я тебе хочу сказать одну вещь про Севу. Ну, раз мы будем дружить, чтоб ты знала…
Почему «будем»?.. Что-то она говорила сейчас не так. Но что — Лида пока не понимала.
— Сева, он, видишь ли… У моего папы есть двоюродная сестра, моя двоюродная тётя… — Она посмотрела на Лиду. — Это Севина мать. А мне он, значит, троюродный брат. И у нас он в гостях. Приехал ко мне на несколько дней.
«А я здесь при чём? — быстро подумала Лида. — Ну да, мы же подружки. Она мне всё рассказывает, а я — ей. Ну тогда ясно. А зачем она мне, что троюродный?»
Было в этом что-то неприятное для Лиды. Почему Надя сразу всё заметила, будто следила, будто подсматривала за ними в прихожей. И потом, едва поздороваться успели, стала рассказывать про эту троюродность. Зачем?
Вдруг Лида догадалась: она боится, что я и Сева… потому что она сама… Поэтому и начала быстрей… предупреждать: его мама да мой папа… Ведь если б Сева был родной или двоюродный, тогда стыдно. А троюродный — почти как чужие. Влюбляйся хоть до потери пульса.
На секунду ей стало жарко, словно на контрольной, в пылу сражения: решила! И растерялась: а дальше как? Хоть бы ей вообще здесь не появляться. Она вся притаилась. Да куда денешься — подняла глаза.
Надя смотрела на неё как-то слишком спокойно, изучающе, как следователь на шпиона: попалась, голуба, теперь никуда не денешься! И слова она произнесла именно такие — уверенные, взрослые.
— Ну ладно, — сказала она, как бы успокаивая и на время прощая Лиду. — Пойдём чай пить.
Лида встала, ища глазами Надины глаза. Она всё твёрдо решила… Ну не ссориться же из-за мальчишки! Настоящую подружку и найти труднее, и дружить с ней куда интересней, чем с мальчишкой.
А такая, как Надя, такая подруга вообще выпадает, может быть, раз в жизни.
И Лида решила: не нужен мне никто, кроме Нади!.. Они перешли в большую комнату (в гостиную). Она у Старобогатовых действительно была большая. Даже несмотря на то, что здесь громоздилась довольно-таки несовременная пузатая мебель, было всё равно просторно.
— Ух ты! — невольно сказала Лида. — Какая комната! Тут можно прямо в пинг-понг играть.
— В пинг-понг? — Надя усмехнулась, глаза её глядели внимательно и грустно.
— А… А что?..
— Разве ты не заметила? У нас Сева как раз пинг-понгом увлекается. Даже в гости своё оружие захватывает.
— Сева?
— Ну не я же.
Тут Лида увидела на блестящем тёмно-вишнёвом пианино между стопками нот — тоже стопкой пинг-понговские ракетки: три штуки, все в специальных чехольчиках.
Говорить Наде, что, мол, я их не заметила раньше (как и было на самом деле), вышло бы глупо. А не говорить — получается, она о пинге специально для Севы завела.
Перешагнув невидимую границу, она взяла верхнюю ракетку, расстегнула на чехольчике молнию. Ракетка в самом деле была хороша. Лида невольно двинула рукой, словно отбивала мячик.
— Ты играешь? — спросила Надя.
— Не, совершенно нет!
— А врать — нехорошо! — В дверях стоял Сева.
— Почему врать? — как бы становясь на его сторону, спросила Надя.
— А потому, что у неё движение слишком профессиональное. — И он повторил Лидино движение, но только резче и красивее.
Хорошо хоть отвечать ей ничего не потребовалось — в комнату вошёл Надин отец. На нём были серые брюки и мягкая клетчатая рубашка. А Лида сразу вспомнила его в купальных трусах, в войлочной шляпе, толстого и немножко косолапого. Он забирался в маленькую резиновую лодку, а Лида с Надей выталкивали её на первую глубину — была такая как бы игра… И там он сидел, Владимир Иванович, и удил бычков. Не курит, не шевелится — час, два, три. Они с Надей придут откуда-нибудь, а он всё сидит. А бычки ему попадались редко.
Сейчас Лида подумала, что, наверное, и он вспомнил её в «срамных бикинских трусишках» (как выражался про них батянька), и немало порадовалась, что пришла сюда в брюках и свитере по самую шейку.
Открылась дверь третьей комнаты, и вышла мама. Тоже полная, в очках на несколько хмуром лице. Как потом поняла Лида, не хмурым было оно, а усталым от работы. Мама сказала:
— Ага, вот она, та, про которую все мы так много наслышаны. И мама улыбнулась довольно строго. — Ну, пойди сюда.
Лида пошла к ней через всю комнату, на ходу решая вопрос, делать ей книксен или нет. Лично ей эти книксены казались дуростью, но, с другой стороны, все девчонки из их класса приседали, и ничего. Даже считалось некоторым, так сказать, ого-го…
Лида подошла, подождала, пока ей протянут руку, почувствовала на себе Севин взгляд и осталась стоять на прямых ногах.
Потом целый час всё было спокойно. Вошла их бабушка с белым эмалированным чайником. Стали доставать варенье, пирог, чашки, сахарницу.
Есть семьи, где всё взрослые ишачат, есть — где считают, что надо «детей приучать». У Старобогатовых все делали понемножку. Только бабушка сидела и Лида — как гостья.
— Подумать, — сказала бабушка то ли всем, то ли одной Лиде, то ли одной себе, — подумать, снег пошёл! — И как в осуждение покачала головой: — А рано! Он должен в феврале идти.
Ещё подумала и заключила:
— Ну ладно. Немножко побелей будет…
Она, как все старые люди, ни на кого из семьи не была похожа. А может, Лида просто не умела различать.
Потом пили чай и общались. Существуют родители, которые совсем не интересуются, кто там пришёл, какая Лида-Петя-Вася. А бывает наоборот. У них есть в классе одна девочка, Голикова Алла. Так она, когда к себе звала на 7 Ноября, специально предупредила. «Только, — говорит, — у меня родители общаются».
И Надины родители тоже любили общаться. Хотя не очень уж так въедливо. Лида довольно спокойно справлялась с их вопросами.
Вдруг Владимир Иванович говорит:
— А это, к вашему сведению, Надеждина спасительница!
И стал рассказывать, приплетая всякие несуразицы, тот случай в море.
— Па-па! — сказала Надя недовольно и скосила очки на маму: зачем же, мол, маму зря расстраивать; но чувствовала Лида: не из-за мамы она, а из-за того, чтоб Сева не узнал о её слабости и о Лидиной силе.
Мама слушала этот весёлый рассказ, обняв щёки ладонями.
— Господи, Володя! Ну как тебе не стыдно быть таким легкомысленным! Ведь если б не эта девочка, то твоя дочь… Ты хоть понимаешь это?!
— А я говорила тебе, не отпускай их вдвоём! — строго сказала бабушка. — Ведь оба в облаках витают.
И тут Лида заметила, до чего же мама, папа и Надя из одной породы: все в очках, все широколицые и такие чуть расплывчатые, полноватые.
