Редьярд Киплинг - Пак с Волшебных холмов
Искатели приключений
Песня варяжских женРазве удержит жена молодая
Близ очага и родимого края,
Если поманит Колдунья седая?
Это старуха с холодною кровью,
Лед она стелет гостям в изголовье
В крае, где айсбергов белых гнездовье.
Нежной она не обнимет рукою —
Только оближет знобящей волною,
Выкатив тело на кромку прибоя.
Но, лишь повеет весной с небосвода,
Вздуются почки и вскроются воды,
Вам уже снятся сраженья, походы.
К морю вы сходите нетерпеливо,
Бродите молча по краю залива —
Там, где ладья ожидает прилива.
В пире и в мире уж нету вам сласти,
Мыслями всеми у ведьмы во власти,
Днище смолите и чините снасти.
И на заре ваш корабль уплывает
Вдаль, где багровая туча пылает,
Шум ваших весел стихает, стихает…
Разве удержит жена молодая
Близ очага и родимого края,
Если поманит Колдунья седая?
Тот день выдался слишком жарким для прогулок по лугу, и Дан попросил старого Хобдена перенести их плоскодонку с пруда в ручей, который протекал в середине сада. На борту этого славного судна масляной краской было выведено название – «Маргаритка», но в серьезных экспедициях оно обычно называлось «Золотой Ланью», «Длинным Змеем» или каким-либо другим подходящим именем. Ручей был слишком узок для весел, так что Дану приходилось цепляться багром и подтягивать лодку вперед, а Уна отталкивалась от дна обломком жерди.
В очень мелких местах (а у «Золотой Лани» осадка была всего лишь три дюйма) они высаживались на берег и тянули лодку через галечные перекаты на веревке, а там, где заросли подходили к самой воде, они использовали низко растущие ветви, чтобы, хватаясь за них, двигаться против течения.
В тот день они собирались открыть Северный мыс, как «старый капитан Оттар» в книге баллад, которую Уна захватила с собой, но по причине жары изменили свое намерение и решили отправиться в путешествие по Амазонке или к истокам Нила. Даже здесь, у воды, чувствовалась духота, дремотные запахи цветов пропитывали воздух, а уж снаружи, за проемами листвы, луговина была просто раскалена солнцем. Зимородок спал на своей высокой ветке, и черные дрозды редко и лениво перепархивали с куста на куст. Лишь неутомимые стрекозы да еще, пожалуй, водяные курочки сохраняли какую-то бодрость, да большая бабочка-адмирал, блестя пурпурными крыльями, слетела к ручью попить и освежиться.
Достигнув Омута Выдры, их суденышко благополучно пристало у отмели, и там, под тенистым навесом крон, они лежали и смотрели, как вода, переливаясь через мельничную плотину, сочится по кирпичному желобу, заросшему мхом. Большая форель – они часто видели ее здесь, – выпрыгивая из воды, охотилась на мошек, сновавших над омутом; время от времени маленькой волне, поднявшись на четверть дюйма, удавалось лизнуть какую-нибудь уже высохшую гальку; чуть заметно шевелились листья на верхушках деревьев, и тихо-тихо журчала вода у плотины.
– Словно какие-то духи шепчутся, правда? – спросила Уна. Она лежала с книгой, но ей никак не читалось. Дан задумчиво водил рукой по воде. Как вдруг раздались шаги по каменистой отмели и рядом с ними возник сэр Ричард собственной персоной.
– Что, опасное было путешествие? – спросил он, улыбаясь.
– Слишком много перекатов, сэр, – отвечал Дан. – Река совсем обмелела этим летом.
– Да, ручей был намного шире и глубже в те времена, когда мои ребятишки играли тут в датских пиратов. А вы, позвольте узнать, тоже пираты?
– Нет, мы уже давным-давно не играем в пиратов. Мы теперь путешественники. Всякие открытия, плавания вокруг света…
– Как это вокруг света? – удивился сэр Ричард. Он уселся поудобнее на большом горбатом корне старого вяза. – Разве свет круглый?
– А что, разве в ваших книгах это не написано? – У Дана как раз в этот день был урок географии.
– Увы, я не умею ни читать, ни писать, – вздохнул рыцарь. – А ты умеешь читать, малыш?
– Конечно. Если только не очень заковыристые слова…
– Поразительно! Прочитай мне что-нибудь. Я хочу послушать.
Дан на секунду смутился, но все же взял книгу и начал – слегка спотыкаясь, но громко и внятно – с баллады «Открытие Нордкапа».
Оттар к Альфреду-королю
Пришел, в руках держа
Добытый в северном краю
Огромный клык моржа.
– Знаю эту песню! – прервал его сэр Ричард. – Не раз слышал, как ее пели. Вот чудеса!.. Нет, продолжай, прошу тебя, продолжай! – Он наклонился вперед, и тени от листьев, скользя, пробежали по его впалым щекам.
Я сеял хлеб, я пас быков,
Но грызли сердце мне
Рассказы старых моряков
О дальней стороне.
– Это правда… То же самое случилось со мной! – воскликнул сэр Ричард. Он слушал, самозабвенно отбивая ритм стихов по собственному колену.
Но вдруг рассеялся туман,
Холодный и сырой,
И безымянный океан
Открылся предо мной.
– Безымянный океан! – как эхо, повторил рыцарь. – Так оно и было со мной и с Хью.
– Куда же вы плыли, расскажите, – попросила Уна.
– Погодите, дослушаем до конца. – И он больше не проронил ни слова, пока Дан не закончил балладу.
– Прекрасно! Это то самое сказание об Оттаре, которое я слышал на корабле датчан. Слова были другими, но суть та же.
– Вы плавали на север? – Дан закрыл книгу и устремил восхищенные глаза на сэра Ричарда.
– Нет, наш путь лежал на юг. Но никто еще не заплывал так далеко к югу, как мы вместе с Виттой и его сородичами. – И он сжал двумя руками рукоять своего длинного меча, глядя куда-то вдаль невидящим взором.
– Я думала, вы все время жили здесь, – робко промолвила Уна.
– Да, пока была жива моя леди Илуэва. Но она умерла. И тогда с разрешения Де Акилы – король Вильям II назначил его наместником Пэвенси на место графа Монтеня – я оставил своего старшего сына владеть поместьем, а сам решил отправиться в какое-нибудь путешествие или паломничество, чтобы уйти от своих неотвязных дум. Когда Хью узнал об этом, он послал за моим младшим, которого, оставаясь холостяком, считал почти за сына, отдал ему, опять-таки с согласия Де Акилы, поместье Даллингтон – владеть им до своего возвращения – и присоединился ко мне.
– Что же было потом? – спросил Дан.
– Помню все, день за днем, как будто это было вчера. Мы ехали вместе с Де Акилой верхами, направляясь к месту стоянки французского корабля, ежегодно привозившего ему вино из Бордо, как вдруг какой-то оборванец бросился к нам крича, что ему привиделся на болоте большой Черный Козел, на спине которого лежало бездыханное тело короля. В тот же день прискакал гонец с черной вестью. Король Вильям Рыжий был убит на охоте предательской стрелой, пущенной из-за куста.
«Плохой знак и неподходящий час для начала путешествия, – сказал Де Акила. – Раз Вильям Рыжий убит, мне, должно быть, придется сражаться за свои земли. Вам лучше повременить с отъездом».
Но мне после смерти моей госпожи любые знаки и приметы были нипочем. Хью согласился со мною. Мы сели на тот самый корабль, идущий в Бордо, но едва отплыли от берега, как густой туман упал на море и нас начало сносить течением куда-то к западу. Судно было купеческое, оно везло английскую шерсть, да три пары огромных охотничьих псов было привязано на корме. Их хозяином был дворянин из Артуа: запамятовал, как его звали, но помню щит с золотыми полосами на червонном поле. Этот бывалый воин немного прихрамывал (как вот я сейчас) от раны, полученной при осаде Мантуи. Он служил герцогу Бургундскому, сражавшемуся с маврами в Испании, и как раз возвращался туда. Всю первую ночь на корабле он пел нам диковинные мавританские песни и почти уговорил нас отправиться вместе с ним на войну. Мне было все равно, лишь бы забыться: я еще не знал, что никакие странствия не спасают от скорби и неотвязных дум, и наверное бы согласился, но…
Как все-таки неожиданно Судьба вмешивается в человеческую жизнь! Под утро бесшумно подплывший корабль викингов столкнулся с нашим в тумане, палубу резко накренило в одну сторону, потом в другую, и Хью, не удержавшись, перелетел через фальшборт. Я бросился за ним в воду, кое-как нам удалось вскарабкаться на борт датчанина, где нас тут же схватили и связали. Наш собственный корабль исчез за пеленой тумана. Думаю, что рыцарю из Артуа пришлось заткнуть собственным плащом пасти своим собакам, ибо их лай, который мог выдать викингам местоположение купеческого корабля, внезапно оборвался и смолк.
До утра мы пролежали связанные между скамьями гребцов, а на заре датчане притащили нас на кормовую палубу и бросили ничком возле рулевого весла. Их капитан – его звали Витта – носком сапога перевернул пленников на спину. Он был рыж и длинноволос, как женщина, а его руки от запястий до плеч унизаны золотыми браслетами. Первой его заботой стало тщательно ограбить нас, сняв оружие и украшения, но, взявшись за меч Хью, он увидел таинственные руны на клинке и поспешно задвинул его в ножны. Впрочем, алчность вновь заговорила в нем, и он потянулся за мечом во второй раз… И тогда меч внезапно запел – громко и грозно – так, что гребцы бросили весла и прислушались. Тут на корабле поднялся шум и крик, подобный крику встревоженных чаек; и Желтый Человек (таких я никогда в жизни не видывал) вскочил на корму и перерезал стягивавшие нас путы. Он был совершенно желт – но не так, как тот, кто изнурен болезнью: он был желт от природы, желт, как лесной мед, и глаза его глядели вкось, как бы сквозь две узкие щели.
