Святослав - Одиннадцать восьминогих
Камбала!
Рыба лежала горбясь и щёлкая плоским хвостом-лопаточкой.
Ребята вырыли яму, обложили её камнями, бросили туда камбалу. Тараща глаза, она бурым шишковатым листом заколыхалась на дне.
— Что поймали? — раздался позади них хриплый голос.
Пим обернулся. Перед ним стоял Хлыст.
Что ты видел?
Хлыст стоял заложив руки за спину. Низкий лоб его был нахмурен. Рот недобро сжат.
— Не дрейфь, — сказал Хлыст Пиму и рукой отодвинул его в сторону. — Чего выдернули? В яме, задыхаясь на мелководье, билась камбала. Хлыст наклонился и пошарил в воде рукой. Камбала с размаху ударилась о камни.
— Не тронь! — попросил Толик.
Хлыст приподнял скуластое лицо и обвёл глазами ребят. Взгляд его задержался на Пиме.
— Ты что тогда видел? — неожиданно спросил он.
— Ничего.
— Врёшь.
— Не вру.
— Долго там был? Пим промолчал.
— Врёшь, зараза.
— я…
Хлыст приподнялся и приблизил лицо к Пиму.
— Если продашь, — убью, — сказал он. Он сказал это еле слышно.
Пим глотнул слюну.
Хлыст снова присел над ямой, засучил рукав, поддел камбалу ладонью и выбросил её на песок.
Камбала на лету хлестнула его хвостом по руке.
Хлыст выругался и носком резиновой тапки столкнул рыбу в море.
Шлёпая по камням, камбала перебежала на глубокое место, метнулась вправо, влево и исчезла. Хлыст повернулся и пошёл прочь.
У белой покосившейся известковой скалы он остановился, сплюнул и ещё раз посмотрел на Пима.
Восемь человек
Неделю Пим не выходил из дома.
— Что ты всё читаешь? — удивлялась мать. — Вон ребята опять в Корсонес пошли.
— Ничего… Можно, мам, я попечатаю? Мать пожала плечами. Пим вставил в машинку лист и напечатал второй список:
ОДИННАДЦАТЬ ВОСЬМИНОГИХ
1. Меньшиков Пётр.
2. Сердюк Анатолий.
3. Марокко Степан.
4. Мергерян Рафик.
5. Теляков Пётр.
6. Руденко Костя.
7. Руденко Коля.
Восьминогих было уже семь. Подумав, он добавил восьмого:
8. Никольская Зоя.
Туман
«В Симферополе в течение дня осадки. На западном и южном берегу Крыма — местами туман».
Погода испортилась. Закрапал дождь. С моря на город надвинулась влажная стена тумана. Прибежал Толик. — Пим, идём в Корсонес! — взмолился он. — На башню залезем. Туман на земле, а мы наверху. Как в облаках. Мне Зойка прошлый год показала. Ух, здорово! Во дворе ничего не было видно в десяти шагах. — Ладно, пойдём, — сказал Пим. — Видал список? Ещё троих — и команда!
В Корсонесе
Над развалинами древнего города стоял туман.
Цепляясь руками за кусты бобовника, Пим поднялся по рву к самой башне. Башня плыла в голубоватом тумане. Вместе с ней плыли зубчатые развалины городской стены. Белые туманные полосы ветер уносил в степь. От тумана была мокрой трава. Мокрыми были листья кустов и камни.
— Пим, обожди!
Пим обернулся. Толик спускался в ров. Он скатился на самое дно, перебежал тропинку, начал карабкаться к Пиму.
По ту сторону башни щёлкнул камешек. Послышались шаги. В сыром воздухе звук их разносился далеко и гулко.
Над гребнем стены показалась человеческая голова.
— Пим! — прошептал Толик. — Это Ксанф.
— Он! — удивился Пим.
Голова Ксанфа медленно двигалась вперёд. Сторож перелез через стену, спустился в ров и направился к морю.
— Пойдём за ним?
— Зачем?
Пим показал Толику — молчи! — и, осторожно ставя ноги в скользкую траву, начал спускаться в ров. Толик нехотя двинулся за ним.
Ближе к морю ров мельчал. Ксанф вышел из него, постоял на одном месте, повернул и направился к раскопкам. Тропинка, которой он шёл, проходила мимо колокола. Около его столбов Ксанф остановился, присел на корточки и начал шарить руками по земле, ища что-то.
Клочья тумана, поднимаясь от моря, то и дело закрывали его. Толик и Пим стояли за грудой битых камней у последней куртины — последнего пролёта крепостной стены. От колокола их отделяло шагов сто.
ЧТО ИЩЕТ ЗДЕСЬ СТАРИК?
Ксанф выпрямился. В руке он держал что-то маленькое, тёмное. Найденное поднёс к глазам. Потом, словно испугавшись, сунул находку в карман, повернулся и пошёл назад. Он шёл теперь прямо на ребят.
Толик вцепился в плечо Пима.
— Пим, что он нашёл?
— Не знаю!
Сторож приближался. Толик начал отступать за спину Пима. Из-под его ноги вырвался камень и с грохотом покатился в яму.
Ксанф остановился.
Толик повернулся и бросился бежать. Он бежал не оглядываясь. Следом трусил Пим. Скользя по траве, ребята обежали башню и очутились перед зданием музея.
— Ну, чего ты побежал? — отдуваясь, спросил Пим.
— А ты чего? — огрызнулся Толик.
— Знаешь что, идём к Николаю Ивановичу, — сказал Пим. — Расскажем ему всё.
И снова Ксанф
— Что ищет в развалинах школьный сторож? Почему он знает число «пи» и помнит наизусть названия каравелл Колумба? Не шпион ли он?.. Кто этот человек на самом деле?.. Конечно, не школьный сторож.
Николай Иванович откинулся в кресле и с шумом открыл ящик своего стола.
— Вот… — он со стуком высыпал на стол горсть черепков. — И вот… — на столе появились обломки обработанных камней. — Черепки и камни, тысячами покрывающие землю Корсонеса. Их собирает и приносит сюда Ксанф. И я, вместо того чтобы выбрасывать их в окно, бережно складываю в стол.
Я расскажу вам историю человека, по имени Ксаверий Антонович Фалинский. Человека, которого вы называете Ксанф.
Ксаверия Антоновича Фалинского я знаю шестьдесят лет. Мы выросли здесь, в Приморске. Это был тогда захудалый порт. Ксаверий рос в бедной семье. Его отец был жестянщик, из сына он мечтал сделать музыканта. Ксавка учился играть на скрипке. Каждый день в десять часов утра он брал футляр и отправлялся на урок. Он был тщедушный мальчик. Скрипка казалась ему, наверное, роялем. Он не любил музыку, он ненавидел свои уроки, он хотел играть с мальчишками в свайки и ловить на удочку морских собак. Со слезами он тащил свою скрипку по городу. И вот однажды он не явился на урок. Это было в тот день, когда в Приморск пришёл восставший броненосец «Потёмкин». Ксавка приволок свой чёрный футляр в порт. Целый день он просидел с нами на горячих, раскалённых солнцем цементных плитах. Он купался до синевы, углём рисовал на цементе стоящий на рейде броненосец. Когда солнце прошло зенит, я увидел, что он плачет. Я взвалил на плечо его скрипку, и мы пошли домой. Его отец был горячий человек. Он должен был убить Ксавку. Мы подошли к дому и остановились. Отец с учителем стояли посреди улицы. Отец что-то кричал и размахивал руками. Ксавка сел на мостовую. «Я не могу», — сказал он. В этот момент над нашими головами просвистел снаряд. Раздался взрыв, затем второй. Люди бросились врассыпную. Это «Потёмкин» открыл огонь по казачьим казармам…
Прошло пятнадцать лет. Прошли две революции и гражданская война. Мы с Ксаверием встретились снова. На этот раз в Петрограде. Я был уже на партийной работе, он приехал поступать в Академию художеств. Он всегда здорово рисовал. И вот в день экзамена Ксаверий, проходя мимо университета, увидел афишу — академик Тарле читал лекцию о Крымской войне. Он зашёл в аудиторию, прослушал лекцию и не явился на экзамен. Он поступил в университет. Он стал историком. Что вы знаете о первой письменности на Руси? Конечно, ничего. Так вот, Ксаверий начал с неё. Древнейшие памятники: Остромирово евангелие, надпись тмутараканского князя Глеба на камне, надпись Анны Ярославны, гнездовская надпись на черепке — и черепки умеют волновать мир… Я и сейчас помню его работы. Первые русские газеты… 2 января 1703 года петровская газета «Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти…» сообщала: «Из Персиды пишут. Индейский царь послал в дарах великому государю нашему слона… Из града Шемахи отпущен он в Астрахань сухим путём». Разве не прелесть! Слон — пешеход. Он шёл в Санкт-Питербурх в галошах, чтобы не сбить ноги. Это всё раскопал Ксанф. А ты спрашиваешь, откуда Ксанф знает названия каравелл Колумба! Да на его лекциях в Москве студенты набивались в аудиторию как селёдки. Они сидели на полу, на окнах. Смех в Академии! Только Ксаверий мог рассмешить, читая лекцию о древних одеждах. Это был блестящий историк. Всю жизнь он мечтал заняться раскопками Корсонеса…
Николай Иванович остановился.
— Почему же… — начал Пим и замолчал, Николай Иванович ответил не сразу.
— Ты пионер, Пим, ты должен знать. Было время, которое называют годами культа Сталина. В эти годы погибло много честных людей. Ксаверий был оклеветан и посажен в тюрьму. Из тюрьмы вышел тот человек, которого мы знаем сейчас. Школьный сторож… Он никогда не мог без работы. Иногда у него просыпается память. Он вспоминает даты, людей. Мне очень обидно и страшно — порой он не узнаёт даже меня…
