В. Каверин - Клятва юных
— Вот мы и дома, — запыхавшись, сказал Вася, — а это Лидушка и Степан.
— Кто Степан? — удивилась Зина.
— Степан — пудель, мой товарищ, — гордо заявил Вася.
— Это хорошо! — заметила Зина.
— Что хорошо? — в свою очередь удивился Вася.
— Хорошо, что он Степан, все как будто людей больше, а то ведь все умерли, убиты, сгорели.
— Все померли, — тихо повторил Вася, — а живые все равно должны помогать друг другу. Ну, вот что, — сказал он, передавая Зине Потапа, — ты подержи его или положи в блиндажик на траву — там сухо и мягко.
Вася отвязал Лидушку и пса. Пес принялся скакать возле мальчика, потом подбежал, обнюхал Потапа и Зину и наконец угомонился, растянувшись у костра.
Лидушка, прихрамывая, заковыляла в пещерку.
— Ты, Лидушка, достань-ка харч, — сказал Вася.
Лидушка приподняла клок сена возле пещерки и вытащила из-под него завернутую в лопух жареную в золе рыбу и двух крупных неощипанных птиц, похожих на ворон.
— Это грачи, — сказал Вася. — Они сейчас жирные. Я их из лука убил. А картошки в золе у костра. Ты, Зина, их сама разрой, они горячие.
Степан что-то проворчал: он на всякий случай напомнил о себе, когда заговорили о грачах и картошке.
— Ты, Степан, посиди, мы с тобой после поужинаем. Мне пойти надо. Зиночка, покорми ребят и сама покушай, а ребят уложи спать.
— А ты куда? — забеспокоилась девушка.
— Женщину надо принести, Потапову мамку. Неужто мы ее там на дороге бросим! Сейчас скоро луна поднимется, я мигом обернусь. А потом мы ее тут недалеко под бережком похороним.
— Иди, — сказала девушка и стала разгребать золу.
Потом она накормила детей и Степана и уложила ребят спать в пещерке, покрыв их сначала большим клетчатым платком, поверх которого она наложила пушистого сена.
Уже и луна поднялась высоко, а Васи все не было.
Но вот Степан поднялся и побежал вперед. Стало слышно, как зашуршала трава и близко где-то заскрипел песок. Это полз Вася. На спине у него лежала убитая женщина. Степан попятился от Васи, а Зина поспешила на помощь. Дети поднесли женщину к берегу и положили ее у тихо плескавшейся волны.
— Зиночка, обмой ей руки и лицо, а я под откосом могилу буду копать. Здесь земля рыхлая, копать легко.
Когда могилка была готова, дети осторожно опустили в нее убитую.
— Вот и похоронили ее одну за всех, — сказал Вася: — за Лидушкину маму, за твою, за мою и за Степанову хозяйку.
— Значит, Лидушка тебе тоже не сестра? — тихо спросила Зина.
— Нет, она соседская. И Степана я тоже подобрал у учительницы. Рядом с нами жила. Я раньше все хотел сманить от нее Степана, колбасой его прикармливал, а теперь вот даром достался.
Вася бросил в могилу несколько горстей, а потом стал быстро засыпать неглубокую яму.
— Да, — продолжал он как бы сам с собой, — взял я Степана, как все стали уходить из станицы, и пошел с ним, а Лидушка одна стоит и плачет. У них всю семью засыпало, а ее отрыли, видишь ты, живая осталась, только спуганная и нога на пятке повредилась. Поглядел я на нее и думаю: «Что же это я, Степана беру, а кто же девчонке поможет? Ведь пропадет!» Ну и взял ее да и пошел с ними из станицы. Только мы отстали. Нога у Лидушки разболелась. Да ничего, мы догоним наших в городке, — успокоил он Зину.
А холмик все рос и рос. Ярко и щедро светила луна, и торжественно смотрели с неба высокие звезды.
— А отец твой где? — спросила Зина.
— Убит на фронте. А твой?
— Сгорел в пожаре.
Дети опять помолчали.
— Вот и все! — сказал Вася, убирая могилу у основания крупными камнями. — Теперь надо бы слова сказать, только хорошие слова.
Но он ничего не сказал, а вместо этого поднялся, потом опустился на колени и отдал могиле последний глубокий поклон.
IIIСейчас, рассказывая все это полковнику, Зина плакала.
Полковник встал с дивана и, чтобы скрыть свое волнение, заглянул в окно. В душе у него с прежней силой поднималась ненависть к врагу.
А за окном на землю с неба спускалась тихая ночь и, как слезы, падали звезды.
Застонал во сне Потап. Зиночка, еще вздрагивая, сейчас же встала и взяла на руки ребенка.
Мокрые колечки прилипли у мальчика на лбу, на крохотном носу блестели капельки пота.
— Как такого не пожалеть, — как бы в раздумье сказала Зина, — с ручками, с ножками, на тебя похожего…
— Ну, и что же дальше было? — спросил полковник.
— Мы долго шли степью до нашего районного городка, — продолжала рассказывать Зина. — У Лидушки болела нога. Шли только по зорям. Собирали пшеницу, рыли в полях картошку. Вася ловил рыбу. Хлеба у нас не было. Пройдем немного и опять есть хотим. Близко от дороги стреляли. А Вася все меня успокаивал: «Мне отец писал, что на земле и жить хорошо и умирать не страшно. Ты люби ее, свою землю, она, земля-то, всегда тебе поможет, и от пули и от бомбы спасет, и накормят тебя и напоит». Но мне без Васи было страшно.
Чем ближе мы подходили к городку, тем скучнее становился Вася. Вошли мы в городок. Нехорошо там: тесно, шумно, неуютно. Пошли в РОНО. Вдруг Вася и говорит:
— Ты, Зина, как хочешь, а я в РОНО не пойду. Не могу я бросить Потапа и Лидушку. Скучно мне будет без них. Я и дома-то за хозяина был без отца. Он, когда уходил на войну, сказал: «Ты, Василий, береги семью и государству помогай». А я, видишь, и семью не сберег да еще сам повисну на шее у государства. Нет. Буду в колхозе работать, сам буду кормиться и ребят прокормлю. Вот и будет опять у меня своя семья. А государству подмога.
Остался Вася в городском саду, а я все-таки пошла в РОНО. Прихожу туда, сижу, жду очереди к заведующей. Долго там сидела. Сижу и все думаю: «У Васи будет своя семья, а я теперь буду одна». И стало мне вдруг так тяжело, так страшно, как будто я осиротела во второй раз.
Дошла моя очередь. Я рассказала все заведующей и попросила ее нам помочь. Выслушала она меня и пообещала отправить в колхоз, к своей сестре, далеко, под Ташкент.
Бегу я обратно от нее в садик и вижу издали: сидит на скамье Вася с Потапом на руках и закрыл глаза, Лидушка притулилась боком к нему, а Степан смотрит на него и лижет ему руку. И так мне стало их жалко, такую я почувствовала нежность к ним и любовь!
— Вася, Вася, — кричу я ему, — я никуда от вас не уйду, мы вместе жить будем.
Он вскочил со скамьи, смотрит на меня, смеется, а глаза у него такие ясные, как эти звезды.
Вот мы и едем бесплатно в таком дорогом вагоне. Только из-за Степана нас не пускали: документы на него мы не выправили, что он здоров и не кусается. Но и это устроилось. Теперь только вам мешаем отдыхать.
Зина положила Потапа на диван и выглянула в окно.
— Заря занимается. Вася в это время, бывало, уходил рыбу ловить.
IVПрошло три месяца. Стоял теплый, солнечный, спокойный ноябрь. По широкой дороге меж полей шел полковник со своим сыном Сергеем. По тому, как они уверенно шли, можно было заключить, что дорога эта им хорошо знакома.
Они направлялись к новому глиняному домику, совсем недавно выбеленному, который стоял на самом краю колхоза «Светлый путь», где уже начинались рисовые поля. Этот домик занимали Зиночка и Вася с детьми.
Полковник с сыном бывали здесь каждый день. Они помогли привести домик в порядок и достать необходимые вещи. Зиночка и Вася работали в колхозе, Лидушку с Потапом днем уводили в ясли.
Полковник выздоровел и сейчас шел прощаться с детьми. Он часто поглядывал на сына, который с нетерпением торопил его.
— Ах, папа, как ты медленно ходишь! — говорил мальчик. — Разве во время войны так ходят? Ведь меня Вася ждет, и Лидушка, и Потап, и Зиночка.
Полковник рассмеялся. Он теперь уже нередко смеялся, и душевное горе его становилось все глуше.
Он бывал счастлив, когда смотрел на сына и видел его привязанность к Васе, к Зиночке, к Потапу, ко всей этой странной, собранной по воле случая семье.
Он и сам привязался к ней всем сердцем.
Так не хотелось ни с кем расставаться, даже с собакой Степаном.
Навстречу полковнику выбежали из домика Вася и Зиночка.
Вечерело. Вася развел угли во дворе и поставил на очаг чайник. Зиночка накрывала в комнате на стол.
Все были взволнованы. Это был последний вечер, который они проводили вместе с полковником: на другой день он собирался уезжать на фронт. Все сели за стол.
— Папа, а папа, — сказал отцу Сергей, — ведь ты обещал нам всем что-то сказать. Когда ты скажешь?
Отец встал и, взяв из рук Зины запотевшую крынку с холодным молоком, поставил ее возле Потапа.
— Вот что, Зиночка… — сказал он, как-то необычно замедляя слова.
Сергей выжидательно следил за отцом.
— Уж очень у вас тут хорошо, — продолжал полковник, наливая Потапу молока. — Не возьмете ли вы в свою коммуну еще двоих членов?
Вася поднял голову — он резал хлеб, — в его смышленых глазах забегали веселые огоньки.
