Виктория Буяновская - Когда умолкнет тишина
Но, в любом случае, Сашка порадовалась хотя бы тому, что он понял ее мысли. А значит не может осуждать ее поступок, в правильности которого она не сомневалась и сейчас.
Как ни странно, мнение майора Кеммериха было для нее важно. Образцовый солдат, движимый лишь фанатичным чувством долга и отчаянно преданный своей стране — он старательно создал этот образ для окружающих и самого себя. Однако Сашка легко постигла то, что майор тщательно скрывал в глубине души. А постигнув, прониклась к нему состраданием.
Он был заблудившимся. Человек мыслящий, Кеммерих страстно жаждал смысла, цели, но не находил ни того, ни другого. Шагнув однажды в лабиринт умозаключений, он окончательно потерялся в этом мире, и теперь растерянно бродил во тьме непонятного ему бытия. Война же внесла окончательный хаос в его душу. Мысли и побуждения окружающих казались ему откровенно неправдоподобными. Этот диссонанс между недосягаемым смыслом и наигранными, продиктованными ложными мотивами поступками людей доставлял ему дикую муку. И хотя внешне он вполне успешно играл роль благоразумного человека и талантливого офицера, но в душе не понимал ни смысла, ни цели происходящего, и от этого приходил в отчаяние.
Сашка давно заметила, что каждая минута у майора занята. Его день был загружен и распределен посекундно. И не оттого, что дел было много, а потому, что он, также как и она, боялся мыслей.
И все же иногда они настигали Кеммериха. Тогда, незаметно для самого себя, он впадал в мрачную задумчивость. Его взгляд упирался в пустоту, а на лице появлялось едва заметное выражение удивленной растерянности. Как правило, стряхнув с себя это состояние, он отчаянно включался кипучую деятельность, останавливаясь лишь тогда, когда доводил себя до изнеможения.
Однажды, когда Сашке в очередной раз довелось наблюдать приступ угрюмой задумчивости майора, он перехватил ее взгляд.
— Почему ты так смотришь на меня? — с досадой спросил он.
Секунду помедлив, Сашка решилась:
— Мне вас жалко, — ответила она.
По резко изменившемуся выражению лица майора было видно, насколько неожиданной была для него эта фраза.
— Почему? — выдавил он.
— Все боятся только смерти, а вы боитесь жизни.
Впервые за все это время он со вниманием посмотрел на нее. Его губы дернула нервная улыбка:
— Но я не боюсь смерти…
Хотя история с пленным летчиком не прибавила Сашке приязни среди солдат, ее жизнь мало в чем изменилась. Большую роль в этом сыграло и то, что вернуться к выполнению своих будничных обязанностей она смогла лишь спустя неделю, в течение которой приходила в себя после тяжелой руки Миллера. А за неделю многое изменилось — кто-то был убит или отправился в госпиталь, а свежее пополнение смотрело на нее скорее с настороженным любопытством, нежели с неприязнью.
В эту неделю Сашка перебрала в своей разбитой голове немало мыслей. Вражда, ненависть, справедливость, терпение, милосердие — теперь она заново взглянула на эти понятия, о смысле которых никогда раньше не задумывалась. Среди прочего, ей было невероятно интересно следующее: если бы от желания человека зависела его жизнь или смерть, сколько бы сейчас людей жило на земле? Чтобы так — чувствуешь, что иного выхода нет, и говоришь себе: все, хочу умереть. И тут же без боли и страха исчезаешь, растворяешься в воздухе, словно тебя и не было никогда… Ей казалось, что на земле осталась бы от силы одна десятая часть нынешнего населения. И, по ее мнению, эта часть была бы самой никчемной. Потому что достойный человек, видя страдания другого и не чувствуя себя способным помочь ему, тоже страдает страшно, порой даже более мучительно; чувствуя, что огорчает других, мешает им, уверен, что правильнее и честнее будет избавить их от своего присутствия, нежели мучить их дальше… А раз так, то единственный выход — уйти. Интересно, были бы оставшиеся люди счастливы?
Шальные грохочущие будни вновь целиком заполнили ее жизнь. Они пробирались по странным выжженным ландшафтам, которые когда-то были богатыми пашнями, сочными лугами, густыми лесами. Они безучастно шли по исковерканной ими земле, над которой подобно черным вороньим стаям витала отравляющая мир вражда. Впереди был Сталинград.
XVI
В план крупномасштабного наступления на юге СССР немецкое командование включало овладение Сталинградом. А выйдя к Волге, немцы рассчитывали в кратчайшие сроки попасть в Каспийское море, на Кавказ, где добывалась необходимая для фронта нефть. Этот замысел планировалось осуществить всего за неделю.
Первый удар по городу немецкая армия нанесла в середине июля 1942 года. Пехота, артиллерия, танки, самолеты — все было брошено в бой, которому суждено было растянуться на долгие месяцы.
Их батальон постоянно менял точку дислокации, обеспечивая огневым прикрытием пехоту. Теперь Сашка и во время боев была здесь, потому что в общей суматохе о ней попросту забывали. Ее главной задачей было не путаться под ногами, и она успешно справлялась с этим, большую часть времени проводя на наблюдательном пункте, особенно, когда вахту нес ефрейтор Гюнтер. Этот пожилой плотник со спокойными серыми глазами на изрытом оспинами лице всегда охотно болтал с ней и изредка даже разрешал взглянуть на местность через бинокль. Он в живописных подробностях разъяснял ей происходящее, щедро перемежая свой рассказ воспоминаниями о семье, оставшейся в далекой Германии. Нередко Сашка, приникнув к теплой, пахнувшей сухой пылью земле в наспех вырытом окопе, затаив дыхание, наблюдала за ходом боев. Слушая повествования Гюнтера о том, как его маленький сын Петер однажды в страшную грозу не вернулся из школы, и когда, обрыскав все окрестности, его уже оплакивали, он, оборванный и чумазый, появился на пороге их уютного светлого домика, она наблюдала, как русские создавали полосу массированного минометно-артиллерийского огня, чтобы не подпустить подкрепление к их пехотным подразделениям, и вся степь содрогалась от ударов. Волна за волной поднимались и шли в атаку немецкие пехотинцы, когда ефрейтор рассказывал о том, как он изловил для своего сынишки невероятно сообразительного скворца Нильса и изготовил ему скворечник, лучше которого и на ярмарке не увидишь… А уже через минуту пехотинцы падали, сраженные кинжальным пулеметным огнем. Вот в клубах дыма и пыли двигались танки, взрывая гусеницами жирный чернозем и словно смертоносным жалом водя дулом башенных пушек. Гюнтер же, словно не слыша ударов, содрогающих землю, причмокивая и улыбаясь во весь свой щербатый рот, рассказывал, какие невероятно вкусные колбаски жарила его ненаглядная Катрина. Сашка смотрела на происходивший бой, и ей не верилось, что эта отчаянная схватка жизни с жизнью, целью которой была смерть, велась по воле всего нескольких человек, облаченных в мундиры. И у людей этих тоже были свои Петеры и Катрины, о которых они думали каждую свободную от войны минуту, которых они горячо любили, без которых их жизнь была лишь странным, лишенным истинного смысла существованием… Но они нашли в себе силы оставить родных, чтобы уйти на чужую, враждебную им землю, и попытаться подчинить других людей, которые, несмотря на все отличия, во многом такие же, как они, — любящие, жаждущие жить, страстно ищущие счастья.
В одно августовское утро на стороне русских что-то с чудовищным скрежетом зашипело, и через мгновение степь вздрогнула от грохота. Сашка выскочила из землянки и замерла в потрясении: с другого конца степи в их сторону, шипя, летели фантастичные огненные копья. С грохотом приземляясь, они превращались в страшные смерчи, от которых весь мир, словно парализованный ужасом, содрогался в конвульсиях. Это рвались термитные снаряды «Катюш». Там, докуда доставал их огонь, все пространство чернело и обугливалось. Их минометный батальон в то утро находился в резерве, и все они радовались, что не оказались там — на полосе шириной в километр, простреливаемой этим страшным оружием.
Несмотря на яростное сопротивление русских, к осени немцам удалось войти на окраины города. Теперь они медленно, но верно принялись оттеснять русских с их позиций. Каждый день начинался одинаково: ровно в пять утра самолет Focke-Wulf Fw.189, прозванный русскими «рама», облетал вражеские позиции. Затем появлялись «юнкерсы», которые в несколько заходов сбрасывали на город бомбы. Одновременно с воздушной атакой начиналась наземная — пехота пыталась отбросить русских. Как только удалялись бомбардировщики, немцы прекращали атаку и отходили на свои рубежи под прикрытием заградительного огня артиллерии. После этого в дело вступали минометчики, на протяжении нескольких часов ведя прицельный огонь по окопам противника. И так продолжалось изо дня в день.
В октябре майор Кеммерих приказал солдатам рыть блиндажи. Всем стало ясно, что придется провести еще одну зиму в России. Когда 19 октября выпал первый снег, все принялись работать еще быстрее. Деревьев вокруг почти не было, и приходилось ездить в Сталинград за стройматериалами и дровами для полевой кухни. Для этого снаряжались специальные команды, куда нередко входила Сашка. В городе они приезжали в комендатуру, где им указывали участок с разбитыми домами, на котором можно было получить все, что нужно. Здесь все боязливо расползались по руинам и принимались собирать жесть и древесину. Задерживаться было нельзя, потому что русские наблюдатели вскоре фиксировали их и открывали огонь с левого берега Волги. Тогда приходилось все бросать, прыгать в машину и уезжать, петляя между разрушенными домами.
