Михаил Коршунов - Требуется дворник
— Я с тобой в ссоре! — кричал Глебка Кате. — Марселина-апельсина!
— Хоть мандарина, пожалуйста, — ответила Катя, развешивая для просушки Глебкино пальто.
— Я на всю жизнь!
— Не надо на всю жизнь — очень долго. Я состарюсь.
— И состарься!
— Какой ты змей на самом деле.
Глебка молчал. Он сидел в носках на стуле у батареи, рядом висело, сушилось пальто.
— Твое поведение настоящего мужчину не украшает.
— А во дворе про тебя говорят… — Глебка наклонил голову и смотрел недобрым взглядом.
— Ты не слушай, что во дворе про меня говорят, — спокойно перебила Катя. — Ты лучше слушай, что я тебе говорю.
— Ты мне не мать.
— Совсем меня не любишь?
Пришел Костя. Поглядел на обоих:
— О чем спорите?
— О любви и дружбе.
— Зачем обижаешь Катю? — серьезно спросил Костя.
Глебка молчал, размахивал ногами. Он понимал, что обижает Катю, но он этого не хотел.
— Она первая начала.
— Давайте сядем за стол переговоров и пообедаем.
— Конечно, — кивнула Катя. — Обуздаем гегемониста.
— Что будем есть, опять фасоль? — спросил Глебка.
— Бобовые будем есть. Пир у нас будет под Новый год. Ужин при свечах.
Катя возилась на кухне, разогревала фасоль. Костя пошел ей помогать — бросил в кипяток сосиски. Катя поглядела на сосиски. Спросила:
— Варишь в кожуре?
— Чищу потом под холодной водой.
— Ты старый холостяк?
— Да. — Костя сказал это с некоторым вызовом, хотя и шутливо.
— Почему?
— Не сложилась жизнь. — Он пожал плечами.
— Ты ее складывал?
— Она меня пока что складывает.
— На других надеешься?
— На тебя, например. Возражаешь?
Катя ничего не ответила. Сделала вид, что целиком занята разогреванием бобовых. Даже попробовала, чтобы проверить, как они разогрелись.
Глебка сидел, просыхал. Когда Катя принесла фасоль, Глебка завопил:
— Где бобовые?
— Они самые и есть. В старших классах будешь изучать однолетние растения и тогда не ошибешься.
— Ты сама гегемонист! Думаешь, не знаю, кто такие гегемонисты? Вожатая Надька объясняла. Агрессоры.
— Успокойся. Под Новый год я тебе сварю тянучку.
Глебка успокоился, затих: тянучка — это получше даже, чем варенье, блеманже и суфле. Потом начал допытываться, почему бы им всем не встречать Новый год в квартире у тети Слони.
— Вы мои гости, а не гости тети Слони, — сказал Костя.
Пообедали быстро. Катя проконтролировала, чтобы Глебка съел хотя бы сосиски. Потом ему была подана морковь. Именно подана на большой тарелке, почти блюде.
— Укрепляй обмен веществ, — сказал Костя.
— Устроили из меня институт питания! — закричал Глебка, отбиваясь от моркови.
Когда морковь была Глебкой все-таки съедена, Глебка спросил:
— Кто такой старый холостяк?
— У кого нет жены.
— И детей?
— И детей.
— Одинокий?
— Да.
Катя начала переодевать Глебку в сухое.
— Пойдем вместе за посудой, — сказал Глебка. — Я одинокий, значит, я тоже старый холостяк.
— Ладно.
Катя проследила, как Глебка одевается. Глебка долго и нудно зашнуровывал ботинки. Тоже скучное занятие, считал Глебка. Стоишь согнувшись и оглядываешься как затравленный. Это в школе. Потому что обязательно норовят толкнуть сзади, чтобы ты носом в пол клюнул. Костя не стал ждать Глебку с Катей, ушел.
Когда Глебка и Катя вышли наконец во двор, Костя подметал снег около бункеров. В бункерах коты включили, конечно, свои трансформаторы: коты не любят метлу, она действует им на нервы. Костя нарочно громко шаркал метлой да еще постукивал по бункерам, вызывал котов на драку. Кричал Одноглазому:
— Леопольд, выходи!
Глебка попросил Катю:
— Возьми меня за руку.
— Одноглазого боишься?
— Возьми, — настаивал Глебка.
Во дворе, как всегда, присутствовали старухи. И Катя вдруг поняла, что Глебка хотел защитить ее от того, что говорят о ней. Защитить по-своему, а именно, чтобы она держала его за руку. И так они перешли через двор.
На катке катались ребята, хотя сверху была еще вода и летели брызги. А если нет терпения ждать?..
— Они его испортят! — возмутился Глебка. — Он еще свежий!
Муза Тетеркина и вовсе сидела на крышке от ведра, и Музу возили по катку.
— Муза-медуза!
— Дед-кашаед!
— Перестань, — строго сказала Катя. — Я этого не люблю.
Глебка перестал. Сказал:
— Вечером в шайбу сыграю, без коньков. На коньках не умею.
— Научишься. У тебя впереди каникулы.
В квартире тети Слони отобрали необходимую для праздничного ужина посуду, сложили в сумку, перешли через двор. Глебка опять велел Кате держать его за руку.
— Это украшает даже старого холостяка, — сказала Катя. И Глебка ее понял, так же как и она его поняла.
Катя оставила Глебку в дворницкой, чтобы отдохнул, набрался сил для хоккея, а сама отправилась на помощь к Косте, которому предстояло сегодня полностью очистить от снега двор и тротуары: завтра праздник, завтра встреча Нового года. Взялись за работу в две лопаты. Надо было еще прорыть и очистить канавки, лотки. Костя принес лом и штыковую лопату.
— В армии я ценил вечернюю поверку и отбой.
— Любишь спать? Второй Глебка, оказывается.
— Люблю тишину.
— Зачем тебе одному столько тишины?
— Мать у меня была очень тихой.
Катя сняла перчатку, надела ее на ручку лопаты. Пошевелила пальцами, размяла.
— Ты не привыкла к лопате? — спросил Костя.
— Я выросла среди снега. — Катя снова надела перчатку. — Ты знаешь, кто такие горностаи?
— Звери на твоей звероферме, конечно.
— Недавно в вольере дверцей придавила палец.
Окна домов — елочного цвета. Проехало такси, и у заднего стекла стояла совсем крошечная елочка в огоньках. Подобную елочку, только у переднего стекла, провез и троллейбус. В единственной витрине гастронома дергалось что-то светящееся и цветное. Бегали с последними покупками жильцы. А один нес почему-то ковер. Ковер был свернут в длинную трубку и переброшен через плечо. Не хватало только подвесить к ковру ведра, чтобы получилось коромысло.
— У тебя что-нибудь связано с новогодними праздниками? — спросила Катя.
— Ничего не связано. А у тебя?
— У меня? Что-то в общих чертах. — Катя помолчала. — Это плохо, наверное.
— Почему?
— Грустно без новогодних воспоминаний.
— Они должны быть у тебя особенными?
— Мне грустно. — Катя подбила лопату коленом, сбросила с нее снег. — Никогда не грустишь? — На вопрос она не ответила.
— О чем? О прошедшем? Нет. — Костя не хотел сейчас ни в чем прошедшего, он хотел сейчас только настоящего или будущего.
— Ну, я пойду. Должна заставить Глебку написать праздничную открытку матери. — Катя пошла и потянула за собой лопату.
Костя смотрел вслед. О чем они говорили? Катя обернулась:
— Скоро уеду.
— Куда?
— Ты же не будешь грустить, нет? И ничего не ждешь, да?
Костя не успел ответить — к нему подошел Овражкин.
— Чем порадуете в предстоящем году? Какими произведениями искусства?
— Новый год — новая экспозиция. — И Костя пошел и начал штыковой лопатой разбивать одну за другой снежные фигуры. Крушить. Громко хлопали электрические лампочки, которые не были еще разбиты, разлетались комья снега и куски льда. Костя взобрался на крышу беседки и сбросил оттуда купола и кокошники, покончил с памятником старины. Да, он не грустит о прошлом, о прошедшем, ни о своем, ни о чужом, потому что всегда надеется на будущее. А если кто-то чего-то ждет, на что-то надеется и теперь о чем-то жалеет или сожалеет, то при чем тут Костя? Он-не-грустит-о-прошедшем-вот-такой-он-забавный-если-он-забавный-черт-его-возьми-совсем! И нет у него никаких воспоминаний — ни простых, ни новогодних. Воспоминаний, достойных воспоминания. Не держим, не складываем, не храним.
***
Новый год. На столе — канделябр, сделанный из пустых разновеликих бутылок, и в нем свечи, тоже разновеликие. В держалки для флагов вставлены сосновые ветки. На крюке, который двигается к потолку и обратно, сидит маленькая стеклянная птичка. Костя прикрепил ее кусочком замазки. Для курток и Глебкиного пальто давно были вбиты гвозди. Из теннисной ракетки без струн сделано зеркало: бери и глядись в него. Огромный пляжный зонт, драный, заплатанный, но с которого свешивается мишура со звездами, стоит в углу — вместо новогодней елки.
Катя приготовила праздничный ужин — салат, рыбу в маринаде, яички фаршированные зеленью и, конечно, цветок из сливочного масла. «Я работаю только маслом», — смеясь говорила Катя. «Сливочным», — добавлял Костя.
Глебке Катя сварила банку сгущенного молока: сделала тянучку, как и обещала. Глебка от тянучки был в восторге, беспрерывно погружал в нее ложку. Из квартиры тети Слони принесли еще телевизор, поставили на пол и смотрели передачу. Глебка устроился перед телевизором с бутылкой «Буратино», но не переставал поглядывать на тянучку: она приковывала внимание Глебки больше, чем даже телевизор. И Глебка наблюдал за Катей, чтобы улучить момент и опять погрузить ложку в тянучку, а потом попытаться быстро заправить ее в рот.
