Эжен Мюллер - Робинзонетта
Весь этот шум уже начал привлекать внимание окружающих. Стали раскрываться двери. Сбежались женщины, мужчины, дети.
– Погоди, Мари, погоди! – кричал Пьер.
Одним прыжком очутился он на скамье перед окном, сильным ударом кулака по главной поперечине разбил раму, в один миг очутился в комнате, взял на руки маленькую Мари и, подняв ее над подоконником, тихо опустил на улицу. Потом выскочил сам, бросил испуганный взгляд на собравшуюся на шум толпу и поспешно скрылся, как будто бы боясь дурных последствий своего дерзкого поступка.
Пьер взял на руки Мари и, подняв ее над подоконником, тихо опустил на улицу.
Счастливо отделавшись от своих мучителей, маленькая Мари хотела сперва броситься к растроганным этой сценой женщинам, но вдруг раздумала и побежала к церкви.
В эту минуту подошли с одной стороны священник, привлеченный шумом на улице, а с другой – сам господин Гюро, возвращавшийся с прогулки.
Священник, слышавший крики девочки, по нескольким словам свидетелей догадался, в чем дело.
– Что такое? Что случилось? – спрашивал ростовщик.
Задыхаясь от смеха, дочь объяснила ему через разбитое окно, что они хотели подшутить над девочкой, но что благодаря дикости последней эта шутка превратилась в публичный скандал, который еще усилился из-за «подвига» Пьера.
– Где этот уличный мальчишка? – спросил Гюро.
Когда дочь объяснила ему, что мальчик убежал, он сказал:
– Хорошо, я найду его: он должен заплатить за убыток. Но где же эта маленькая дурочка?
– В церкви, – ответила Жюли.
– Хорошо, я пойду за ней.
И он направился к храму. Но тут к нему подошел священник, возможно, единственный во всей округе человек, который осмеливался высказывать свое мнение господину Гюро в лицо.
– Оставьте ее, – сказал он, – это мое дело.
Ростовщик остановился, а священник скрылся в церкви.
Прошло несколько минут, и он появился вместе с Мари. Они шли рядом и, несмотря на то, что девочка все еще была бледна и взволнованна, в ее лице, походке и в решительном взгляде чувствовалось уверенное спокойствие.
– Вот твой хозяин, – обратился священник к девочке, – он забудет о случившемся… Вернись к нему, и все будет кончено.
Но девочка ответила спокойно и решительно:
– Извините меня, отец мой, но я не сделаю так, как вы говорите. Дело в том, что я не желаю возвращаться в этот дом. Я только что дала обет в этом, на коленях молясь Богу. Все кончено, я достаточно страдала там, уверяю вас. Вы не знаете, что мне пришлось перенести; но я знаю и не хочу, не могу больше терпеть. Если меня заставят… Нет, меня не смогут заставить. Никто этого не сделает!
И она обвела спокойным взглядом всех присутствующих, которые не верили своим ушам.
– Послушай, – сказал господин Гюро, протягивая руку к девочке и как будто бы собираясь увести ее, – это все глупости…
– Нет, – воскликнула она, – ни за что! Никто больше не заставит меня страдать!.. Как я сказала, так и будет!
– Что же ты думаешь делать? – спросил священник.
– Я уже знаю, отец мой, – ответила она, гордо подняв голову.
– Что же, дитя мое?..
– Я больше не буду ничего просить ни у кого, и никто не заставит меня страдать.
– Что ты говоришь?
– Я знаю, вы не понимаете! Но я сама прекрасно понимаю.
– Куда ты пойдешь?
– Никуда.
– Кто возьмет тебя?
– Никто. Надеюсь, никто!
– Она сошла с ума, – сказал господин Гюро.
– Пусть говорят, что я сошла с ума, мне это все равно. Я сама прекрасно знаю, что это не так, и все скоро тоже убедятся в этом.
– Мари, – ласково сказал священник, – вернись к твоему хозяину.
– К моему хозяину? У меня больше нет хозяина, и никогда не будет, никогда!
– Дитя, ты бредишь… Знай, что он может заставить тебя…
– А вот не может! – воскликнула Мари, принимая дерзкий тон. – Как и почему? Я служила, я хорошо служила, трудилась и терпела горе… Я не хочу, не могу больше! Я ничего не должна, не брала ничего, мне принадлежит только одежда, которую вы видите на мне… И я ее вполне заслужила! Я уйду.
– Куда?
– Уйду! – гордо повторила девочка.
Ее слова произвели такое сильное впечатление на всех присутствующих, что никому не пришло в голову применить физическую силу, чтобы удержать ее.
Все молчали и следили за ней глазами, пока она не скрылась за поворотом дороги, теряющейся в поле.
4. Ночной разговор
Это было, как мы уже сказали, в ноябре месяце, когда быстро наступает холодная ночь. В этот вечер, как только село солнце, на туманном горизонте взошла бледная луна, наполнив долину мутным, рассеянным светом.
Добрые люди, случайно проходившие около восьми часов мимо Совиной башни, могли бы поклясться, что были свидетелями фантастического появления проклятого владельца старого замка, потому что на вершине развалин они увидели бы в тумане очертания человеческой фигуры, которая медленно продвигалась с тяжелой ношей в руках.
Но если бы они подошли поближе, вот что они увидели бы и услышали.
Прежде всего, они узнали бы в привидении живого мальчика, производившего сильный стук своими деревянными башмаками, подбитыми железными гвоздями. И поняли бы, что за ношу он держал в руках, если бы, остановившись в нескольких шагах от зияющей черной трещины, через которую можно проникнуть в старую башню, увидели, как он бросил туда связку соломы.
– Уф, наконец-то добрался! – сказал он и спокойно вытер рукой пот, выступивший на лбу, но вдруг всплеснул руками и с криком ужаса отскочил назад.
Послышался легкий смех, из тени трещины выступил при бледных лучах луны силуэт маленькой девочки с длинными волосами, и нежный, успокаивающий голосок произнес:
– Не бойся, Пьер, это я.
– Ты, маленькая Мари? – после короткого молчания изумленно сказал Пьер. – Признаюсь, ты меня страшно напугала… Знаешь, когда так неожиданно, да еще ночью, здесь, где, говорят, водятся привидения…
– Привидения, надо же! Разве привидения существуют?
– Я знаю, что нет, но…
– О, тебе вовсе не надо оправдываться, уж не мне считать тебя трусливым; я сегодня убедилась в твоей храбрости. Без тебя я не знаю, что бы вышло; они хотели для смеха, для забавы отрезать мне волосы; я ни за что не допустила бы этого, скорее дала бы убить себя… Ты меня выручил, а я даже не подумала сказать тебе спасибо, а убежала со всех ног. А теперь благодарю, Пьер, благодарю от всей души.
И она протянула ему руку. Пьер в ответ скромно произнес:
– О, не за что!
– О нет, есть за что; ты не знаешь, как велика услуга, которую ты мне оказал!
– Оставим этот разговор, – смущенно ответил мальчик.
– Оставим, если хочешь; но ты должен мне сказать, куда ты идешь в этот час со связкой соломы?
– Видишь ли, видишь ли… – пробормотал он, – я шел сюда…
– Я это хорошо вижу, чудак! Но с какой целью?
– Я пришел сюда спать, – откровенно признался он.
– Тебе – и спать здесь? – воскликнула девочка. – Тебе, у которого есть дом, где тебя не бьют, не мучают, где у тебя есть мать, славная женщина, которая тебя так любит; нет, ты не сделаешь этого…
– Нет, сделаю! – возразил Пьер с суровой решимостью. – И даже еще кое-что другое…
– Другое? Но что?
– Не стоит об этом говорить! – сказал он, гордо подняв голову. – Ты не находишь, что здесь не так уж тепло, при таком тумане?
– Правда. Ну, входи же. Дай мне руку, я знаю проход. И возьми свою солому, она пригодится.
Взяв Пьера за руку, она прошла несколько шагов в густой тени. Потом остановилась и сказала:
– Протяни руку и ты почувствуешь стену. Положи солому и сядь на нее. Там ты будешь в безопасности. Все еще не так уж хорошо устроено, но я устрою…
– Как? Что ты говоришь?
– Я говорю, что мне надо приспособиться к этому месту.
– Зачем? – удивленно спросил Пьер. – Неужели ты рассчитываешь жить здесь, вместе с совами?
– Почему нет? Совы ничего плохого не делают, они только нагоняют тоску своим криком; чем они хуже злых людей, которых так много на свете?
– Да, это верно!.. Но что за странная мысль! Это для смеха, что ли?
– Нет, для кое-чего большего. Это жилище никому не принадлежит, и я никому не буду мешать, устроившись здесь.
– Но что ты будешь делать?
– Прежде всего, у меня не будет хозяина, который мог бы ругать или бить меня. Я этого больше не хочу!
– Тут я с тобой согласен; хозяева никуда не годятся; но что ты будешь есть?..
– Для начала у меня есть немного денег.
– Немного денег, у тебя?
– Да, это мои собственные, я их не украла.
– Понимаю! – горько заметил Пьер. – Эти слова относятся ко мне?
– К тебе? Как так?
– Я хотел сказать, что… – пробормотал Пьер.
– А, знаю! – прервала она его. – Я слышала… Но это все людская злоба, я никогда не верила этому, никогда.
– Вот счастье! – радостно воскликнул Пьер. – Наконец-то я услышал хоть одно доброе слово. Благодарю тебя, Мари, благодарю!.. Но знаешь, только одна ты говоришь так. Все, все против меня, даже моя мать! Она мне недавно сказала, что если я сделал ошибку, то надо раскаяться в ней и больше ее не повторять. Но я ничего дурного не сделал и не понимаю, как это все случилось… А когда я говорю это, надо мной смеются!.. Впрочем, нет, только не ты! Ты славная девочка, ты…
