Татьяна Шипошина - Ангелы не бросают своих
Тяжёлый рок ещё звучал, но Андрейка перестал его слышать. Потому что внутри него зазвучала иная музыка.
Это был ответ. Тому мучающемуся человеку и его гибнущему миру.
Вечернее небо с первыми звёздами, лес вдали. Мама и крепкая рука Ангела… Шоссе, идущее в рассвет, и надёжный мотоцикл, летящий вдаль. Не разбивающийся, а крепкий, надёжный мотоцикл, летящий вдаль.
ГЛАВА 19
— Не грусти, — сказал Васе Степаныч, когда узнал, что девушка покинула его друга. — «Была без радости любовь, разлука будет без печали».
— Может, я бы и грустил, если бы любовь была! — усмехнулся Вася. — Но что-то в этом есть. Наверно, во мне что-то не так. Один да один. Что-то я никак не обрету…
Вася не договорил, а Степаныч не стал расспрашивать, чего никак не обретёт Вася. Он просто хлопнул Ангела по богатырскому плечу.
Надо сказать, что хлопок у Степаныча неслабый. Даже от четвертинки такого хлопка Андрейка улетел бы метров на десять. А Вася-Ангел даже не пошевелился. Только глянул на Степаныча вечно удивлёнными глазами.
После концерта все снова собрались у костерка. Побреньчав немного на гитаре, Степаныч обратился к своей подружке:
— Что это ты, Линда, такая смурная сидишь?
— Чем я тебе не нравлюсь? — повела плечами стриженная под пацана Линда.
— Ты мне нравишься, но настроение…
— Да я из-за Юлы. Думала, она шутит. А она свалила. «В гробу, — говорит, — видала я твоего байкера!» Обещала, что лучшего найдёт. Ангел, ты что, девчонку удержать не мог?
— За что я должен был её держать? — поинтересовался Вася. — За руку или за ногу? Может, за волосы? Так это неэстетично. И больно. Я за руль держусь, пока еду. И то могу не держаться. Если по прямой.
— Это верно, — подытожил Степаныч. — Жены уходят и детей забирают. А тут Юла! Пришла, ушла… Закрутилась, укатилась… Одно слово — юла.
— Всё равно противно как-то. Печально… — вздохнула Линда.
— Она тебе подруга? — спросил Вася.
— Да нет. Так, знакомая. «Познакомь, — говорит, — с байкером. А то я с байкером ни разу…»
— На заднем сиденье не каталась! — усмехнулся один из ребят, сидевших у костра.
— Типа того. Но всё равно… грустно это.
— Что же тут грустного? — не согласился Степаныч. — Может, ей вообще будет лучше не с байкером на заднем сиденье, а с водилой каким-нибудь — справа спереди. А вот кто знает сорок пять причин того, почему мотоцикл лучше женщины?
— Чо, прям сорок пять? — вроде как не поверила Линда. — Чо, прям лучше?
— Исключительно и безусловно! Принимаю предложения! И предположения!
Наверняка байкеры играли в такую игру не в первый раз. Все сразу оживились, и причины посыпались со всех сторон:
— Мотоцикл не показывает характер!
— Байк забеременеть не может!
— О! Точно! Не залетит!
— Байк вас ночью не разбудит!
— И не спросит: «Ну, ты меня любишь?»
— Ага!
— Мотоцикл не убежит к другому байкеру…
— И глазки ему строить не будет!
Причины так и сыпались. Каждое высказывание встречалось смехом, комментариями и восклицаниями. Уже не только парни, но и девушки то ли вспоминали, то ли придумывали эти причины:
— Мотоциклы не храпят!
— Если байк сильно шумит, можно купить глушитель!
— Байк никогда не захочет провести ночь с другим байком!
— Или с автомобилем!
— Мотоцикл не расстраивается, если его день рождения забыть!
— У байков нет тёщи!
— О-о!
— Бывшему мотоциклу не надо платить алименты!
— У кого что болит…
— Мотоциклы хранятся дольше!
— Перед тем как покататься, можно есть чеснок и лук…
— Пиво пить!
— И байк не скажет тебе, что ты, собака, опять нажрался!
— Ну что, Степаныч, набрали мы сорок пять причин?
— Не. Думаю, не набрали.
— Тогда сам добавляй!
— Думаешь, я такой всеведущий? Я просто знаю, что их сорок пять. А вот запомнить все — это пусть молодые практикуются.
— Мотоцикл никогда вам не изменит, — подытожил Вася. — Давай-ка, Степаныч, сыграй что-нибудь. Про дорогу.
— Нет, про любовь, — попросила Линда.
— Ну, как скажешь… — вздохнул Степаныч и прошёлся рукой по струнам. — Про любовь так про любовь… Старая песня.
Костерок горел. Его пламя языками уходило в тёмное небо и там растворялось без следа. Немудрёная мелодия, простые слова:
Ты у меня одна,
Словно в ночи луна,
Словно в степи сосна,
Словно в году весна.
Нету другой такой
Ни за какой рекой,
Ни за туманами,
Дальними странами…
Андрейка сначала следил за пальцами Степаныча, а потом и сам начал подпевать.
Чтобы качать всю ночь
У колыбели дочь…[6]
Андрейка думал о маме. О том, что любит её — сильнее всего на свете.
ГЛАВА 20
После песен про любовь Ангел отправил Андрейку спать. Но ему не спалось. Он всё пытался поразмышлять о том, что же с ним такое произошло за эти несколько дней, но подумать как следует — никак не получалось.
Мысли отрывочно бродили от Ангела к маме, потом к Юле, к громкой музыке, затем возвращались к музыкальному магазину, забегали к ребятам во двор, улетали в недоступный и манящий первый класс, а потом снова возвращались к маме, к Ангелу, Степанычу и гитаре.
Неизвестно, сколько времени ворочался Андрейка в палатке. Наверно, было уже очень поздно, когда к нему наконец протиснулся Вася-Ангел.
— О! Привет! — удивился он. — Ты ещё не спишь?
— Не-а, — обрадованно ответил Андрейка. — Не сплю.
— А что ж ты делаешь, если не спишь? — укладываясь, спросил Ангел.
— Думаю.
— Славное занятие! О чём же?
От Васи пахло бензином и другими мотоциклетными запахами. А ещё от Васи пахло пивом. А вот табаком не пахло: Вася не курил. Он так и говорил, когда его спрашивали, почему он не курит: «Ангел — это же дух! Он сам состоит из дыма! Так зачем ему ещё дополнительный? Дым сигарет ангелам летать мешает!»
— Так о чём же ты думаешь, малой?
— Так… обо всём…
— И что надумал? — допытывался Вася.
— Ничего.
— Много же ты надумал!
— Вася, а вот ты мне скажи…
— Секретов не выдам.
— Вась… А Юла из-за меня уехала?
— Нет. Из-за меня. Или из-за самой себя.
— А я боялся…
— Не бойся.
— Вась… Ну тогда скажи мне, почему ты остановился тогда, со мной, возле магазина? И потом приехал? Почему?
— А ты что, недоволен, что я за тобой приехал?
— Ты что!
Андрейка даже присел! Как это он может быть недовольным?!
— Ложись, ложись, — улыбнулся Вася. — Почему, говоришь?
— Угу!
— Да как тебе сказать… Я, когда тебя увидел, вдруг себя вспомнил. Я маленький был худым-худым, таким, как ты. Тощим! И в классе долго стоял в конце шеренги, когда по росту строились. Бывало, тогда одноклассники смеялись надо мной. Да и жили мы с мамой небогато.
— А папа у тебя был?
— Был. Я его немножко помню. Он умер от болезни, когда мне лет десять исполнилось.
— Тебе хорошо! У тебя папа хоть немножко побыл, а у меня его совсем нет!
— А куда же он подевался?
— Мама рассказывала, что он был альпинистом и разбился на горе Килиманджаро.
Название горы было трудным, но Андрейка давно запомнил его. Ведь это было всё, что осталось у него от папы.
— Гм… — В голосе Васи прозвучали нотки недоверия. — Далековато, однако. Ну ладно. Может, и Килиманджаро. В жизни разные чудеса случаются. Давай спать!
— Вася, а когда ты мне секрет расскажешь?
— Отстань! Когда подрастёшь!
— Когда в школу пойду — расскажешь?
— Посмотрим!
— Вася…
— Да чего тебе, неуёмная твоя душа?
— Вася, расскажи сказку!
— Что-о-о?!
Пришла очередь Васи-Ангела присесть.
— Сказку расскажи! — снова настойчиво попросил Андрейка.
— Ну, ты даёшь! — Вася почесал затылок. — Я сказок-то не знаю. Про Курочку Рябу тебе рассказать, что ли? Или про Колобка?
— Ну-у… — разочарованно протянул Андрейка. — Ты мне какую-нибудь волшебную…
Вася снова улёгся, натянул на себя одеяло, усмехнулся и шумно повернулся к Андрейке.
— Сказку, говоришь? Тогда слушай!
ГЛАВА 21
Первая сказка Васи-Ангела
— Жили были дед да баба. Жили они вдвоём на одиноком хуторе. Вот однажды дед и говорит:
«Слышь, баба, что-то я, в натуре, закисать стал. Не пора ли мне старые кости размять да прокатиться куда-нибудь, хоть в деревню. Живём мы с тобой, как нелюди, на выселках! А не сварганить ли нам с тобой хорошенький байк? И тебя, старую, с ветерком покатаю! Будешь у меня вторым нумером!»
