Герберт Уэллс - Билби (Безделушка)
Герберт Уэллс - Билби (Безделушка) краткое содержание
Герберт Уэллс
Билби (Безделушка)
1. ЮНЫЙ БИЛБИ ПОСТУПАЕТ В ШОНТС
Кошка родится от кошки, собака — от собаки, а вот дворецкий и горничная не производят себе подобных. У них иные дела.
Замену им надо искать среди других представителей человеческого рода, главным образом под кровом многосемейных садовников (старших, а не младших), лесников, кучеров, но отнюдь не привратников: те слишком обременены годами и обитают в сущих конурах. Так случилось, что на господскую службу поступил юный Билби, пасынок мистера Дарлинга, садовника в замке Шонтс.
Кому не известен славный Шонтс! Его фасад! Две башни! Огромный мраморный бассейн! Террасы, по которым гуляют павлины, а внизу озеро с черными и белыми лебедями! Огромный парк с аллеей! Вид на реку, бегущую среди голубых далей! А полотна Веласкеса — правда, они сейчас в Америке, а Рубенс из здешней коллекции, тот, что теперь в Национальной галерее! А собрание фарфора! А сама история замка!.. Он был оплотом старой веры[1], и в нем сохранились разные потайные ходы и клетушки, где когда-то прятали иезуитов. И кому, наконец, не известно, что маркизу пришлось отдать Шонтс в многолетнюю ренту Лэкстонам, этим, знаете, «Молочная смесь „Расти большой“ и патентованные соски»! Любой мальчик позавидовал бы возможности поступить на службу в столь прославленный замок, и лишь каким-то душевным уродством можно было объяснить то, что Билби стал на дыбы. И все же Билби взбунтовался. Он объявил, что не желает быть слугой, что не будет пай-мальчиком, не пойдет в Шонтс и не станет усердно трудиться на поприще, уготованном ему богом. Как бы не так!
Все это он выпалил матери, когда та пекла пирог с рубленым мясом в светлой кухоньке их садовничьего домика. Он вошел взъерошенный и растрепанный; лицо грязное, разгоряченное, руки в карманах, что ему строго-настрого запрещалось.
— Мама, — объявил он, — я все равно не пойду в поместье прислуживать лакеям, до хрипоты просите — не пойду. Так и знайте!
Он выпалил все это единым духом и потом долго не мог отдышаться.
Матушка его была сухощавая, решительная женщина. Она перестала катать тесто и дослушала его до конца, а затем взмахнула в воздухе скалкой и застыла перед ним, опершись на свое оружие и слегка наклонив голову набок.
— Ты сделаешь все, что велит отец, — проговорила она.
— А он мне не отец, — возразил юный Билби.
Мать только кивнула, это значило, что решение ее твердо.
— Все равно не пойду! — крикнул юный Билби и, чувствуя, что он не в силах продолжать этот разговор, двинулся к входной двери с намерением ею хлопнуть.
— А я говорю — пойдешь! — сказала мать.
— Посмотрим! — ответил юный Билби и поспешил хлопнуть дверью, так как снаружи донеслись шаги.
Чуть погодя с залитой солнцем улицы вошел мистер Дарлинг. Это был рослый мужчина с волевым ртом, тщательно выбритым подбородком и какими-то бурыми бакенбардами; на его одежде было великое множество карманов; в руке — большой анемичный огурец.
— Я сказал ему, Полли, — объявил он.
— Ну и что он? — спросила жена.
— А ничего, — ответил мистер Дарлинг.
— Он говорит, что не пойдет, — заметила миссис Дарлинг.
Мистер Дарлинг с минуту задумчиво глядел на нее, а потом сказал:
— Что за упрямый парень! Велено — так пойдет.
Но юный Билби с прежним упорством воевал против неизбежного.
— Не буду я слугой, — говорил он. — И не заставите вы меня!
— Надо же тебе кем-то быть, — говорил мистер Дарлинг.
— Каждый человек должен быть кем-нибудь, — добавляла миссис Дарлинг.
— Так я буду кем-нибудь еще, — отвечал юный Билби.
— Ты что, вздумал стать джентльменом? — осведомился мистер Дарлинг.
— А хоть бы и так! — бросил юный Билби.
— По одежке протягивай ножки, — сказал мистер Дарлинг.
Юный Билби набрался духу и сказал:
— А может, я хочу стать машинистом.
— И будешь ходить весь замасленный, — отозвалась его мать. — Погибнешь в каком-нибудь крушении. Да еще штрафы вечно плати. Ну что тут хорошего!
— Или в солдаты пойду.
— Что? В солдаты? Ну нет! — решительно вскричал мистер Дарлинг.
— Так в матросы.
— Да тебя будет там каждый божий день выворачивать наизнанку, возмутилась миссис Дарлинг.
— К тому же, — сказал мистер Дарлинг, — я уже уговорился, что первого числа будущего месяца ты явишься в имение. И сундучок твой уже сложен.
Кровь прилила к лицу юного Билби.
— Не пойду, — проговорил он еле слышно.
— Пойдешь, — сказал мистер Дарлинг, — а не пойдешь — за шиворот тебя притащу.
Сердце юного Билби пылало, как раскаленный уголь, когда он один-одинешенек — шел по влажному от росы парку к прославленному дому, куда следом должны были доставить его пожитки.
Весь мир казался ему сплошным свинством.
Еще он объявил — очевидно, косуле и двум ланям:
— Думаете, я сдамся? Не на таковского напали! Так и знайте!
Я не пытаюсь оправдывать его предубеждение против полезного и достойного труда слуг. И все-таки труд этот был ему не по сердцу. Возможно, в воздухе Хайбэри, где он жил последние восемь лет, было что-то такое, что породило в его уме столь демократические идеи. Ведь Хайбэри одно из тех новых поселений, где, по-видимому, совсем забыли о существовании поместий. А быть может, причина таилась в характере самого Билби...
Наверно, он стал бы возражать против любой работы. До сих пор он был на редкость свободным мальчиком и умел наслаждаться своей свободой. Чего ради ему от нее отказываться? Занятия в маленькой сельской школе, где учились вместе и девочки и мальчики, легко давались этому городскому мальчугану, и все полтора года он был здесь первым учеником. Так почему ему и дальше не быть первым учеником?
А вместо этого, уступив угрозам, он бредет сейчас через залитый солнцем уголок парка в косых лучах утреннего света, которые частенько выманивали его на целый день в лес. Ему надо идти до угла прачечной, где он не раз играл в крикет с сыновьями кучера (тех уже проглотила трудовая жизнь), и дальше, вдоль прачечной до конца кухни — и там, где ступеньки ведут вниз, в подвал, сказать «прости» солнечному свету; своему детству и отрочеству, своей свободе. Ему предстоит спуститься вниз, пройти по каменному коридору до буфетной и здесь спросить мистера Мергелсона. Он остановился на верхней ступеньке и взглянул в синее небо, по которому медленно плыл ястреб. Он провожал птицу глазами до тех пор, пока она не скрылась за ветвями кипариса; но он вовсе и не думал про ястреба, даже не замечал его: он подавлял в себе последний бурный порыв своей вольнолюбивой натуры. «А не наплевать ли на все это? — спрашивал он сам себя. — Ведь и сейчас еще можно сбежать».
Послушайся он этого искушения, все сложилось бы куда лучше для него самого, для мистера Мергелсона и для замка Шонтс. Но на душе Билби была тяжесть, и вдобавок он не успел позавтракать. Денег у него никогда не водилось, а на пустой желудок далеко не сбежишь. Податься ему было некуда. И он спустился в подвал.
Коридор был длинный и холодный, а в конце его — дверь, открывавшаяся в обе стороны. Билби знал: ему в эту дверь, потом налево, мимо кладовой и дальше, до буфетной. Дверь кладовой была распахнута, там сидели за завтраком служанки. Проходя мимо, он состроил гримасу — не с тем, чтобы их обидеть, а так, для потехи: ведь надо же парню что-то делать со своей рожей! Затем он вошел в буфетную и предстал пред очи мистера Мергелсона.
Мистер Мергелсон, как всегда всклокоченный, в одном жилете, вкушал свой утренний чай, перебирая в памяти мрачные воспоминания вчерашнего вечера. Он был тучный, носатый, с толстой нижней губой и густыми бакенбардами; говорил скрипучим голосом, точно какой-нибудь раскормленный попугай. Он вынул из жилетного кармана золотые часы и взглянул на них.
— Велено прийти в семь, а сейчас десять минут восьмого, молодой человек, — проговорил он.
Юный Билби пробормотал что-то невразумительное.
— Подожди здесь, — сказал мистер Мергелсон, — а я, как будет время, объясню тебе твою службу. — И он с нарочитой медлительностью принялся смаковать свой чай.
За столом, кроме мистера Мергелсона, сидели еще три джентльмена, одетые по-домашнему. Они принялись внимательно разглядывать юного Билби, и младший из них, рыжеволосый, нахального вида парень, в жилете и зеленом фартуке, вздумал скривить ему рожу с явным желанием передразнить мрачность новичка.
Ярость Билби, на время подавленная страхом перед мистером Мергелсоном, вскипела с новой силой. Он весь побагровел; глаза наполнились слезами, а в голове опять завертелась мысль о бегстве. Нет, он этого не вытерпит. Он круто повернулся и направился к двери.
— Ты куда?! — закричал мистер Мергелсон.
— Испугался, — заметил второй лакей.
