Лидия Чарская - Княжна Дорушка
Обзор книги Лидия Чарская - Княжна Дорушка
Лидия Чарская
Княжна Дорушка
В тот год на Страстной неделе я по приглашению дяди приехала гостить в только что приобретенное им Троеполье. Имением этим, когда-то образцовым, роскошным, теперь совершенно запущенным и пришедшим в упадок, владели несколько поколений старинного княжеского рода Троепольских, медленно, но верно разоряя его при содействии целой вереницы управляющих, конторщиков, дворецких и прочей челяди.
В конце концов, княжеское гнездо пошло с молотка и досталось дяде.
Мне, тогда еще молоденькой институтке, с худеньким детским лицом и пытливыми глазами, склонной помечтать и пофантазировать, ужасно нравилась эта запущенная барская усадьба с огромным старинным домом, с колоннами и антресолями, с зимним садом, бильярдной и банкетной, словом, со всеми причудами прадедовской старины.
Особенно нравилась мне картинная галерея… Портреты в старых, с облезшей позолотой, рамах в несколько рядов покрывали собой стены. Один из них исключительно привлекал мое внимание.
Это был портрет совсем молоденькой девушки. Некрасивое грустное личико. Тонкие шнурочки бровей. Большие кроткие глаза, что-то говорящие, что-то таящие, о чем-то вспоминающие. Внизу коротенькая надпись: «Княжна Дорушка».
Я любила забираться в картинную галерею рано утром, когда яркие блики апрельского солнца играли на бледном холсте, оживляя краски, углубляя выражение милого личика княжны Дорушки.
Изображенные на других портретах старики — в шляпах с плюмажем, в туго затянутых мундирах — красавицы с неизменными розами в руках и жеманными улыбками, стройные кавалеристы, опирающиеся на сабли, — все они далеко не привлекали так внимания, как изображение княжны Дорушки.
— Милая княжна! — стоя перед портретом, шептала я, — почему ты такая печальная? Какова была твоя судьба? Что хочешь сказать своим тоскливым взглядом? Что таится в твоей грустной улыбке?
* * *Была Страстная суббота. Дядя с утра хлопотал в саду. Под его наблюдением расчищали от остатков снега рыхлые дорожки. В раскрытые форточки врывались свет и аромат весны. На кухне, в столовой, в людских, — повсюду шла суета невообразимая. В огромной русской печи медленно и важно поднимались куличи и бабы: шоколадные, шафранные, кружевные. На длинном столе красили яйца и покрывали глазурью окорока.
Голос тетки гремел на весь дом, под аккомпанемент огромной связки ключей, которые она носила у пояса.
— Марфуша, пора ромовую в печь ставить… Татьяна, а телятину вынули? Смотрите, сгорит! Где лиловая краска? Куда вы ее засунули? Ах, ты Господи!
Я убежала от этой суеты подальше, и, конечно, в картинную галерею, туда, где висел портрет княжны Дорушки. Солнце играло на облупившейся раме и блеклых красках. И нежное тоненькое личико и большие серо-голубые глаза Дорушки показались совсем живыми и такими трогательно-грустными, что меня неудержимо потянуло коснуться их губами. И отдавшись без оглядки охватившему меня чувству, я вскочила на потертый штофный диванчик и обняла раму портрета.
Старый ржавый гвоздь не выдержал и «Княжна Дорушка» упала на пол. Рама уцелела, но холст портрета отделился и странно подпрыгнул и прислонился к дивану, а у моих ног очутился откуда-то вылетевший небольшой сверток.
— Что я наделала! — вскрикнула я в отчаянии, но тут же, заметив сверток, наклонилась и подняла его. Это была небольшая тетрадь в голубой сафьяновой обложке.
Новый крик, но уже не испуга, а радости, сорвался с моих губ, когда я прочла на обложке: «Дневник княжны Евдокии Николаевны Троепольской».
Забыв о несчастии с портретом, о последствиях происшедшего, я тотчас же погрузилась в чтение.
* * * Год 1811. Декабря 12-ое.
Нынче день моего рождения. Мне минуло 16 лет, из ребенка я превратилась в молодую девушку. Завтра меня повезут на бал показать свету.
Это первый бал в моей жизни.
Mademoiselle Нинет, мой милый друг и гувернантка, уезжает от нас через неделю. Остается со мной мисс Пинч, старшая surveillante которая с нынешнего дня будет называться уже не гувернанткой, а demoiselle de compagnie. Итак, я взрослая, и это чувствуется на каждом шагу.
Папенька вышел ко мне нынче утром и передал мне футляр с жемчужным колье.
— Носи, дитя мое, эти жемчуга, — сказал он мне по-французски, — и будь всегда чиста душой, как они.
M-lle Нинет тоже сделала мне подарок — эту милую голубую тетрадку.
— Дорогая моя, — сказала она, — вы будете записывать в ней ваши впечатления, ваши встречи, ваши невзгоды и радости. Я так делала всю мою жизнь, и как отрадно иногда перечитывать страницы далекого прошлого!
Милая m-lle Нинет! Я последую её совету и с нынешнего же дня начинаю записывать все то, что обратит на себя мое внимание, что произведет на меня какое либо впечатление.
* * * Год 1811. Декабря 14-ое.Вчера я была на первом балу. Папенька, во фраке, в орденах, и мисс Пинч в хрустящем сером шелковом платье и блондовом чепце, величавая, седая и важная, повезли меня на Арбат, к моей тетке, княгине Мещерской. Мы вошли, когда уже танцевали. Мне прежде всего бросились в глаза Barbe и Sophie, мои кузины, княжны Мещерские. Они, заметив меня кивнули мне издали головками, а когда кончили танец, подбежали приветствовать меня и папеньку. Папенька представил меня дамам, а кузины подводили к нам без конца знакомить кавалеров. Затем меня стали приглашать на кадрили, вальсы, мазурки. Особенно много танцевал со мной один молодой офицер.
— Вы танцуете легко, как бабочка, — сказал он, усаживая меня усталую в кресло.
Мне стало стыдно от этой похвалы, совсем незаслуженной.
Когда я рассказала папеньке, как много танцевал со мной этот офицер и как любезно и внимательно он со мной беседовал, папенька погладил меня по голове.
— Ты, видно, произвела большое впечатление на молодого графа Палецкого, Дорушка. Это достойный молодой человек. Я его знаю с детства. Мы с его отцом были в молодости большими друзьями. Я буду счастлив, если ты впоследствии станешь женой молодого графа. Надеюсь, он тебе понравился, Дорушка?
— Да, папенька, — отвечала я, краснея до ушей, — он очень умен, любезен, и с ним приятно говорить.
— Ну, вот и отлично. Я пригласил его бывать у нас, и вы познакомитесь ближе, лучше узнаете друг друга… Я бы хотел устроить твою судьбу, как можно скорее. Твоя мать давно покинула нас, а сам я чувствую себя за последнее время все хуже и хуже. Вот почему мне хотелось бы возможно скорее увидеть тебя в надежных руках доброго, любящего и преданного супруга.
* * * 1812 г. Март. Троеполье.Боже мой, как давно я не прикасалась к тебе, дорогая голубая тетрадь! Какая огромная перемена случилась за это время в моей жизни. Сколько впечатлений! Когда я записывала на этих листках последние строки, была зима, веселая московская зима. А теперь уже весна. И мы не в Москве, а в Троеполье, в нашем милом подмосковном имении. Зима промчалась как один сплошной радостный сон. Желание папеньки исполнилось: его Дорушка — невеста графа Николая Сергеевича Палецкого, вернее, моего дорогого Никса.
В декабре я протанцевала с ним мое первое лансье, а в марте, в Светлую Пасхальную ночь, я уже сделалась его невестой. Всю эту зиму Никс бывал у нас и просиживал целыми часами в нашем большом московском доме. Мисс Пинч вязала, я вышивала в пяльцах, а он читал нам английские романы Вальтер Скотта. Я их очень люблю. А на Страстной мы с папенькой уехали говеть в Троеполье и встречать там Пасху. Мне было как-то грустно покидать Москву, вернее, расставаться с графом.
В Страстную субботу, когда я одевалась, чтобы ехать к заутрени с папенькой, вдруг слышу топот тройки, звон бубенчиков и щелканье бича.
Отдернула кисейную занавеску и увидела: измыленная тройка стоит уже у крыльца. В ту же минуту вбегает Марфуша, моя московская горничная, красная, радостно-волнованная…
— Барышня… Золотая наша красавица… Граф к нам пожаловали в гости. Ей Богу, собственной своей персоной граф!
У меня вся кровь прилила к сердцу. Мелькнула мысль: недаром он приехал в такое время, недаром!
Так оно и вышло. Отстояли заутреню в нашей скромной Троепольской церкви, разговелись в парадном желтом зале, а потом гость попросил папеньку на несколько минут в кабинет. У меня так сердце и заколотилось в груди. Радостное предчувствие захватило всю меня. Нравился мне граф…
Поговорили они с папенькой минут десять только, но мне эти десять минут показались целой вечностью. И вот, распахивается дверь кабинета и вышел в залу ко мне папенька, сияющий такой, светлый:
— Ну, поздравляю тебя, Дорушка, поздравляю, а хочешь ли ты за графа Николая замуж — и не спрашиваю даже… Сам знаю, что за него с охотой пойдешь. Поздравляю вас, дети мои. Христос Воскрес! В Великую Светлую ночь с именем Христовым закладываете вы начало вашего нового молодого счастья.
