Ева Яниковская - А ты знаешь?
Обзор книги Ева Яниковская - А ты знаешь?
Ева Яниковская
А ты знаешь?
Вот — мой папа.
Вот — моя мама.
Вот — мои бабушка и дедушка.
Это — моя сестра Вера, она пришла к нам в гости.
Вон там — мой маленький брат Мицике.
А это — я сам.
На дворе вечер. Он был бы совсем темный, если бы не звёзды, луна и фонари. Видите — вот это звёзды, это луна, а фонарей из окошка не видно.
Как хорошо, что сейчас вечер! Все дома. Значит, со мной могут поиграть:
мама,
папа,
бабушка с дедушкой,
старшая сестра Вера,
которая пришла к нам в гости,
и даже маленький Мицике.
Нет! Это я заговорился. Мицике такой маленький, что играть со мной не может. А мне так хочется поиграть!
— Мама, поиграй со мной!
— Не могу, мой мальчик. Ты же видишь, я укладываю спать Мицике.
— Папа, поиграй со мной!
— Не могу, сынок. Ты же видишь, я чиню лампу.
— Тогда дедушка. Дедушка, поиграй со мной!
— С радостью, — говорит дедушка, — но я поливаю цветы. Ты только посмотри, как пересохла земля в цветочных горшках.
Бабушка глядит на меня и улыбается. Я-то знаю, что сейчас она уйдет на кухню готовить ужин. Всем слышно, как прыгает крышка на чайнике.
Мне грустно. Остаётся одна-единственная надежда. Это — моя сестра Вера.
— Вера!
— Что?
— Вера!
— Что?
— Вера, поиграй со мной!
— Не могу, я читаю про коклюш.
— Про что?
— Про коклюш. Поиграй лучше сам. Вон твои игрушки.
Я смотрю на свои любимые игрушки и чуть не плачу.
Вот — паровоз,
вот — кубики,
вот — конь-качалка.
Но я не ХОЧУ! Я не хочу играть сам. Я хочу играть со взрослыми.
С папой я сыграл бы в «подкидного дурачка»,
с дедушкой неплохо бы сыграть в футбол,
с бабушкой — в прятки,
со старшей сестрой Верой — в больницу,
а с мамой… с мамой хорошо бы пойти погулять: взять её за руку и пройтись только до бульвара и обратно. И всё. И только один раз съехать на санках с горы. Но ничего этого сегодня не будет. Мне хочется плакать.
Мама смотрит на меня и говорит:
— Это что такое? Как не стыдно! Такой большой… Разве ты не понимаешь, что ВЗРОСЛЫЕ РАБОТАЮТ? Днём они работают, да и вечером у них хватает дел. Вот освобожусь, тогда и поиграю с тобой.
Верно сказала мама — я и вправду большой. И то, что взрослые работают, я понимаю. Но как-то не совсем.
— Мам! А как ты работаешь?
— Вот так и работаю.
— А как «так»?
— Так, — говорит мама и, убаюкивая Мицике, тихонько начинает рассказывать про свою работу. Пока она рассказывает, я все себе представляю, как будто моя мама — это я.
Мама работает на почте. Она сидит за стеклянной перегородкой и смотрит в окошечко. Когда она видит, что к окошку подходит человек, то спрашивает:
— А что у вас?
— Отправить телеграмму, — отвечает человек.
— Прекрасно, — говорит мама, — получите бланк, — и тут же даёт ему голубой листок бумаги в полоску.
Человек пишет на нём все, что ему нужно. Например, он хочет поздравить с Новым годом свою тётю, которая уехала в Африку. В этом случае он пишет: «Африка. Аддис-Абеба, моей тёте (имя и фамилия) Поздравляю с Новым годом! Не слишком ли у вас жарко?»
А спустя всего несколько часов в Аддис-Абебе тётя получает телеграмму от племянника, который справляет Новый год в далёком Будапеште.
Я представляю, как летит телеграмма над разными странами, над городами и деревнями, над бурным морем.
— Мам, скажи, а телеграмма, как птица?
— Она быстрее птицы, мой мальчик.
— А как она летит?
— По проводам.
— Как же столько слов втискивается в тоненький провод?..
Мама смеётся. А я думаю: «Что делали бы все эти дяди и тети, которые стоят в очереди перед окошечком в стеклянной перегородке, если бы не было моей мамы? Кто бы тогда отправил телеграмму, посылку, бандероль, заказное письмо?.. Кто бы так ловко и быстро сосчитал слова в телеграмме? Кто перевязал бы бандероль крест-накрест, а на хвостики верёвочки налил бы сургуча и поставил печать? Кто так звонко и точно стукнул бы штемпелем по уголку марки на заказном письме?»
…Решено! Я обязательно буду почтальоном.
— Всё, — говорит мама. — Мицике заснул. Я тоже хочу немного отдохнуть. Поиграй сам.
Мама уходит. Но мне теперь совсем нескучно. Я знаю, что надо делать.
— Пап, а пап!
— Да.
— Пап, расскажи про свою работу.
Папа складывает в ящик инструменты. Придвигает стул, садится и говорит:
— Слушай!
Папа рассказывает очень интересно.
Вы, наверное, видели на углу большого перекрёстка стеклянную будку, похожую на перевёрнутый стакан? В будке сидит человек, он время от времени нажимает кнопку. Это и есть мой папа. Он милиционер. Ему на перекрёстке подчиняются все:
и люди,
и трамваи,
и троллейбусы,
и машины,
и даже собаки (если они не бродячие).
Папа нажимает кнопку — на светофоре вспыхивает красный свет: значит, все, кто движется в эту сторону, должны остановиться:
и люди,
и трамваи,
и троллейбусы,
и машины.
и собаки (все до одной).
Папа нажимает другую кнопку — вспыхивает жёлтый свет, он говорит: «Внимание, внимание! Приготовьтесь, не двигайтесь с места!»
Папа нажимает третью кнопку… и на зелёный свет
идут люди,
едут трамваи,
троллейбусы
и бегут собаки.
Бывает, что светофор портится. Тогда папа вылезает из будки, берёт в руки полосатую милицейскую палку и становится в центре перекрёстка. Взмах — машины едут направо. Другой нее движутся налево. Палка поднята вверх. Это значит «жёлтый свет». Все останавливаются.
Представляете, что было бы, если бы папа стоял на посту не в милицейской форме, а в обычном сером костюме? Его просто задавили бы. Бросились бы все гурьбой, и никто бы его не слушал. Что бы тогда делали все дяди и тёти, которые так спешат? Кто бы командовал троллейбусами и мотоциклами?
Нет, я непременно стану милиционером. Буду стоять на посту:
летом, когда жара,
зимой в метель,
дождливой осенью
и ясной весной.
Буду останавливать машины, чтобы детский сад мог спокойно перейти улицу.
Буду переводить стариков и старух за руку.
А тем, кто потерял дом, помогу найти его.
Папа говорит:
— Теперь поиграй сам. Я пойду отдохну.
«Хорошо, — думаю я. — Пусть папа отдохнёт, а я пока поговорю с дедушкой».
— Дед! А дед!
— Слушаю, малыш.
— Дед, расскажи, как ты работаешь.
Дедушка задумывается и не замечает, что лейка, из которой он поливает цветы, совсем пуста.
Дедушка до сих пор работает. Он говорит, что давно мог бы стать пенсионером, но без работы умрёт.
Мне становится страшно.
— Дедушка, работай подольше.
— Сколько смогу, — отвечает дедушка и улыбается.
Мне это кажется очень странным. Почему все взрослые, когда разговаривают со мной или укачивают Мицике, начинают улыбаться? Ничего смешного в этом нет.
Дедушка ставит лейку на белый подоконник:
— Слушаешь?
— Слушаю.
Дедушка работает крановщиком на башенном кране. Кран похож на большого журавля с такой длинной шеей, что она тянется выше семиэтажного дома. Кран катается по рельсам и поднимает тяжелые бетонные плиты. Из них складывают дома, как я из кубиков. Дедушка сидит в кабине, из которой видно всё:
и наш дом.
и будку на перекрёстке,
и больницу, где работает Вера,
и даже детский сад, в который хожу я.
Подъемный кран может:
поворачиваться направо и налево,
хватать бадьи с раствором,
двигаться вперёд и назад.
Он может поднять сразу десять человек (только это запрещено).
Если бы не подъёмный кран, то пришлось бы людям самим таскать всё на седьмой этаж и плиты, и раствор, и бетонные балки.
Я обязательно стану крановщиком и каждое утро буду забираться по железной лестнице к себе в кабину. Одно меня смущает. Дедушка говорит, что в кабине нельзя шалить — кран обязательно грохнется на землю.
Почему-то дедушка при этом отворачивается и начинает поливать цветы из пустой лейки.
— Ах, я совсем забыл, — говорит он и идёт в ванную комнату наполнить лейку.
А я уже стою возле старшей сестры Веры, которая пришла к нам в гости.
— Вера!
— Да.
— Вера, а как ты работаешь?
— Я лечу таких любопытных мальчишек, как ты, — говорит Вера, не отрываясь от книги.
Это и знаю. Вера детский врач и работает в больнице. Никому не советую обзаводиться старшей сестрой, которая работает врачом. Стоит мне чихнуть, как весь дом тут же звонит Вере. Появляется Вера и начинает:
