Юрий Бриль - Его сад
Обзор книги Юрий Бриль - Его сад
Юрий Бриль
Его сад
Тетя Лена сразу сказала, что продаст сад. Павлик не маленький, все понимал, только не думал, что так быстро найдутся покупатели.
Сон еще снился, видно, не случайно. Идут они с мамой в сад, не от автобуса, а пешком, прямо с улицы Сталеваров. Они частенько так ходили, когда налегке: через поле к лесопарку, потом вдоль забора лесопарка до калитки. А от калитки совсем близко, гораздо ближе, чем от ворот. Идут рядышком, мама ведет его за руку. Солнце слепит глаза, где-то в садах, в лесопарке знакомо дымят костры.
«Какая у тебя большая ладонь, — удивляется мама, — уже в мою не вмещается. Прямо как у настоящего мужика!..»
Была мама — и вот не стало.
На теткином диване спать жестко. То ли дело на его тахтюшке, но его тахтюшку сдали в комиссионку, а квартиру обменяли. Теперь у тети Лены полнометражная трехкомнатная. И у Павлика свой угол, где ему никто не мешает. Он подолгу лежит на диване, смотрит в высокий лепной потолок. Или стоит у окна, как сейчас.
— Что ты все выглядываешь, как зверек? Иди погуляй! — кричит ему тетя Лена из другой комнаты. — Но недолго, скоро в сад, покупатели обещали к трем!
Покупатели прикатили на «Москвиче»: Маргарита Степановна и ее муж Валентин.
— Ну что ж, показывайте ваше хозяйство, — кивнула дачной соломенной шляпкой Маргарита Степановна, и начали обход участка.
Вместе с тетей Леной и покупателями Павлик переходил от дерева к дереву, от куста к кусту. Он и раньше — всякий раз, когда бывал в саду, — прежде всяких дел обходил свои владения. Оглядывал каждую яблоню, смотрел на ствол, ветви и листья, ища малозаметные в них изменения, и всегда, к своей затаенной радости, находил эти изменения: пробуждались ли почки, увеличивался ли на какой-нибудь миллиметрик побег. Всякий раз дерево выглядело иначе. Солнце, дождь, ветер и все его заботы — подкормка там или поливка — рождали ответное в дереве настроение, иначе блестел, шепелявил лист, иначе топорщились молодые зеленые ветки. В том, как растет, меняется дерево, было для Павлика что-то по-настоящему волшебное. Ему приходилось видеть в цирке, как фокусник выхватывал из «воздуха» букеты бумажных цветов. Скучно. Разве это чудо? Просто механика. Другое дело — дерево. Хотя бы — башкирская красавица. Был небольшой, трехлетний саженец. Но еще раньше и саженца не было. Одна крохотная почка. И вот теперь — большущее дерево, а в прошлом году — шесть ведер вкуснющих яблок. Откуда? Из воздуха, из земли. Разве это не волшебство?
— Слива? — взялась за ветку Маргарита Степановна: Блеснуло на пальце золотое кольцо.
Тетя Лена посмотрела на Павлика, в саду она бывала редко, знала не все деревья.
— Не, — мотнул головой Павлик. Ему не нравилось, что Маргарита Степановна трогает каждое дерево за ветку, словно какой-нибудь штапель в магазине. И смотрела нехорошо, как-то сбоку, по-куриному. Хотя говорила вежливо и гладко, будто читала книгу.
— Плохо, что нет слив. Сливы дорогие. Непременно надо посадить.
— Сажайте, — буркнул Павлик, — ваше дело.
— Павлик, Павлик, ты что?! — тетя Лена хотела было потрепать его за вихры, но он увернулся, отошел в сторону. — Мальчик хороший, вежливый, не обращайте внимания. Четырнадцать только лет, а вот уже пришлось в жизни!.. Ладно я вот есть у него, не брошу. Свой ведь, куда денешься!.. Старший. Анатолий — самостоятельный, в Кемеровскую область направили после института…
— Опять? — набычился Павлик, пошел, склонив голову, в будку. Посидел минут пять на кровати, вышел, потому что увидел в окно — покупатели подходят к его любимому Анисику.
Раньше на этом дереве — анисике омском — яблоки были мелкие, никудышные. Но Павлик взял и перепривил. Сначала с помощью Василия Григорьевича, а потом сам. Теперь на дереве с десяток, не меньше, сортов: белый налив, бельфлер, китайка, нумерные… Все равно оно для него — Анисик. Анисик — это теперь как имя.
Сначала не верилось, что получится. Думал, только ученые могут. И прежде чем попробовать самому, десятки раз наблюдал, как это делает Василий Григорьевич. Но вот уже его прививки успели зарубцеваться, остались чуть приметные шовчики, как у Павлика на животе после аппендицита. Вообще-то и сама прививка похожа на операцию.
Рисунки В. Ганзина
Василий Григорьевич, прежде чем приступить к делу, тщательно мыл руки в баке. Затем раскладывал на табуретке инструменты — блесткие, острые. Выкуривал сигарету, неторопливо прикидывал, что-то вычислял. Не сразу брал ножовку. «Потерпи, голубушка, это надо», — говорил оп дереву и в несколько движений отпиливал ветку. Зачистив срез кривым ножом, пробовал пальцем: гладко — нет? Брал в руки другой нож, с закругленным кончиком лезвия. Кора под бритвенно-острой сталью чуть слышно потрескивала. И был еще третий нож, с костяным лезвием. Им только и требовалось, что отделить кору вместе с камбием от белой и гладко-сочной, как сахарная косточка, сердцевины. Черенок Василий Григорьевич затачивал остро, как карандаш, вставлял его под кору, окручивал изоляционной лентой, закрашивал краской срезы. «Ну, вот, милая, и все». И вытирал рукавом взмокревший лоб.
Павлик старался все делать точно так же, как Василий Григорьевич. Больше прививал под кору, потому что этот способ надежнее, но и замочком пробовал, и глазком. Чтобы получалось, нужен был инструмент, какого в магазине не купишь. Спасибо, Василий Григорьевич подарил. Как раз на день рождения подгадал, 15 апреля. Три ножа и моток синей изоляции лежали в аккуратном, покрытом лаком ящичке-пенале.
Недели две после первого его опыта почки на привое были сонными. Павлик часто прибегал в сад, вглядывался в эти ворсистые комочки, и они в один прекрасный день вспорхнули листочками, и ударили в рост побеги. За лето вымахали сантиметров на сорок. А потом, на следующий год, по весне, новые ветки сплошь усыпались цветами. Со стороны Анисика это было торопливо и необдуманно — столько плодов, такая тяжесть, — ведь срослось еще некрепко. Пришлось цветы проредить. А яблоки округлились на удивление крупные и породистые. Приходя в сад, Павлик первым делом подходил к Анисику, подолгу смотрел на прививку. Не верилось, что сам, своими руками… Но в июле был ураган, у многих в саду поломало деревья, и Анисик тоже пострадал — самую лучшую ветку с нумерными яблоками как топором срубило. Павлик увидел эту ветку на земле — чуть не заревел.
Маргарите Степановне, видимо, Анисик не понравился, кивнула только шляпкой — и дальше, хотя Павлик сказал, что тут прививки. А Валентин приостановился, пообещал:,
— Прививки нужны, я тоже буду, чтобы урожайность повышать.
ВоЪбще же он бегал взад и вперед, суетился.
Следы его ребристых подошв печатались уже по всему саду.
— На пион наступили, — сказал ему Павлик.
Красноватый клювик пиона уже неделю как
вышел из земли. Вор так любопытно высунулся из черноты, зрел, набираясь решимости и выбирая момент, чтобы выбросить свою зеленую пятерню, потом еще одну, другую, а следом — плотный кулачок бутона и, повременив малость, как бы испытывая терпение, удивить не по-уральски пышным цветком.
— Наступил, ага, — согласился Валентин. — А погода хорошая. Жарко. Будет лето, — Он расстегнул серый плащ, взявшись за полы, взмахнул ими, как бы собираясь улететь. — Дело в том, что я — наладчик, чехословацкое оборудование налаживаю… А сад нужен. С садом лучше. Мы решили в этом году. С машиной хорошо — транспорт. Яблоки возить — есть подвал. Витамины опять же. Зимой не хватает, — Валентин говорил отрывисто, будто сплевывая семечки. Не все слова были понятны.
Маргарита Степановна и тетя Лена подошли теперь к славянке. Яблоню посадили. двулеткой, прутиком. Прутик не распускался все лето, засох. Только в одной почке, самой нижней, теплилась жизнь. Павлик обрезал стволик чуть выше этой почки — и она наконец распушилась к концу лета серебристо-зелеными листочками. Они с мамой подкармливали, поливали дерево, и оно, благодарное за это, росло как сумасшедшее. Теперь вот уже несколько лет дает урожай. Цветет так, что и листьев не видно. И нынче— Павлик еще осенью приметил — должна цвести также обильно. Почки сплошь плодовые. Их сразу отличишь: крепенькие на сморщенной, как испуганный червячок, шейке. Но славянке не повезло: неудачно посадили, глубже, чем следовало. Весной и когда дожди скапливалась вода, а это небезопасно для дерева — могло подгнить у корня. Василий Григорьевич говорил, что можно поднять славянку, и они собирались как-нибудь в воскресенье…
— Это что, Павлик, за дерево?
— Яблоня, что еще.
— А яблоки какие?
— Зимний сорт, не видите, что ли?
— Я говорю, крупные, мелкие?
— Славянка.
— Сладкие, медовые, — заверила тетя Лена. — Сорта у пас хорошие. А труда сколько вложили! Я говорила: брось, Зина, сад, на черта он тебе?! Обуза такая с двумя детьми! А она: нет, все подспорье. Привычные мы к крестьянству. В деревне росли, шестеро нас было, сестер-то. А Павлик, он, как старичок, целыми днями в земле копошится. Старший — другой, ему этот сад даром не нужен… Мне тоже некогда с ним возиться. В литейке я формовщицей, так за смену ухомаздаешься, что не до сада. А Зина… — тетка всхлипнула.
