Жанна Браун - Переправа
Обзор книги Жанна Браун - Переправа
Жанна Александровна Браун
Переправа
Глава I
Порошковое масло, ватный напильник… Вам не смешно, дорогой комиссар? Отчего же, в этих парадоксах не меньше истины, чем в вашем напутствии: «Солдатская наука немудрая». Глубину вашего заблуждения я постигаю ежедневно собственным хребтом даже на мелочах… Впрочем, здесь, как на другой планете: то, что по штатским меркам кажется несущественным, в армии оказывается деталью, без которой не существует весь механизм. Например, пуговица… Знаете ли вы, дорогой Виктор Львович, как нужно пришивать пуговицы на шинель? Не ухмыляйтесь в бороду и не сочтите впопыхах, что у вашего ученика сузился кругозор. Пожалуй, он даже несколько расширился…
Итак, берем шинель, размечаем линеечкой определенное уставом расстояние между пуговицами и от борта, а затем прокалываем шилом дырочки в сукне. В эти отверстия вставляем ушко пуговицы. С внутренней стороны шинели вставляем в это ушко серую тряпочку и уж ее-то, сердечную, пришиваем к шинели намертво. Можете быть уверены, комиссар, с первого раза наш старшина прапорщик Петренко не сорвал, а буквально сдул пуговицу с шинели, как пушинку. Зато во второй раз я постарался, и Петренко по этому поводу произнес речь:
— От теперь по науке — клещами не оторвешь. И сидит красиво, как влитая! Чтоб ты знал, молодой, красота воинской одежды — это тебе не какая-нибудь эстетика. Это внешний вид!
А портяночку, комиссар, вы сумеете намотать так, чтобы между вдохом и выдохом успеть сапог натянуть?
Коля Степанов толкнул Ваню локтем в бок.
— Очнись, служивый.
Из каптерки вышел старшина и остановился возле бачка с водой, окидывая хозяйским взглядом казарму, где несколько десятков молодых солдат одолевали азы солдатской науки. Ваня поспешно схватил портянку и принялся неумело наматывать на ногу. Мягкая фланель оказалась своенравной, и Ванина нога стала походить на растрепанную тряпичную куклу.
— Белосельский, я ж тебе показывал, как по, науке, — с обидой сказал старшина, — городской парень, а такой непонятливый… Ну-ка, давай по новой, да не спеши, не спеши… Сноровка сама придет. Сначала встряхни ее. Чтоб ты знал, молодой, портянку всегда надо встряхивать, даже новую — вдруг да щепочка какая зацепилась или же крошка… Не приведи беда — всю ногу в походе сотрешь. И всегда зазор впереди оставляй, чтоб пальцы не мерзли.
Старшина говорил наставительно и громко, чтобы слышала и мотала на ус вся рота молодых. Коле Степанову «немудрая наука» давалась легко, и поэтому у него оставалось свободное время для осмысления новой действительности.
— Товарищ прапорщик, я читал, что все армии мира шерстяные носки носят, а мы все по старинке. Почему?
— Это ихнее личное дело, — невозмутимо сказал прапорщик, — и не нам с них пример брать, понял, Степанов? А чтоб ты знал, молодой, объясню на пальцах: носки не так гигиеничные — это во-первых, а во-вторых, носки протерлись — пятка голая: натер или отморозил… В походных или же боевых условиях носки солдату штопать некому, да и некогда. А портяночку намотал и… вперед, вооруженные силы! И в-третьих, для боевой готовности портянку намотать быстрее, чем надеть носки.
И старшина с достоинством удалился в каптерку. Ваня улыбнулся.
— Усвоил, молодой? То-то же… Наш старшина мудр и не ленив: натаскивает нас, как щенков, и тычет мордой в лужицы, которые мы пускаем по незрелости.
— Ничего, переживем для пользы дела, — сказал Коля. — Иван, а ты на гражданке тоже был таким… задумчивым?
Ваня удивленно взглянул на друга.
— Что за фантазия?
— Посмотри на себя со стороны. Как улитка — весь в себе…
Ваня рывком натянул сапог и встал. Громы планетные! А он-то был уверен, что его беседы с комиссаром незаметны для окружающих. Не учел, что в казарме, как на рентгене — ничего не скроешь…
— Не бери в голову, Степаныч. Просто… просто хочется иногда поговорить с умным человеком.
Коля иронически хмыкнул.
— С собой?
— Нет. С комиссаром. Я как-то рассказывал тебе о своем мастере в ПТУ. Знаешь, я бы хотел тебя и Мишку с ним познакомить. Увидели бы сами, что это за человек.
— Годится, — сказал Коля серьезно, — не пройдет и двух лет, как мечта твоя исполнится.
Они рассмеялись. Из умывальной выскочил Мишка, зябко потирая красные от холодной воды руки. В черных кудрях сверкали капли воды.
— О чем смеетесь, товарищи? — спросил он, усаживаясь рядом с друзьями на табуретку.
— Иван хочет познакомить нас со своим комиссаром, — сказал Коля.
— Я готов. Когда?
— Так всего… через два годика.
Вопреки Ваниному ожиданию, Мишка не засмеялся. Он сунул кисти под мышки и философски изрек:
— Два года, воины, — это вам не воробей чирикнул. Сквозь них еще пройти надо, не теряя лица.
— Сквозь? А обойти? — спросил Ваня.
— Попробуй.
Кстати, дорогой комиссар, совсем запамятовал представить вам моих новых друзей: Колю Степанова и Мишку Лозовского. Я познакомился с ними на пересыльном пункте. Не знаете, что это? Попытаюсь объяснить…
Представьте себе типичную для пятидесятых годов двухэтажную казарму желтого цвета с неимоверным количеством подсобных помещений: гаражи, ларьки, медчасть и прочее. Перед желтым зданием плац, расчерченный белыми линиями и кругами для строевых занятий. Из райвоенкоматов города новобранцы прибывают сюда на автобусах или электричках, а из других областей и республик по железной дороге.
Когда прибывает очередная партия, строгий плац превращается в громадный вокзал: многолюдье, толчея, разноголосица… но при этом — в вокзал с четким порядком. При всем гаме и толчее народ движется группами и в определенную сторону. Все это напоминает некий механизм с огромным количеством шестеренок, существующих независимо друг от друга, но выполняющих строго определенные роли.
Так вот, Виктор Львович, пересыльный пункт — это место, где формируются команды для частей. Оттуда приезжают офицеры, выстраивают команду и начинают задавать вопросы: откуда, как, что… В основном представители частей интересуются парнями, имеющими твердую специальность. Могу вас порадовать: выпускники ПТУ в армии в чести.
С Мишкой и Колей мы разговорились, когда формировалось пополнение в инженерный полк. Знаете, комиссар, это было удивительным везением, что на том шумном, разноязычном базаре мне встретились именно Коля Степанов и Мишка Лозовский…
Коля — редкий умница, прирожденный технарь. Но технарь особый: с медицинским уклоном. Эксплуатация здоровых машин его не интересует, а вот покопаться в изуродованном механизме, собрать его буквально по частям и довести до кондиции — праздник сердца. Он рассказывал, что лет до четырнадцати на улицах не видел людей, только машины. За этот перекос в сознании его и отчислили со второго курса Московского автодорожного института: Коля считал все общеобразовательные лекции лишними и посещал только специальные.
Чтобы закончить Колин портрет, скажу, что он высок, тонок в кости, глаза имеет зеленовато-серые, а брови темные, и летят они от переносицы к вискам прямыми линиями. В общем, комиссар, представьте себе лицо энергичного, волевого человека с твердым ртом и резко очерченными скулами — это и будет Коля Степанов. Да, характерная деталь: Колино лицо всегда освещено изнутри работой мысли. Без этой детали портрет будет неполным. И еще: он болезненно честен. Для Коли что-то пообещать и не сделать или не сдержать слово — немыслимо.
Мишка Лозовский внешне напоминает оскудевшего испанского гранда, у которого от былого великолепия остались только смоляные кудри, взрывной характер, всегда равно готовый к веселью и штыковой атаке, да глубокий бархатный баритон, которым Мишка навсегда покорил сердце нашего старшины прапорщика Петренко. Коля утверждает, что старшина, слушая Мишку, прослезился. Я этому не верю. По-моему, наш старшина может заплакать только по приказу полковника.
В отличие от немногословного, сдержанного Коли, Лозовский треплив и искренен, как первоклассник. Для него понятие «дружба» включает в себя все: еду, юмор, работу, книги, жизнь… Через несколько часов нашего знакомства Коля, обладающий редким даром с ходу определять в человеке главные качества, сказал, скорее всерьез, чем в шутку, что Мишка Лозовский вправе говорить о себе не «я», а «мы».
Лозовский тоже бывший студент инженерно-строительного института, выставленный с третьего курса за полный завал весенней сессии. Это официально. А неофициально — за необыкновенную безответную любовь к одной коварной блондинке из Ниточки, простите, из Текстильного института.
Не ухмыляйтесь скептически, комиссар, это не скоропалительная дружба. Если мерить штатскими мерками, может, вы и правы, но в армии у времени счет иной. Достаточно провести в одной казарме сутки — и ты уже четко видишь, что за человек перед тобой. Я уже на себе испытал, что казарма, как рентген — все закоулки души высветит.
