Леонид Асанов - Чесма
Обзор книги Леонид Асанов - Чесма
Леонид Николаевич Асанов
ЧЕСМА
Записки лейтенанта русского флота
Дмитрия Сергеевича Ильина
Двадцать пять лет я не видел моря. Выйдя в отставку в 1777 году, женился я на младшей дочери соседей наших, старинных друзей моих родителей. С тех пор живём мы безвыездно в своей небогатой усадьбе в полуверсте от богом забытой деревеньки Забужье на Новгородчине. Только на старинных гравюрах да на картах, сохранившихся с лет моей службы во флоте, можно увидеть здесь моря и океаны, дальние крепости, гордые очертания линейных кораблей. Да ещё во сне иногда слышится мне грохот океанских валов, свист ветра в снастях и раскаты выстрелов корабельных орудий…
Двух дочерей родила мне жена. А как же мне хотелось сына!
Сына, чтобы рассказать ему о плаваниях и сражениях минувших дней, чтобы воспитать в нём доблесть, отвагу и преданность Отечеству, чтобы, как вырастет, направить его на флот, дабы продолжил он дело отца своего — дело служения России. Годы мои уже немалые, и, как знать, доведётся ли мне увидеть въяве наследника своего мужеска полу — будь то внук или правнук. Но хотел бы я передать ему рассказ свой о деле великом, небывалом, в каком довелось, мне участвовать много лет тому назад — о славном Чесменском сражении, о победе, одержанной нами 26 июня 1770 года в далёком Эгейском море.
И вот, уединясь в светёлке, положил я пред собою лист бумаги, развёл чернила и очинил гусиное перо.
Но прежде, чем начну, сделаю одно предуведомление. Не раз доводилось мне рассказывать эту историю: и в столичном Санкт- Петербурге, и в гостях у помещиков-соседей, и у себя дома.
И давно уже я заметил: едва лишь зазвучат слова, принятые в морском обиходе — ванты,[1] стеньги,[2] шпринг,[3] — у слушателей моих вытягиваются лица, глаза становятся сонными и унылыми.
А как же непросто обойтись без этих слов! Как не сказать, что ежели б в Хиосском проливе мы корабли свои поставили на шпринг, то большой урон неприятелю бы учинили? Как не упомянуть, что в знаменитую ту ночь ветер дул с норда.[4]
Но и в этот раз, приступая к изложению моей истории, я постараюсь обойтись без тех слов, какие во всём нашем уезде, быть может, я один только и знаю. Ты же, потомок мой незнаемый, внук мой, правнук или праправнук, если последуешь моему завету и пойдёшь в морскую службу, науку корабельную постигнув, сам уразумеешь всё то, чего я не досказал.
Как оказались мы в тех далёких водах? В 1768 году, в царствование императрицы Екатерины II, разразилась война России с Турцией. Блистательная Порта (так называлась Турецкая империя) была в те времена одним из сильнейших государств мира.
Однако Россия готовилась дать неприятелю достойный отпор не только на суше, но и на море. Решено было направить в Средиземное море российский флот, чтобы нежданно-негаданно ударить по врагу с юга.
Сейчас, четверть века спустя, даже подумать странно, что в те годы у нас не было ни одного порта, ни одного корабля на Чёрном и Азовском морях. Флот российский, основанный государем Петром Великим, весь находился на Балтике. Немало побед одержали русские моряки во время долгих войн за Балтийское побережье. Были в российском флоте и отважные офицеры, и опытные штурманы, были и адмиралы, поседевшие на морской службе. Но всё-таки секретная экспедиция, которую предстояло совершить теперь русской эскадре, казалась делом неслыханным.
Кораблям следовало миновать Балтику, проливы, Немецкое море и, обогнув почти всю Европу, войти в море Средиземное, а там вступить в сражение с турецким флотом. Судьба экспедиции вызывала понятную тревогу: как знать, дойдут ли корабли?
А если дойдут, сохранится ли их боевая сила, не станут ли они лёгкой добычей турецкого флота, который в тех водах чувствовал себя как дома?
Есть стародавняя история о том, как древний скифский мудрец по имени Анахарсис отправился на корабле из Скифии в Грецию. И спросил его во время плавания некий матрос:
— Скажи, мудрец, велико ли расстояние между жизнью и смертью?
— Ответь мне сначала, какой толщины борта твоего корабля? — спросил Анахарсис.
— Три пальца.
— Вот тебе и ответ на твой вопрос, — сказал мудрец.
Много веков прошло с того плавания, но и поныне расстояние между жизнью и смертью для нас, моряков, меряется толщиной корабельного борта.
Это теперь у новых кораблей днища зачастую обиты листами меди, чтоб не так сильно обрастали они ракушками и водорослями, чтобы не протекала вода в щели. А во времена нашего плавания только конопатка да смола служили преградой для волн океана.
Среди всех созданий рук человеческих парусный военный корабль, быть может, самое сложное. Что рассказать тебе о нём?
Корпус корабля покрыт снаружи обшивкой из плотно пригнанных досок. Внутри него, подобно этажам в доме, расположено несколько палуб. Там хранится припас: и еда, и вода, и парусина, порох, ядра — всё, необходимое для жизни, для плавания, для войны.
На палубах спят и матросы, а их на большом корабле более полутысячи, иначе не справиться с огромными парусами.
По бортам расположены пушки, их на кораблях по шестьдесят и больше. Установлены они на лафетах, а лафеты прикованы цепями к бортам, иначе во время качки или при отдаче после выстрела орудие может сорваться с места и наделать немало бед. Бьют наши пушки шагов на сто — сто пятьдесят. (Хотя ты понимаешь, конечно, что по морю никто не шагает и моряки меряют расстояние другими мерами.) Но чтоб нанести врагу наибольший урон, суда в бою сходятся на расстояние в пятьдесят — шестьдесят шагов. Страшен бывает тогда удар бортовой артиллерии!
Высоко в небо уходят корабельные мачты из лучших, отборных сосен. Поперечины — реи поднимают вверх пеньковые просмолённые снасти, на них натягивает ветер громадные белые полотнища парусов. «Трёк! Трёк!» — раздаётся дружный выкрик матросов, когда они натягивают снасти или убирают паруса. И боцманы тоже тут как тут, в руках линьки — короткие верёвки с узлом на конце. Эти не зевают, чуть кто приотстал — хлестнут линьком вдоль спины, матрос и не охнет. Дело суровое, море шуток не любит.
«Не дотянешь — бьют и перетянешь — бьют», — так говорят про свою службу матросы.
Построены были наши корабли на верфях Архангельска и Санкт-Петербурга. Для похода выбрали суда попрочнее, поновее, но всё же днища их были уже попорчены морскою водой.
А к тому же было известно, что в тёплых водах морские черви- древоточцы быстро изгрызают дерево. Как быть?
Решили подвергнуть суда килеванию. Сначала снимали на берег всё, что было на них. Потом на мелком месте, возле причала, при помощи мощных воротов, толстых канатов судно накреняли так, что становился виден киль — продольное ребро, идущее по самому низу корабля от носа к корме. Дело это, как ты понимаешь, трудное, требует расчёта и смекалки, но русские мастера с ним справились. Днища кораблей основательно почистили, покрыли просмолённым войлоком и обшили ещё одним слоем досок. Теперь корабли были готовы к дальнему походу.
Эскадра вышла из Кронштадта 18 июля 1769 года. Провожали нас с великими торжествами. Сама государыня императрица посетила эскадру. Под гром музыки, под залпы салюта корабли поднимали паруса и выходили в открытое море.
Впереди лежал далёкий, неведомый путь. Мало кто из нас прошёл прежде под парусами хотя бы его половину, и, скажу тебе прямо, мало кто надеялся возвратиться домой. Но Родина послала нас, и мы были готовы исполнить свой долг.
Вели корабли опытные мореходы флота российского. Одни из них — природные русские, как, к примеру, адмирал наш, Григорий Андреевич Спиридов. Другие — разных народов сыны, но в русской службе честно отличались, как капитан-командор, а впоследствии адмирал Грейг Самойла Карлович, знатный флотоводец, как товарищи мои по оружию капитан-лейтенант Дугдаль и лейтенант Мекензи. И других было немало, коих следовало бы помянуть добрым словом.
Я же был в том походе в чине лейтенанта, командовал артиллерией бомбардирского судна «Гром».
Эскадра двигалась медленно. Корабли были перегружены — ведь мы везли с собой небывалое количество припасов, десантный отряд из двух с половиной тысяч человек и даже разобранные на части три полугалеры, которые потом собрали уже в южных водах. Корабли то и дело ломали строй, отставали друг от друга, терялись в тумане.
Нелегко приходилось даже бывалым матросам. Но сколь же тяжелее было десантному отряду, который мы везли с собой!
Многие ведь прежде моря и в глаза не видывали: прямо от крестьянской работы попали под рекрутский набор.
