Генрих Книжник - Петька
Обзор книги Генрих Книжник - Петька
Генрих Соломонович Книжник
Петька
Петька был толстый, и фамилия его была Тёткин, и он не сомневался, что все его беды из-за этого. А бед хватало. Во дворе командовать не удавалось никогда, а если он пробовал, дразнили «тёткиным жиртрестом», а то и по шее давали. В футбол если брали, только вратарём: «Мяч всё равно не поймаешь, но на дороге у него окажешься». Недавно поставили в ворота в хоккее. Он обрадовался тогда, а они нарочно в него шайбой. Пять синяков осталось. Это всё Митька Волков, он тогда громче всех хохотал.
В школе, правда, не били, после того как мама побывала у директорши, но обзывали «жирной тёткой» и злились, когда он с места поправлял их ответы.
Как-то Петька рассказал о своих горестях отцу, но тот неприятно посмотрел и сказал:
— У тебя, Пётр, нет авторитета, нужно завоёвывать.
Петьке сразу стало тошно: сейчас начнёт про скромность, сдержанность, про то, что, бывает, нужно и подраться, про спорт, а то в штаны уже перестал помещаться, и всякое такое. И не возразишь ничего — сразу начинает сердиться. К счастью, отца позвали к телефону, он сначала слушал, потом зло крикнул что-то в трубку, быстро оделся и убежал на свой завод, пообещав из дверей поговорить с Петькой по-настоящему. Этого разговора Петька не боялся, отец, конечно, забудет, но всё же пошёл к маме и пожаловался ей. Мама всегда понимала Петьку.
— Ужасные мальчишки, — возмутилась она, — конечно, все хулиганы. Не смей с ними больше играть. Я познакомлю тебя с сыном Алевтины Михайловны, очаровательная женщина. И сын её очень воспитанный мальчик.
Легко сказать — «не играй». Он и так во двор почти не выходит. А в школе как быть? Они же сами пристают.
— Я переведу тебя в другую школу, — сказала мама. — Сын Алевтины Михайловны учится в школе, где очень интеллигентный контингент учителей и учащихся. Надеюсь, что папа согласится, — добавила она, подумав.
Петька скис. В другую школу он не хотел. В своей было хоть и трудно, но привычно: знаешь, чего от кого ждать. А в новой — всё чужое. Пока не привыкнешь — не один раз побьют, да так, что и пожаловаться будет не на что. Как Митька Волков шайбой. Петька попробовал отказаться, но мама уже зажглась этой идеей, и он понял, что накликал на свою голову новую беду.
Воспитанный сын Алевтины Михайловны появился со своей мамочкой в пятницу вечером. Он был тощий, маленький, очкастый и действительно очень воспитанный. Долго вытирал ноги, тихим голосом здоровался, называя всех по имени-отчеству, за столом сидел смирно и про всё спрашивал разрешение. Петьке он сначала понравился, но когда после чая они в Петькиной комнате стали играть в солдатиков, мальчишка заявил, что Петька «паршивое жухало» и играть с ним нельзя. Конечно, Петька обиделся и сшиб с воспитанного очки. Этого, пожалуй, не стоило делать, потому что когда Петька опомнился, он лежал, уткнутый носом в ковёр, а воспитанный сидел на нём верхом, держа за уши, и приговаривал: «Не тронь очки, сосиска несчастная, не тронь!» Петька попробовал вырваться, но воспитанный держал за уши крепко и умело. Тогда Петька поднатужился и заорал так, что воспитанный кубарем скатился с него и стал хлопать ладонью по полу, разыскивая очки. Когда обе мамы вбежали в комнату, он уже сидел за столом и рассматривал книжку.
— Петя упал, — объяснил он очень вежливо. — Наверное, больно ушибся.
— Сам упал? — с сомнением спросила Алевтина Михайловна.
— Сам, — вздохнув, подтвердил мальчишка.
Этого Петька снести не мог.
— Это я сам упал? — взревел он. — А за уши и носом в пол — это я тоже сам?! Крыса очкастая!!
— Петя! — только и сказала мама и в ужасе взялась за щёки.
Алевтина Михайловна посмотрела на неё ледяным взглядом.
— А кто очки с меня сшиб? — завизжал вдруг воспитанный, — Попадись ты мне на улице!.. — И тут он добавил такое, что мама ледяным взглядом посмотрела на Алевтину Михайловну, а та, поджав губы, схватила мальчишку за руку и вышла вон.
Потом Петька лежал на диване, а мама читала ему вслух «Барона Мюнхаузена» и меняла на лбу мокрое полотенце. О новой школе она не заговаривала. Время от времени Петька постанывал, чтобы мама не забывала, какой он несчастный, и раздумывал: «Сейчас просить конструктор или подождать, чтобы не испортить дела?» Петька потом жалел, что не попросил сразу. Папа неожиданно рано вернулся с работы, весело вошёл в комнату, но, увидев Петьку с полотенцем на голове, сильно удивился и даже испугался. А когда узнал, в чём дело, страшновато усмехнулся и вышел из комнаты. Мама сразу забеспокоилась и вышла вслед за ним. Петька не рискнул подслушивать у двери, а когда услышал папин крик: «Чёрт знает что! Болонку из него сделала! Я в его возрасте!..», понял, что дело оборачивается совсем плохо, и застонал уже по-настоящему.
Вскоре вошла мама и сказала чужим голосом:
— Вставай сейчас же. Сходи за хлебом, сколько можно повторять!
О хлебе и речи не было, но Петька не посмел возразить, хотя время было самое опасное и банда Митьки Волкова в полном составе кидала по асфальту клюшками шайбу в пустой ящик у самого подъезда. Но булочная — это пустяк, ясно было, что этим дело не кончится и не миновать ему пионерского лагеря, которого Петька боялся как огня.
Папа уже третий год собирался отправить его в лагерь, но маме каждый раз удавалось отвести угрозу. Она говорила, что у Петьки неустойчивое здоровье и хрупкая нервная система, что все интеллигентные люди отправляют своих детей летом только на дачи, что в лагерях дети предоставлены самим себе и случиться с ними может всё, что угодно, что он сам (папа) и она сама (мама) не могут жить летом в этом душном городе и что папа — враг своему ребёнку. Папа медленно сдавался, и Петька ехал с бабушкой в Кратово. Дачное житьё бывало скучное, но безопасное, если не выходить с участка.
Петьке пришлось довольно долго отсиживаться в подъезде и ждать попутчика. Но зато дождался хорошего — бабку с третьего этажа, которая всех мальчишек, кроме Петьки, считала бандитами, и, конечно, при ней Митька его тронуть не посмел. Кричать — кричали всякое, но не тронули. На обратном пути совсем повезло: ни Митьки, ни его команды во дворе не было. Может, домой позвали, а может, в кино пошли. Петька повеселел и стал даже думать, что с лагерем обойдётся и на этот раз. Мама уговорит папу, позовут бабушку, и опять будет тихое, надёжное дачное житьё.
Дома его ждало жестокое разочарование: выяснилось, что бабушка с ним на дачу ехать не может. У тёти Зинки, маминой сестры, собиралось родиться что-то, и бабушка оставалась с ней в Москве. Петька не понимал, как можно покинуть его ради еще не существующего младенца, но говорить об этом вслух, конечно, было нельзя. Мама сказала, что она возьмёт отпуск за свой счёт на всё лето или наймёт женщину сидеть с Петькой на даче, но папа только глянул на неё и вышел в другую комнату. Тогда мама закричала на Петьку, чтобы он не смел вмешиваться в разговоры взрослых и сейчас же шёл спать.
Дней пять Петька и мама ходили в полном ужасе, но тут из своей лесной деревни в гости приехала тётка Ксения. Она была тихая, но папа её слушался беспрекословно и всегда улыбался. Тётка привозила сушёные грибы, ягоды, сало. Однажды привезла живого зайчонка, но мама запротестовала: «В доме ребёнок, а тут дикое животное, грязь, зараза…» — и зайчонка пришлось отдать Юльке с шестого этажа. Петька долго ревел тогда, однако у мамы в таких случаях проявлялась несгибаемая воля. А сейчас вон какой здоровенный вырос заяц, за Юлькой бегает, как собачка.
Вечером мама опять завела разговор о Петькином отдыхе. Папа отмалчивался, и она обратилась за помощью к тётке. Тётка посоветовала пионерский лагерь. Тогда мама объяснила про хрупкую нервную систему. Тётка удивилась и сказала, что не заметила в этом смысле ничего особенного.
— Конечно, с первого взгляда ничего не заметно, — обиделась мама. — Если бы Петя, как твой Антон, рос в деревне, то и у него было бы железное здоровье.
Тут тётка переглянулась с папой и сказала:
— Ну что ж, пусть Петя едет со мной в деревню. Мы с Василием сейчас одни, Антон на всё лето в поле, внуков у нас пока не предвидится. Поживет, окрепнет на парном молоке да на ягодах.
Про молоко это она здорово сказала, мама сразу заинтересовалась. Она очень была привержена именно к парному молоку. Она только и спросила:
— А как же дикие звери? Ведь у вас лес кругом.
— Нет никаких диких зверей, — ответила тётка, — косули самые дикие, но они и зайцев боятся.
— А с кем он там будет?
— Со мной.
— Но ведь ты работаешь.
— Я дома часто, а уйду, так подождёт, один побудет.
— Как один? — сказала мама, приподнявшись на стуле. — Это невозможно.
— Галина! — вдруг подал голос папа. — Ксения меня вынянчила, когда мать умерла, и ничего, как видишь. Пётр поедет или в пионерлагерь, или к ней. Поблагодари её сейчас же за то, что берёт на себя эту обузу, и кончим разговор.