Лев Успенский - Мифы Древней Греции
— Теперь ты знаешь всё, Язон. Колхидой правит злой тиран — царь Эет, сын бога солнца Гелиоса. Добром он не отдаст тебе руно, а сражаться с ним нельзя, ибо он могучий чародей. Не лучше ли вам вернуться, пока не поздно?
Язон ничего не ответил юноше. Он только привстал с песчаного ложа и громко приказал спускать «Арго» на волны.
Прибытие
Двадцать дней и двадцать ночей нёсся после этого «Арго» по лону морскому. Двадцать раз опускался за его кормой в синие волны светозарный Гелиос на своей блещущей огнём колеснице. Двадцать раз впереди, там, куда всё время вглядывались Линкей и Тифий, выплывала из ропщущих волн розоперстая утренняя заря Эос.
Наконец, под вечер двадцать первого дня, Линкей протянул вперёд руку: там далеко-далеко над волнами, среди которых резвились гладкие, чёрные дельфины, проступила теперь сквозь синее небо словно неподвижная гряда туманно-белых облаков. То были далёкие горы. Аргонавты ещё не знали, к этим ли горам лежит их путь, но плыли вперёд.
Солнце приближалось к закату. Длинная тень побежала по волнам к берегу от прямого паруса корабля. Ярким розовым блеском загорелись горные вершины. С земли потянуло тёплым духом суши, запахом нагретых солнцем скал, листьев лавра и маслины, дымом от невидимых отсюда вечерних костров.
Внезапно до слуха смелых плавателей донёсся страшный стон. Далёкий стон, но всё-таки ясно слышимый и притом исполненный нестерпимой муки. Ещё и ещё… Аргонавты содрогнулись. Им показалось, что это сами горы, сама мать-земля, само море застонало от невыносимой боли. «Что это? Что это?» — шептали, оглядываясь, воины Язона.
И вдруг хриплый клёкот раскатился над мирным морем. В тревоге аргонавты подняли головы. Огромный орёл, такой огромный, каких не видел ни один смертный, тяжко взмахивая гигантскими крыльями, пролетел низко над самым кораблём. Страшные лапы его были прижаты к брюху, чудовищный клюв поблёскивал, точно отлитый из тёмной бронзы. Орёл пролетел над судном, взмыл вверх и исчез в багровом вечернем небе.
Тогда заговорил прорицатель Мопс, сын Ампйка.
— Восславь великих богов, о Язон, — воскликнул он, — ибо ты привёл нас к цели! Страна эта — Колхида. Разве ты не слышал тягостных стонов, разве ты не видел божественного орла? Узнай же: это стонал могучий титан Прометей, страшно наказанный великим Зевсом. Помнишь ли ты, что случилось когда-то? Прометей возлюбил людей сильнее, чем своих братьев богов. Он похитил у Зевса огонь его молний, отнёс его на землю и научил людей управлять огнём. Только после этого они стали людьми, а до того они жили как дикие несчастные звери. Люди возблагодарили титана. Но за такую великую дерзость всемогущий Зевс приковал его к горам Кавказа и повелел своему орлу каждый день терзать тело несчастного. Днём кровожадная птица рвёт могучее тело, а за ночь страшные раны заживают опять. И мука эта длится вот уже много столетий. Да, много-много веков длятся страдания Прометея! Но близится время его избавления. Могучий Геракл придёт сюда, убьёт орла и освободит многострадального друга людей от нестерпимой казни.
Это случится скоро, но ещё не сейчас. Теперь же, о Язон, повелевай нами, ибо мы достигли конца нашего пути.
Пока он говорил это, корабль «Арго» уже вплотную подошёл к берегу. Длинные листья густого камыша, растущего в изобилии возле устья колхидской реки Фазиса, зашуршали по его бортам. Аргонавты на вёслах поднялись немного вверх по течению Фазиса и бросили якорь в тихой речной бухте. Выйдя на берег, Язон принёс жертвы всем богам Греции и Колхиды; но, помня завет мудрого старца Финея, первое возлияние совершил он в честь златокудрой Афродиты, богини любви и красоты. Он молил всевышних не препятствовать ему, потому что он знал: как ни труден был путь из Иолка до Колхиды, только отсюда начиналась самая тяжкая часть великого подвига.
Настала ночь. Темнота окутала землю. В камышовых зарослях, фыркая, бродили барсы и вепри дикой страны. Над спящими аргонавтами порхали крылатые светляки Кавказа. А поодаль за рекой мирно спал на холме тёмный дворец Эета. Спал за его толстыми стенами сам суровый царь, спали царские дочери Халкиопа и Медея, спал сын Абсирт, прозванный за красоту свою Фаэтоном, что значит «сверкающий». Спали и воины Эета, и царедворцы, и слуги — и никто из них не знал, чему суждено случиться завтра.
Что случилось во дворце богов на Олимпе
Они спали, а лёгкий дымок от сожжённых на влажном берегу Фазиса жертвоприношений тонкой струйкой тянулся всё дальше и дальше ввысь. Хмурый Борей на шумных крыльях донёс этот дым до середины Евксинского Понта. Здесь он передал свою ношу быстролётному Эолу, отцу Афаманта. И быстрый Эол умчал весть о мольбе Язона в обитель богов на снежный Олимп.
Как только великая Гера, супруга Зевса-Громовержца, и дочь его Афина-Мудрость узнали о прибытии смелых мореплавателей в Колхиду, они стали совещаться, чем можно помочь аргонавтам.
— Как ни могуч сын Эсона, — сказала Афина, — как ни отважны его спутники, им не преодолеть чар волшебника Эета. Против волшебства можно бороться лишь волшебством. Что думаешь ты, о мать богов?
— Против волшебства может устоять любовь! — задумчиво вымолвила Гера. — Разве ты не знаешь? Дочь Эета, Медея, такая же чародейка, как её отец. Но она молода и прекрасна. Молод и прекрасен и Язон. Что скажешь на это ты, мудрейшая из всех небожителей?
Холодно усмехнулась в ответ на её слова светлокудрая воительница Афина.
— Я никогда никого не любила и никого никогда не полюблю! — презрительно сказала она. — Мне чуждо это чувство, ослепляющее людей и богов. Но если так, пойдём к золотоволосой. Она поможет нам.
И они направились в пышный чертог Афродиты.
Алыми и белыми розами были увиты лёгкие колонны её дворца. Белые голуби с красными клювами и нежными лапками гулко ворковали и перепархивали с места на место над золотым троном богини. Сидя на этом троне, супруга хромого Гефеста расчёсывала свои волосы, и золото трона тускнело рядом с золотом её кос. А внизу на ступеньках сын Афродиты, озорной божок, крылатый мальчуган Эрот, играл в кости с простодушным любимцем Зевса, юным Ганимедом. То и дело обыгрывал он его и звонко насмехался над неловким. Страшный же лук Эрота и маленький колчан с лёгкими стрелами, небрежно брошенные им, висели на поручне золотого трона.
Как ни могучи были богини, с опаской погладили они курчавую голову крылатого мальчика. Они знали: стоит ему хотя бы в шутку уколоть кого-нибудь, человека или бога, одной из этих маленьких стрел, и свет становится не мил раненому. Непреодолимая любовь поселяется в его сердце, мучит его, жжёт как огнём, заставляя совершать великие подвиги и великие безумства.
Тихонько обойдя пестрокрылого шалуна, обе богини склонились к плечу Афродиты и на ухо нашептали ей свою просьбу.
Пеннорождённая, выслушав их, улыбнулась. Она отложила в сторону гребень, встала, и золотые волны волос покрыли её до колен. Спустившись с трона, наклонилась богиня над Эротом.
— Слушай, сынок! — сказала она, а белые голуби на карнизах заворковали громче, услышав её голос. — Слушай, что я скажу тебе! Ты давно просил, чтобы я подарила тебе ту забавную погремушку, которую нимфа Адрастея сделала для отца нашего Зевса, когда он был ещё совсем маленьким. Хочешь, подарю? Но прежде сделай вот что: лети сейчас в далёкую Колхиду и там, во дворце царя Эета, пронзи своей стрелой сердце его дочери Медеи. Пусть она полюбит Язона. Пусть она его так полюбит, что позабудет свой дом, своего отца, свою родину и будет готова для него на всё. Сделай это — игрушка будет твоя!
С радостным криком вскочил на ноги кудрявый мальчик. Глаза его вспыхнули, он захлопал в ладоши, мгновенно схватил свой страшный лук и колчан со стрелами и, не оглянувшись ни разу, бросился прочь из дворца. Золотистые и пёстрые, как у бабочки, крылья его сверкнули разок-другой в лучах восходящего солнца, а затем он исчез между белых облаков.
Тогда, проводив взором любимого сына, Афродита обернулась к пришедшим.
— Идите с миром, сёстры! — нежно сказала она — Не тревожьтесь ни о чём. Медея полюбит Язона.
Язон у Эета
Рано утром, когда колхидские пастухи погнали на пастбища отары своих овец, Язон со спутниками направился на гору, где стоял великолепный дворец Эета.
Высокие стены дворца поднимались над скалами; всюду белели ряды мраморных колонн, сверкала медь украшений, выкованных богом подземного огня Гефестом в знак дружбы к отцу Эета, Гелиосу. Слоновая кость украшений отливала желтоватой и маслянистой белизной, ярко горела бронза, тяжёлые серебряные двери, такие же, как во дворце самого Гелиоса, сияя, неслышно поворачивались на искусно сработанных петлях.
