Аникович Михаил - Повседневная жизнь охотников на мамонтов
По своему характеру это погребение совершенно уникально! У читателя может возникнуть естественный вопрос: что за удовольствие было жить рядом с полузакопанным разлагающимся трупом?! Но, во-первых, нужно учитывать отличия мировосприятия охотников на мамонтов от нашего. Кроме того, не исключено (и даже весьма вероятно!), что после этого своеобразного погребального ритуала жилище было немедленно оставлено его обитателями. Его, скорее всего, разрушили. Иначе трудно объяснить, как кости верхней части скелета оказались среди развалин жилища?
Антропологи установили, что погребенный, бесспорно, принадлежал виду Homo sapiens sapiens и являлся европеоидом. Согласно радиоуглеродным датам, он жил около 19 тысяч лет назад. Его внешний облик был восстановлен в начале шестидесятых годов известным отечественным антропологом — создателем методики восстановления лица по черепу — Михаилом Михайловичем Герасимовым.
Однако даже для верхнего палеолита — времени, когда погребальный обряд был куда более индивидуализирован, чем теперь, перечисленные выше формы погребений кажутся слишком специфичными, чтобы воспользоваться ими для художественной реконструкции погребальных церемоний.
Как оно было — или могло быть — в эпоху верхнего палеолита?
Исключительно важный материал для изучения погребальных обрядов той эпохи на Русской равнине дают нам сунгирские погребения, принадлежавшие взрослому мужчине и двум подросткам. В эпилоге романа «Закон крови» детально описан их погребальный ритуал:
Община готовилась к погребению. И мужчины и женщины — в траурных нарядах: кожаных штанах и юбках, окрашенных красной охрой. На лицах и обнаженных по пояс телах траурная раскраска: белые и черные круги и линии. Волосы распущены, украшения сняты — кроме амулетов-оберегов.
Плач не смолкал второй день, но руки делали все необходимое. Еще накануне тела погибших подготовили к погребению: женщины обмыли их и обрядили в парадные одежды. В этом мире сейчас тепло, но Тропа мертвых — Ледяная тропа, и по ней не пойдешь в летнем платье. На Арго были надеты меховая рубаха с глухим воротом и длинные штаны, сшитые у щиколоток с меховыми мокасинами. На голове — шапка. Весь наряд, как положено, сверху донизу обшит множеством костяных бус. Дрого уходил в своем парадном охотничьем наряде, впервые надетом меньше года назад, после Посвящения. Замша не так тепла, но от ледяных ветров Тропы мертвых голову молодого вождя надежно защитит шапка, почти такая же, как у отца, ноги — высокие теплые сапоги, завязанные выше колен, а тело — меховой плащ-накидка. А его девочке-брату оказалась как раз впору та самая ни разу не надеванная одежда, заботливо приготовленная руками Айи для своего сына — будущего охотника, из которой мальчик-Нагу так неожиданно вырос. Пожалуй, она была украшена еще богаче, чем та, которую впервые надел молодой охотник Дрого и в которой он покидал этот Мир. Вот — пригодилась... Как и у Дрого, наряд Анго дополняли высокие меховые сапоги и плащ. Только головной убор был иным: не шапка, а капор, да кожаный пояс, немного широковатый для топкой талии, пришлось закрепить второй пряжкой.
Тела с вечера лежали в специально построенном шалаше —Доме мертвых. Его разберут и сожгут перед тем, как община покинет эти места. Или, если вдруг задержатся здесь, — то на девятый день после похорон. А жилище, где произошла трагедия, уже разобрано; на месте очага мужчины копают двойную могилу, деревянный же каркас, еловые постели, шкуры, — все догорает на костре. Именно эти угли должны будут, первоначально устлать дно могил.
И вот работа закончена. Последнее прибежище Арго уже ожидает своего хозяина в четырех-пяти шагах от могилы его детей. Теперь здесь собралась вся община. Плакали в голос, кричали женщины, до крови царапали свои груди. Плакали дети. Мужчины молчали. Смерть — всегда горе, всегда слезы. Смерть вождя — тем более...
...Колдун торжественно подвел Туйю с сыном к заранее приготовленной шкуре белой кобылицы, расстеленной подле вырытых могил. Туйя всему подчинялась безропотно, но по-прежнему молчала.
По знаку Колдуна Вуул ,Донго, Аун и еще трое мужчин пошли за телами. Их несли на лошадиных шкурах, по обычаю прежнего Рода детей Мамонта, и положили рядом, у края могильных ям.
— Туйя! — заговорил Колдун. — Знаю: тебе тяжело! Но ты должна не только проститься со своим мужем! Ваш сын — первый, кто начинает Род детей Волка. При его отце, завершающем тропу нашего прежнего Рода детей Мамонта, ты должна дать ему детское имя!
Туйя не отрываясь смотрела на мертвого мужа. Можно было подумать, что она ничего не слышит, ничего не понимает. Но при последних словах Колдуна ее губы разжались, чтобы произнести первое слово за весь этот многострадальный день:
— Нагу
Колдун ничего иного и не ждал.
— Так покажи малыша-Нагу его отцу! И пусть Посланница приветит первого сына Волка!
Туйя развернула на коленях мягкую замшу, в которую был завернут малыш. Ее глаза по-прежнему смотрели на Дрого; губы что-то шептали...
…Из костра, тлевшего подле раскрытых могильных ям, мужчины лошадиными лопатками выгребли уголь и ровным слоем покрыли дно каждой могилы. Колдун достал мешочек из оленьей замши, доверху наполненный крошевом заветного белого камня, соскобленного со Священной стены, перед тем, как они навсегда покинули свою родину. Порошок покрыл тонким слоем горячий, еще дымившийся уголь. Затем с груди Арго был снят белый мешочек поменьше, хранящий порошок, использовавшийся прежним вождем во время весенних и летних свадеб, — тот самый, с помощью которого привлекались на празднества духи веселья, любви и согласия. Там, куда уходят трое, помощь этих духов будет нужна не меньше, чем здесь: Арго — чтобы легче встретиться со своей Айей, его детям... Кто знает, как распорядятся духи и предки, приняв их к себе, в Землю сновидений?.. Из этого мешочка на дно могил легло не больше половины содержимого, остаток аккуратно завязан. В своем горе Арго забыл передать сыну, последнему вождю детей Мамонта, вместе со Священной костью и порошок веселья, и готовившие тела к погребению оставили его на месте. Колдун исправил ошибку и повесил белый мешочек на шею Дрого. И вот — последний, самый важный ритуал, перед тем, как тела будут опущены в могилы. Колдун осторожно взял с груди молодого вождя Священную кость, наполненную Сухой кровью Рода, и засыпал дно меньшей ямы. Затем так же бережно вернул ее наместо. Сухой крови требовалось много, и запас ее был принесен в двух вместительных кожаных мешочках. Но первая порция должна быть взята из Священной кости, — осколка бедра их далекого предка, передававшегося из поколения в поколение на протяжении не сотен, — многих тысяч лет! Колдун пел заклинания, обильно усыпая смертное ложе кроваво-красным порошком. Затем обратился к тому, кто был готов занять свое последнее в этом Мире пристанища.
— Арго, ты ушел последним, вслед за своими сыновьями. Но сейчас мы первым проводим тебя, наш прежний вождь, спасший свой народ от Нежити! Ты достойно завершил свой путь — здесь. Ты уходишь в Землю сновидений, — к Первопредкам, к Началу Начал. Скажи им: по их воле меняем мы Имя и встаем на Новую Тропу. Но Закона мы не меняем!.. Теперь и твоя тропа, Арго, — иная, и знать ее мы не можем. Удачи тебе на твоем новом пути. Доброй охоты!
Вуул и старый Гор опустили тело в могилу. Арго уходил в своем парадном наряде, с бивневыми, кожаными и бусинными браслетами на руках, — каждый из них отмечал какую-то веху его долгого земного пути, — но безо всяких инструментов и без оружия. Все это брали с собой последний вождь общины детей Мамонта, Дрого, и его верный брат Анго... Лишь три кремня и осколок кости, случайно задетые концом лошадиной шкуры, упали на дно могилы перед тем, как в нее лег на спину тот, кто ценой своей жизни смог развоплотитъ Нежить.
И снова, — Сухая кровь... Вдруг послышался испуганный ропот. Колдун оглянулс1. Ола, обряжавшая Арго, забыла надеть последнюю деталь его одежды: короткий плащ, расшитый крупными бивневыми бусами!.. Колдун принял из трясущихся рук меховую накидку, бережно, как одеялом, укрыл ею тело, и еще раз посыпал Сухой кровью.
В этот момент неожиданно раздался еще один голос, — далекий, идущий с самого неба. Люди подняли головы. Большая птица, распластав свои мощные крылья, одиноко кружила высоко в небе. Невозможно ее не узнать, хотя в ослепительных лучах солнца она казалась не белой, — черной. И крик был иной: громкий, трубный, не похожий на привычное: «кллипанг»... Айя все же прилетела, — то ли проститься со своим мужем, то ли сопровождать его на Ледяной тропе... А может быть, и то, и другое.
