Сельма Лагерлёф - Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции
— Он, наверно, притащился к берегу, надеется получить весточку о Серошкуром, — каркнул Батаки.
Мальчик с вороном соскочили с валуна и поспешили вниз, к озеру. А там уже гуси, выйдя из воды, толковали со стариком Карром, таким хилым и слабым, что казалось, он вот-вот упадет мертвым.
— Это и есть Карр, — сказал мальчику Батаки. — Пусть сначала послушает диких гусей. А потом скажем ему, что Беспомощный мертв!
Вскоре они услыхали, как Акка рассказывает Карру:
— Было то в прошлом году, в пору нашего весеннего перелета. Однажды утром мы, Юкси, Какси и я, вылетели с озера Сильян в Далекарлии и помчались над огромными пограничными лесами между Далекарлией и Хельсингландом. Внизу ничего не было видно, кроме мрачных черно-зеленых хвойных лесов. Снег высокими сугробами еще лежал между деревьями, в реках, скованных льдом, кое-где темнели полыньи, на берегах же снег местами стаял. Мы почти не видели ни селений, ни усадеб, лишь на летних пастбищах — серые хижины, пустующие зимой. То тут, то там бежали узкие и извилистые лесные дороги, по которым люди зимой возили бревна. А внизу, по берегам рек, были навалены огромные штабеля строевого леса.
Летим мы и вдруг видим — трое охотников идут лесом и ведут на своре собак. У охотников никаких ружей не было, лишь одни ножи за поясом. Охотники шли не по извилистым лесным тропам, а напрямик по твердому ледяному насту. Казалось, они хорошо знают, куда идут, чтобы найти то, что ищут.
Мы, дикие гуси, летели высоко-высоко, а лес лежал под нами прямо как на ладони. При виде охотников нам захотелось узнать, какого зверя они собираются травить. Мы стали летать взад-вперед, всматриваясь в лесную чащу, и вдруг в глухих зарослях увидели вроде бы три больших, поросших мхом камня. Да нет, это не могли быть камни. Иначе бы их замело снегом.
Мы стали быстро снижаться. И тут три каменные глыбы зашевелились. Оказалось, это было лоси: лось и две лосихи с лосятами, укрывшиеся в лесной глуши. Лось поднялся, и когда мы спустились на землю, подошел к нам. Такого большого и великолепного лося мне на моем веку видеть не доводилось. Но когда он заметил, что разбудили его всего-навсего бедные дикие гуси, он вновь улегся.
— Нет, старина-батюшка, не время спать, — сказала я ему. — Бегите, и как можно скорее! В лесу рыщут охотники, они направляются прямо к вашему лежбищу!
— Спасибо вам, матушка-гусыня! — сказал лось, — казалось, он вот-вот заснет, — но вы ведь хорошо знаете, что в это время года отстрел лосей запрещен. Это охотники, верно, охотятся на лисиц.
— В лесу видимо-невидимо лисьих следов, но охотники и не глядят в ту сторону! Верьте мне, они знают, что вы залегли здесь! Они идут прямо на вас. Они вышли без ружей, только с рогатинами и ножами, ведь весной стрелять в лесу нельзя.
Лось продолжал спокойно лежать, но лосихи встревожились.
— Может, гусыня правду говорит, — сказали они и начали подниматься.
— Лежите тихонько! — велел лось. — Никакие охотники в эту глухомань не придут. Не бойтесь!
Мы снова поднялись в воздух. Но продолжали парить — на нашей обычной высоте — над лосиным лежбищем, желая поглядеть, что станется с лосями.
Вдруг видим — лось выходит из чащи. Понюхав воздух, он пошел прямо на охотников. Сухие ветки громко трещали у него под копытами. На пути лося лежало большое, открытое болото. Туда-то он и направился и встал посреди топи, где ничто его не защищало.
Лось стоял там до тех пор, пока на лесной опушке не показались охотники. Тогда он повернул и побежал в сторону, противоположную той, откуда вышел. Охотники спустили собак, а сами что есть мочи помчались за ним на лыжах.
Закинув голову, лось бежал во всю прыть, вздымая копытами снег: вокруг него словно клубилось снежное облако. И собаки, и охотники сильно поотстали. Тут он остановился, как будто поджидая их; но стоило им показаться, и он снова ринулся вперед. Мы поняли, что он хочет отвести охотников от лежбища, где остались лосихи, и поразились его храбрости. Ведь он сам кинулся навстречу опасности ради того, чтобы его лосих оставили в покое! Никто из нас не улетал, нам хотелось видеть, чем все кончится.
Охота длилась уже несколько часов. Мы только диву давались: неужели охотники думали, что им удастся измотать такого сильного бегуна, как этот лось?
Но тут мы увидели, что лось уже не может мчаться так быстро, как прежде, и гораздо осторожнее ступает по снегу. Когда же он поднимал ногу, на снегу оставались кровавые следы.
И мы поняли, почему охотники были так упорны. Они надеялись, что снег поможет им извести лося. Он был тяжел, непрестанно проваливался в сугробы, твердый снежный наст резал кожу на его ногах и раздирал ее в кровь. Каждый шаг был для лося мучительным. А охотники и собаки, более легкие, чем он, свободно передвигались по насту и без устали продолжали его преследовать.
Лось все бежал и бежал вперед, но шаги его становились все более неверными, он то и дело спотыкался и тяжело дышал. Под конец лось потерял терпение. Он остановился, чтобы подпустить ближе собак и охотников и сразиться с ними не на жизнь, а на смерть. Стоя в ожидании, он поглядел ввысь и, увидев нас, диких гусей, круживших у него над головой, закричал:
— Не улетайте, дикие гуси, пока все не кончится. А когда в следующий раз полетите над Кольморденским лесом, отыщите там пса Карра! Он живет у лесничего! Скажите ему, что его друг Серошкурый пал славной смертью!
Когда Акка дошла в своем рассказе до этого места, старый пес поднялся и, ковыляя, подошел к ней еще ближе.
— Серошкурый прожил честную жизнь, — сказал он. — И он знает меня. Знает, что я храбрый пес и буду гордиться им, услыхав, что он принял славную смерть. Расскажите только…
— Карр! Карр! — послышался из леса голос человека.
Старый пес быстро поднял голову и задрал хвост, словно желая придать себе дерзкий и гордый вид, но тут же снова поник головой и опустил хвост.
— Меня зовет хозяин, — сказал он, — я не хочу, чтобы он меня ждал. Недавно он зарядил ружье; мы пойдем с ним в лес — в последний раз. Спасибо тебе, дикая гусыня. Теперь я узнал все, что мне надо, и спокойно встречу смерть.
XXIII ВОЛШЕБНЫЙ САД[24]
Воскресенье, 24 апреля
На другой день дикие гуси летели к северу над Сёрмландом. Сидя на спине гусака, мальчик смотрел вниз и думал: «Не похожа эта провинция ни на одну из тех, что я видел раньше. Нет тут ни широких равнин, как в Сконе и Эстеръётланде, нет и огромных, растущих сплошняком лесов, как в Смоланде. Здесь — пестрая смесь всего, что есть на свете! Будто взяли большое озеро и большую реку, большой лес и большую гору, разделили на мелкие куски, все перемешали друг с другом и разбросали по земле в беспорядке».
И в самом деле, под ним лежали одни лишь малые долины, малые озера, малые пригорки и малые лесочки. Ничто здесь не раскидывалось широко и вольно. Стоило какой-нибудь равнине чуть-чуть раздвинуться — откуда ни возьмись появлялся пригорок и вставал ей поперек пути. А если пригорок пытался вытянуться в каменистую горную гряду, перед ним, заступая дорогу, расстилалась равнина. А уж если озеро пыталось стать чуть-чуть длиннее, оно тотчас суживалось в реку. Реке же, в свой черед, никак не удавалось свободно разлиться по сторонам: расширяясь, она тут же превращалась в озеро.
Дикие гуси летели почти вровень с морским берегом, и мальчик смог бросить взгляд и на море. Он видел, что даже море не могло широко раскинуть здесь свои воды: множество островков дробило его на мелкие части. Но и островки не чувствовали себя вольно и свободно — ведь на них снова наступало море. В этой провинции одно непрерывно сменялось другим: хвойный лес — лиственным, поля — болотами, а помещичьи усадьбы — крестьянскими лачугами.
На полях не видно было работающих людей, зато толпы их двигались по дорогам и тропам. В черном платье, с молитвенником и носовым платком в руках выходили они из маленьких лесных домишек на склонах Кольмордена. «Наверно, сегодня воскресенье», — думал мальчик, глядя на идущих в церковь прихожан. Среди них он кое-где разглядел женихов с невестами, ехавших в сопровождении целой свиты гостей; в одном месте по дороге медленно двигалась похоронная процессия. И большие господские кареты, и маленькие крестьянские одноколки, и лодки на озере — всё направлялось в сторону церкви.
Мальчик пролетел над церковью в Бьёрквике, над приходами Бетной, Блакстой и Вадсбру; затем гуси устремились к Шёлдинге и к Флуде. И повсюду Нильс слышал, как звонят колокола. Казалось, прозрачный воздух весь напоен чудесными звуками.
«В какой бы уголок страны я ни залетел, — подумал мальчик, — я всюду услышу эти звонкие колокола и никогда не собьюсь с пути истинного».
Гуси пролетели уже добрую часть Сёрмланда, когда мальчик увидел черную точку, двигавшуюся под ними на земле. Сперва он подумал, что это собака, и тут же забыл бы о ней, если б она не держала путь в ту же сторону, куда летели и дикие гуси. Она мчалась по открытым полям и редким лесочкам, перепрыгивала канавы, перемахивала изгороди, словно ни одна преграда не могла ее остановить.
