Наталья Кончаловская - Наша древняя столица
Да опять вот закричало
Беспокойное дитя.
Спи, турчонок, баю-бай!
Спи, галчонок, засыпай!
Злой татарин всё пожёг,
В плен Марьяну уволок.
Злым татарином она
На базаре продана
За турецкую деньгу;
На чужом на берегу
Твой отец её купил…
Ох, как тяжко, нету сил!..
Лихо горе, затихай!
Спи, турчонок, баю-бай!
ЧТО ПРЕДМЕТЫ СТАРИНЫ РАССКАЗАТЬ ТЕБЕ ДОЛЖНЫ
Мой читатель, в день воскресный
Собери своих друзей,
Поведи их в интересный —
В Исторический музей.
Чей здесь труд и чья забота?
Речь об этом впереди.
В зал тринадцатый по счёту
Ты друзей своих веди.
Там, укрытые от пыли,
За витринами лежат
Те предметы, что служили
Много сотен лет назад.
Вот взгляните-ка, ребята, —
У высокого окна
Под колпак стеклянный взяты
Два дубовые бревна.
Были врублены друг в друга
Эти брёвна на века
И лежат, зажаты туго,
Словно об руку рука.
Обладая даром слова,
Рассказали б два бревна,
Что тогда была дубовой
Вся кремлёвская стена.
Восемь башенок дубовых
Возвышались вкруг холма,
Все ворота на засовах
Охраняли терема.
Под Кремлём вокруг посады
И дворы купцов, бояр.
За высокие ограды
Укрывал купец товар.
И в музее за витриной,
Чтобы каждый видеть мог,
Сохраняется старинный,
Грубо кованный замок.
Им в четырнадцатом веке
При Иване Калите
Замыкал купчина некий
Кладовые в темноте.
Чтоб никто в глухую пору
Не пролез бы со двора,
Чтоб какому-либо вору
Не добраться до добра —
До каменьев драгоценных,
До одежды парчевой,
Что хранится в высоченных
Сундучищах кладовой.
А деньжищ-то понабрали
Те купцы за много лет!
Сколько пряталось в подвале
Тех серебряных монет!..
Вот они! Лежат в витрине,
Меж ключей, ножей, замков,
Эти денежки доныне
Пролежали шесть веков!..
Вот и серп.
Сверкал он летом
Над пшеницей за селом,
Молча дремлет в зале этом
На витрине под стеклом.
Серп зазубрен да искрошен,
Съеден ржавчиной времён,
А когда-то был хорошим,
Был когда-то острым он.
И крестьянка молодая,
За снопом укрыв дитя,
Пела, колос подрезая,
То ли плача, то ль шутя:
«Уж тебе ли да не в золоте ходить!
Уж тебе ли да не бархаты носить!
Уж тебе ль не жить в высоком терему,
Ненаглядному дитяти моему!»
А младенец, ждавший ласки,
Материнских тёплых рук,
В небеса таращил глазки,
Жизнь разглядывал вокруг.
Он, в неволюшке рождённый,
В нищете курной избы,
В этой песне полуденной
Не нашёл своей судьбы.
* * *Есть ещё витрина справа,
У высокого окна.
Наша гордость, наша слава
В ней навек сохранена.
Из колец, сплетённых туго,
Одеянье там лежит.
Это древняя кольчуга,
А над нею шлем и щит.
Им от «поля Куликова»
Сохраниться довелось.
Медью был тот щит окован,
Шлем копьём пробит насквозь.
В этом шлеме русский воин
Пал от вражеской руки
В час, когда противник с воем
В наши врезался полки.
В этой битве много тысяч
Полегло таких, как он,
На граните уж не высечь
Этих ратников имён.
Но дела в веках нетленны,
Не исчезнут, не умрут,
Летописец вдохновенный
Посвятил им славный труд.
Здесь, в музее, он хранится,
В нём история жива —
На развёрнутых страницах
Древнерусские слова.
Эту повесть, это «Слово»
Мы «Задонщиной» зовём,
Битву поля Куликова
Изучаем мы по нём.
И, хранимая народом,
Долежав до наших дней,
Эта повесть с каждым годом
Всё становится древней.
* * *Кто ж нашёл следы столетий?
Кто в историю влюблён?
Кто сложил в витрины эти
Драгоценности времён?
Это опытные руки
Археологов страны.
Мы ревнителям науки
Благодарны быть должны.
1480 год
ЖИВ НАРОД, И РУСЬ ЖИВА, И ОПЯТЬ РАСТЁТ МОСКВА
В рассвете спит ещё столица.
Мерцают звёзды далеки,
Густой, седой туман клубится
Меж берегов Москвы-реки.
Ещё ворота на засовах
И площадь Красная пуста,
А через час в рядах торговых
Уже начнётся суета.
Откроются ларьки, лабазы,
И выложат товары, снедь,
И загудит в посадах сразу
Колоколов церковных медь.
Над золотыми куполами
Вороний грай разгонит сон
В Кремле, что новыми стенами
Кирпичной кладки обнесён.
К соборам, убранным богато,
Дворец выходит за дворцом,
Тут Грановитая палата,
Что Красным славится крыльцом,
А вот палата Золотая,
С чудесной росписью внутри,
В ней, иностранцев принимая,
Сидят теперь государи.
А дальше погреба, и службы,
И монастырские дворы —
Дворы бояр, что с князем в дружбе,
Льстецов придворных той поры.
А вот на каменной подклети
Дворец со множеством красот.
Там князь Иван Васильич Третий
Завёл богатый обиход.
Не только пышной жизни ради,
Но чтоб в Европе короли,
Чтоб Мухаммед — султан в Царьграде —
И папа римский знать могли,
Что Русь, доступная когда-то
Вторженьям варваров-врагов,
Теперь сама крепка, богата,
Сильна единством городов.
И то, что создано руками
И сердцем русских мастеров,
Живёт и будет жить веками
Среди сокровищ всех миров.
МУЖИК С СОШКОЙ, А БОЯРИН С ЛОЖКОЙ
Терем, терем, теремок,
Он затейлив и высок.
В нём окошки слюдяные,
Все наличники резные,
А на крыше петушки,
Золотые гребешки!
А в перилах на крылечке
Мастер вырезал колечки,
Завитушки да цветки
И раскрасил от руки.
В терему резные двери,
На дверях цветы да звери.
В изразцах на печке в ряд
Птицы райские сидят.
За переднею палатой
Спальня в горнице богатой,
И постель там высока,
Высока до потолка.
Там перины, одеяла,
И подушек там немало.
И стоит, покрыт ковром,
Ларь с хозяйкиным добром…
Вот, читатель мой, давай-ка
Мы заглянем в теремок.
Кто хозяин и хозяйка?
Кто палаты строить мог?
Чья шкатулка красной меди
Скатным жемчугом полна?
Чьи амбары и подклети
Распирает от зерна?
Вот он — «сам» с «самой» — супругой.
Посмотри сюда скорей,
Как расселись полукругом
Пять боярских дочерей.
И «сама», любуясь ими,
Речь ведёт о сватовстве:
Мол, с невестами такими
Редки семьи на Москве.
Все дородны, ладны, сыты,
Все разубраны в шелка.
«Сам», сопя, молчит сердито,
Щиплет бороду слегка.
Что-то нынче «сам» не в духе,
Он стоит, глядит в окно.
(При таком огромном брюхе
Сесть, конечно, мудрено!)
Он глядит, «самой» не внемля,
Как согретую весной
Для хозяев пашет землю
Мужичишка крепостной.
У хозяина их много:
Двести, триста, восемьсот…
Он следит за ними строго,
Как скоту, ведёт им счёт.
Чтоб они весь век трудились
На него, его рабы,
Умирали и родились
В нищете курной избы.
В этих избах печи были
Без трубы, не как теперь,
Их «по-чёрному» топили —
Дым клубился в окна, в дверь.
Трудно жили крепостные,
А зимой, в холодный год,
В избы «чёрные», курные
Приводили даже скот…
Землю пашет мужичишка
На господской полосе,
У такого нет излишка
Ни в одежде, ни в овсе!
Брат его — затейник тонкий,
Мастер русского резца,
Это он точил колонки
Для господского крыльца.
Зять его — художник ценный,
Доверяют лишь ему, —
Он расписывает стены
У хозяйки в терему.
А живут по-скотски оба,
Этих некому жалеть —
От младенчества до гроба
Либо окрик, либо плеть!
Вот какой тогда была
Крепостная кабала.
КАК В МОСКВЕ УЧИЛИСЬ, ЧЕМ В МОСКВЕ ЛЕЧИЛИСЬ
Учился ль в детстве грамоте
Крестьянин-мужичок?
