Коллектив авторов - Общая часть уголовного права
Привлечение в качестве обвиняемого (так называемое привлечение к уголовной ответственности) также не имеет ничего общего с самой ответственностью, являясь лишь ее предпосылкой, необходимым элементом процедуры. Кроме того, взятое само по себе, оно не является лишением или ограничением, в отношении обвиняемого могут даже не избираться меры пресечения. Реальное наступление уголовной ответственности связано лишь с назначением наказания, которое в соответствии с действующим уголовно-процессуальным законодательством осуществляется только судом.
Н. Ф. Кузнецова, считая, что ответственность «начинается с момента появления ее основания, т. е. совершения преступления», пытается по-своему доказать реальность несения ее нарушителем. Как пишет автор, «правоограничение здесь выражается в появлении у лица, виновного в преступлении, обязанности отвечать за содеянное путем претерпевания связанных с наказанием лишений и ограничений».[558] В то же время очевидно, что лицо, к которому не применена санкция уголовно-правовой нормы, еще никем и ничем не ограничено. Никто не может отнять у него на законных основаниях жизнь, свободу, имущество, другие блага или права на них. Говорить, что такой преступник подвергается каким-то лишениям, – значит противоречить действительности.
И последнее. Если хорошо подумать, то теория оказалась не в состоянии объяснить законодательную разницу ответственности и наказания. С точки зрения этой концепции, освобождение от ответственности должно трактоваться как «разрешение не выполнять обязанность подвергнуться наказанию».[559] Однако очевидно, что лицо, которому назначено определенное наказание, несет обязанность отбыть данное наказание. Поэтому освобождение от наказания тоже является «разрешением не выполнять обязанность подвергнуться наказанию». Таким образом, ответственность и наказание все равно выступают в качестве тождественных понятий.
Отмеченные недостатки, а также ряд своих собственных есть и у концепции «ответственность – правоотношение». Констатация факта, что «лицо имеет не только обязанности, но и гарантированные законом права, которым корреспондируют определенные обязанности государства и его карательных органов»,[560] привело некоторых исследователей к такому пониманию уголовной ответственности.
В настоящее время практически никто не оспаривает факт существования уголовно-правовых отношений. Как известно, любое общественное отношение включает в свою структуру участников (субъектов), предмет (то, по поводу чего оно возникло), юридическую (права и обязанности) и фактическую (реальное поведение людей) связи. Уголовная ответственность как последствие совершения преступления входит в состав уголовного правоотношения в качестве его предмета. С нашей точки зрения, совершенно непонятно, зачем нужно отождествлять часть и целое. В структуру уголовной ответственности тогда будут попадать не только права преступника, но и он сам, а также государство. Кроме того, становится неясно: как лицо может нести правоотношение, подвергаться ему, освобождаться от него?
Как Н. А. Стручков, так и Л. В. Багрий-Шахматов включали в ответственность не только уголовные материальные, но также процессуальные и исполнительные отношения.[561] О недостатках такого межотраслевого понимания нами говорилось ранее. Кроме того, Н. А. Стручков, осознавая нелогичность существования ответственности невыявленных преступников, вынужден был признавать ею лишь реализацию определенных общественных отношений.[562]
Искусственный характер рассматриваемой концепции проявлялся в некоторых суждениях и высказываниях авторов. Подводя итог своим рассуждениям, Л. В. Багрий-Шахматов заявлял, что: а) по своему характеру уголовная ответственность является одним «из видов государственного принуждения… Свое выражение… находит в различных мерах уголовного, уголовно-процессуального, уголовно-исполнительного, а порою даже административного принуждения»; б) «по своей сущности… является совокупностью определенных общественных отношений»; в) «по форме уголовная ответственность выражается в особом порядке ее реализации, установленном нормами… уголовно-процессуальной (судебный порядок), исправительно-трудовой, административной и военно-административной (административный порядок) правовых отраслей».[563] Очевидно, руководствуясь подобными указаниями, мы так и не поймем, что же такое ответственность на самом деле: мера принуждения, правовое отношение или процедура.
Наиболее логичными и близкими к истине представляются позиции Н. А. Огурцова и А. И. Санталова. Справедливо отмечая недостатки концепций «ответственность – обязанность» и «ответственность – правоотношение», первый из них определил ответственность как «бремя принудительно-воспитательных мер, фактически возлагаемое органами социалистического правосудия налицо, совершившее преступление, – преступника»;[564] второй – как «вынужденное претерпевание виновным лицом последствий преступления в форме осуждения (государственное порицание) и принуждение преступника к этому уполномоченными государственными органами».[565]
Действительно, ответственность наступает для конкретного лица в момент применения к нему наказания. Это, однако, не означает, что ею является само применение или само претерпевание наказаний. Так же, как и болезненное состояние организма человека, болезнь, ответственность может наступать, претерпеваться. Если же даже все люди здоровы, это не означает, что болезней не существует. Они существуют потенциально, поскольку существуют их возбудители, симптомы болезней описаны в медицинской литературе. Человеку достаточно прогуляться в легкой одежде в холодную погоду, и болезнь наступит, ее придется претерпевать. Поэтому претерпевание ответственности нельзя считать самой ответственностью. Ответственностью являются лишь сами претерпеваемые меры. Кроме ответственности реальной, применяемой к конкретному лицу, существует ответственность потенциальная. Это наказания («симптомы болезни»), описанные в уголовном законе.
И наконец, различие институтов освобождения от уголовной ответственности и наказания в законе привело некоторых авторов к мысли, что ответственность есть государственное осуждение.[566] Лицо, освобожденное от ответственности, освобождается в первую очередь от вынесения судом обвинительного приговора. Освобождение от наказания не исключает превращения обвиняемого в осужденного. Следовательно, ответственностью должен являться акт осуждения.
Однако все не так просто. Осуждение не может претендовать на роль сущности ответственности, поскольку оно – процессуальный акт, вынесение приговора судом. Для уголовного закона, по большому счету, безразлично, кто его применяет, главное, чтобы применение было санкционировано государством. Если на основании изменений в процессуальном законодательстве наказание будет назначаться несудебными органами,[567] оно от этого не перестанет быть уголовной ответственностью. Для УК важно, что за преступление виновный понесет наказание. Субъектом уголовного правоотношения является государство целиком, а не конкретные его органы. Отличие наказания от мер ответственности из других отраслей в том, что оно назначается за преступление. То, что это происходит по приговору суда (ст. 43 УК), – есть закрепление процессуального принципа в материальном праве.[568] И вообще, упоминание о суде в УК происходит достаточно редко – в основном, когда материальный закон содержит процессуальные (ст. 74 УК) или исполнительные элементы (ч. 4 ст. 102 УК). Нормы о назначении наказания практически не содержат указаний на своего применителя.
Если же попытаться взглянуть на осуждение как на порицание преступника от имени государства,[569] оно также окажется не в состоянии претендовать на роль уголовной ответственности. Никто не будет спорить, что процедура «осуждения» способна негативно повлиять на виновного, однако уголовный закон не может надеяться лишь на подобное воздействие. Как верно заметил Н. С. Таганцев, «Фемида не разводит только безнадежно руками при виде попавшегося в двадцатый раз карманного вора, не довольствуется, качая старческой головой, порицанием конокрада или поджигателя, укоризненно восклицая: что ты, бездельник, наделал! Нет, меч в привычной и твердой руке правосудия наносит ослушнику раны и раны глубокие, не заживающие».[570] Поэтому неспроста УК 1996 г. отказался от столь малоэффективного наказания, как общественное порицание.
Отдельно следует сказать о попытке решить проблему понятия уголовной ответственности на законодательном уровне, предпринятой в Белоруссии. Часть 1 ст. 44 УК данного государства гласит, что «уголовная ответственность выражается в осуждении от имени Республики Беларусь по приговору суда лица, совершившего преступление, и применении на основе осуждения наказания либо иных мер уголовной ответственности в соответствии с настоящим Кодексом». Представляется, что оценка данного законоположения в качестве «значительного шага на пути совершенствования категориального аппарата уголовного законодательства»[571] необоснованна. Само по себе законодательное определение спорного понятия не является решением теоретической проблемы. Если проанализировать текст УК РБ, то можно прийти к выводу, что термин «уголовная ответственность» употребляется в нем таким же образом, что и в российском УК. Как справедливо пишет Н. Ф. Кузнецова, «данная точка зрения спорна, и поэтому вряд ли нуждалась в нормативном закреплении».[572]
