Сергей Богданчиков - Происхождение марксистской психологии
В наше время мы понимаем, что И.П. Павлов выражал своим вопросом, конечно же, точку зрения и подход физиолога, работающего на стыке с психологией и пытающегося соотнести то, что известно о психических процессах в психологии, с тем, что известно о строении и работе человеческого мозга, всей нервной системы в физиологии. Перед психологией такой задачи может и не быть, и психолог может ограничиться лишь констатацией этой связи, не выясняя конкретно формы и механизма ее проявления. Именно такой подход развивал, в частности, Челпанов, отстаивая в качестве «рабочей гипотезы» принцип психофизиологического параллелизма. Мы полагаем, что рассмотренного нами материала вполне достаточно, чтобы сделать вывод, что позиция К.Н. Корнилова в вопросе о пространственности психики не была обоснованной, прочной и устойчивой по сравнению с позицией и аргументами Г.И. Челпанова ни с точки зрения марксизма, ни с точки зрения чисто научной, логической.
§ 3. Разрешение психофизической проблемы: оценка гипотез параллелизма и взаимодействия
Не менее показательна попытка К.Н. Корнилова сформулировать марксистское разрешение психофизической проблемы. К тому времени, т.е. в 10-20-е гг. ХХ века, в мировой психологической науке общепринятыми, но конкурирующими между собой гипотезами (теориями, учениями) относительно взаимосвязи психических и физиологических процессов были две – параллелизма и взаимодействия [см., в частности, 24, с. 74-75]. Решение этой проблемы Корнилов в докладе «Современная психология и марксизм» начинает с того, что объявляет, что учение о параллелизме находится «в полном противоречии с непосредственным опытом», а теория взаимодействия противоречит «современному естествознанию» [12, с. 46].
Тем самым Корнилов в докладе почти дословно повторяет рассуждения, ранее высказанные им в «Учении о реакциях человека». Вся разница заключается только в том, что в 1921 г. все объяснения Корнилова основывались на понимании психики как энергии, а в 1923 г. – как свойства материи. В «Учении о реакциях» Корнилов с самого начала отбрасывает оба варианта решения психофизической проблемы как неудовлетворительные, но еще не ради утверждения тезиса о материальности психики, а ради доказательства того, что психика является «проявлением», как он пишет, физической энергии: «Что же касается того, как мы должны мыслить отношение этих энергетических процессов, лежащих в основе реакции, к тому, что мы именуем психической стороной реакции, то как бы ни перекидывали мост от одного к другому, – при помощи ли метафизических теорий о существовании особой духовной субстанции, насквозь отличной от того, что именуется материей, с вытекающими отсюда бесконечными в своей многозначной интерпретации теориями психофизического параллелизма, противоречащего непосредственному опыту, или не менее несогласованными теориями взаимодействия, стоящими в полном противоречии с естественнонаучными данными, – ясно одно, что все психическое может быть понято только через однозначную определенность энергетическими процессами, происходящими в протоплазме и нервной системе» [10, с. 14].
Отбрасывая оба варианта решения психофизической проблемы, Корнилов стремится сформулировать свой, третий вариант решения. Но фактически и в «Учении о реакциях», и в докладе на первом съезде Корнилов становится на точку зрения гипотезы взаимодействия, подтверждением чему служат его слова о том, что психика, понимаемая как вид и проявление физической энергии, тем самым должна подчиняться и соответствовать «естественнонаучным данным», т.е. закону сохранения энергии [12, с. 47-48].
Так писал Корнилов в январе 1923 г. Однако в июне он говорит уже о параллелизме [см. 15, с. 20], а в ноябре 1924 г. он столь же убежденно заявляет, что между психическими и физиологическими процессами существует не причинное, а функциональное взаимодействие [см. 31, с. 13-14]. Это соответствует трактовке Челпановым принципа психофизиологического параллелизма. При обосновании своего решения Челпанов опирался на идеи Э. Маха и Авенариуса, указывая: «Когда изменяется физическое явление, то изменяется и соответственное психическое, и наоборот, когда изменяется психическое, изменяется и соответственное физическое явление, и их связь будет только функциональная. В этом смысле мы можем сказать, что мысль есть функция мозга, но с таким же правом мы можем сказать, что и физические явления в мозгу суть функции изменений в психической сфере» [39, с. 144].
Парадоксальность «смены вех» у Корнилова от июня 1921 к июню 1923 и ноябрю 1924 г. заключается еще и в том, что буквально в следующем предложении только что цитированной статьи, отбросив оба варианта, он по-прежнему отказывается признавать теории параллелизма и взаимодействия за содержащийся в них «скрытый дуализм» [31, с. 14]!
Таким образом, критикуя Челпанова за идеализм и метафизику, Корнилов в итоге утверждает точку зрения … Челпанова и называет ее при этом марксистским разрешением психофизической проблемы!
В связи с этим стоит привести оценочные суждения Л.С. Выготского, который подчеркивал, что если в формуле «сознание есть функция мозга» функцию понимать в математическом смысле, то перед нами будет теория параллелизма; если же функцию понимать в физиологическом смысле, то «перед нами материализм». Так что, продолжает Выготский, «когда Корнилов вводит понятие и термин функционального отношения между психикой и телом, хотя и признает параллелизм дуалистической гипотезой, сам незаметно для себя вводит эту теорию, ибо понятие функции в физиологическом смысле им отвергнуто и остается второе» [6, с. 368]; здесь Выготский ссылается на статью К.Н. Корнилова «Психология и марксизм» [15]. Более определенную позицию по вопросу о гипотезе взаимодействия занимал в 1921 году П.П. Блонский, когда писал: «Эта теория взаимодействия находится в коренном противоречии с современной физикой … Если бы мы допустили взаимодействие между телом и душой, то … мы должны были бы отрицать закон сохранения энергии» [2, с. 37]. Собственная неопределенная позиция позволила Корнилову лавировать позже, защищаясь от упреков в механицизме, энергетизме и идеализме [21].
При подготовке доклада «Современная психология и марксизм» перед Корниловым стояла непростая задача «перекрасить» свой былой энергетизм в материализм и марксизм. Корнилов эту задачу понял как задачу по смене не столько методологии, сколько терминологии. В этом плане характерен совет Корнилова Бехтереву, сделанный в середине 1923 г., т.е. уже после того, как Корнилов заявил себя марксистом (этим советом Корнилов вполне мог руководствоваться и сам): определяя позицию Бехтерева, сторонника энергетизма, в форме лозунга «нет материи, а есть энергия», Корнилов замечает, что этот лозунг «чреват своими последствиями, толкая на умозрение: гораздо рациональнее, с моей точки зрения, особенно при решении вопроса о сущности психических процессов, было держаться формулы – «нет энергии без материи», рассматривая психические процессы как свойство материи» [18, с. 22].
Из этих слов хорошо видно, что марксизм был для Корнилова не фундаментом, а «броней» для защиты своих реактологических взглядов от внешних критических воздействий. Впрочем, по сути ту же «политику» проводили и другие отечественные психологи, вынужденные как-то разрешать проблему «психология и марксизм» …
Чтобы лучше оценить уровень научной культуры Корнилова в споре с Челпановым, стоит посмотреть, как ту же проблему о соотношении духа и материи, души и тела решал в дореволюционные годы Н.Н. Ланге. Это сравнение является тем более выигрышным по своей информативности, что Н.Н. Ланге был сторонником гипотезы взаимодействия, а не параллелизма, как Г.И. Челпанов.
В фундаментальной «Психологии» Н.Н. Ланге [24] можно увидеть, насколько Ланге при всем своем критическом отношении к гипотезе параллелизма осторожен, точен и этически безупречен в конечных выводах и оценках в отличие от Корнилова, о философствовании и теоретизировании которого можно сказать словами Ф. Ницше: так философствуют молотом. Н.Н. Ланге, формулируя свою точку зрения, писал: «Автор этих страниц … полагает, что учение параллелизма является ныне неприемлемым для психологии и что оно должно быть заменено другой теорией. Но огромная трудность этой задачи состоит, однако, в том, чтобы, отвергая параллелизм, психология не вошла в конфликт с достоверными результатами физиологии и вообще естествознания» [24, с. 86].
В отличие от Корнилова, смешивавшего философию и психологию в одно невообразимое целое, Ланге ясно различает оба эти уровня анализа, что, кстати, делал и Челпанов. Ланге в самом начале своей работы, при постановке проблемы, писал: «В этом исследовании мы совершенно оставим в стороне собственно метафизические теории, как монистические (материализм и противоположный ему спиритуализм), так и дуалистические, которые признают две разные субстанции – материальную и духовную. Такие учения не могут найти места в «Итогах психологии» [24, с. 74-75].
