Сельма Лагерлёф - Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции
— Стой! — приказал крестьянин, когда лодка подошла к каменистому островку, где спал Нильс, и с этими словами метнул острогу в воду. Когда же он вытащил ее, из озерной глуби, на крючке извивался великолепный длинный угорь.
— Глянь-ка, — сказал крестьянин, снимая угря с крючка. — Хорош! Такого не стыдно домой принести. Богатый у нас улов! Можно спокойно поворачивать обратно.
Но спутник его не брался за весла, а сидел озираясь вокруг.
— Красота-то какая сегодня ночью на озере! — сказал он.
На озере и в самом деле было красиво. Стояла мертвая тишина, и вся водная гладь словно отдыхала, застыв в блаженном покое. Его нарушали лишь полоски на воде, там, где прошла лодка. Озеро мирно лежало, будто золотистая дорожка, освещенная огнем. Ясное, иссиня-черное небо было густо усеяно звездами. Берега, кроме западного, скрывались за островками, поросшими тростником. Там, на западе, огромным треугольником чернела на небосводе гора Омберг, мрачная и могучая, казавшаяся еще более высокой, чем обычно.
Крестьянин отвернул лицо, чтобы отблески пламени не слепили глаза, и огляделся вокруг.
— Да, красиво здесь, в Эстеръюльне,[22] — произнес он, — но красота здешних мест — это еще не самое важное.
— Что же тогда самое важное? — спросил гребец.
— А то, что здешние края люди всегда любили и почитали!
— Да, наверно, это правда.
— Хорошо бы знать, что так пребудет вечно.
— Кто ж это может знать? — спросил сидевший на веслах.
— В нашем роду хранится старинное предание, — заговорил крестьянин, опираясь на острогу, — которое переходит от отца к сыну, а в предании говорится о том, что станется с Эстеръётландом.
— Может, расскажешь? — попросил гребец.
— Мы не рассказываем это предание всем встречным-поперечным, но от старого товарища не утаю:
* * *— В поместье Ульвоса, здесь в Эстеръётланде… — начал крестьянин (по голосу его чувствовалось, что историю эту он не раз слыхивал от других и выучил ее назубок). — Так вот, в поместье этом много лет тому назад жила одна госпожа. Она владела даром ясновидения, умела заглядывать в будущее и предсказывать людям, что с ними случится, до того точно, словно уже видела это собственными глазами. Зато и шла о ней слава повсюду. Из ближних и дальних краев к ней валили люди, желая узнать свое будущее.
И вот сидела как-то хозяйка Ульвосы в зале своего замка и пряла, как водилось в былые времена. Тут в зал вошел бедный-пребедный крестьянин и сел на лавку возле самых дверей.
— Хотелось бы знать, любезная фру, о чем вы думаете? — немного погодя спросил крестьянин.
— Думаю я о возвышенных и священных делах, — отвечала она.
— Ну а если я спрошу вас о том, что меня заботит?
— Да у тебя, поди, одна забота — как бы побольше собрать зерна со своей пашни. Ну, а я привыкла, чтоб мне задавали вопросы императоры — удержится ли у них на голове корона. Или папа римский — сохранит ли он ключи своей власти.
— Да, на такие вопросы отвечать, видно, нелегко. Слышал я еще, будто никто не ушел отсюда довольный тем, что ему предсказали.
Тут хозяйка Ульвосы, закусив губу, чуть приподнялась на скамье.
— Так вот что ты обо мне слышал! — молвила она. — Ну что ж, спроси и ты меня, о чем хотел. Посмотрим, смогу ли я потрафить тебе.
Крестьянин поведал ей свое дело. Он пришел спросить, что ждет в будущем провинцию Эстеръётланд? Дороже родного края для него нет ничего на свете, и если он услышит обнадеживающий ответ на свой вопрос, то успокоится до конца дней своих.
— Ну, если ты только это хочешь узнать, — молвила мудрая госпожа, — думаю, останешься доволен. Знай — не сойти мне с места — Эстеръётланд ждет счастливая участь! Этой провинции всегда найдется чем похвалиться перед другими.
— Славный ответ, любезная фру! — сказал крестьянин, — и я им премного доволен; только хотелось бы знать, как это сделается.
— Очень просто, — ответила хозяйка Ульвосы. — Ведь Эстеръётланд и так уже широко известен! Разве найдется в Швеции хотя бы одна область, которая может похвалиться сразу двумя такими монастырями, как Альвастра и Врета, и таким чудесным собором, как в Линчёпинге?
— Так-то оно так, — сказал крестьянин, — да только я человек старый и знаю, что пристрастия людей со временем меняются. Боюсь, настанет час, когда они не будут почитать наш край ни за Альвастру, ни за Врету, ни за наш собор.
— Может, ты и прав, — молвила хозяйка Ульвосы, — но все равно можешь не сомневаться в моем пророчестве. Я велю возвести новый монастырь в усадьбе Вадстена, и он, пожалуй, станет самым знаменитым на Севере. Туда будет ездить и знать, и простой люд, и все станут прославлять этот край за то, что в его пределах есть такая святыня.
Крестьянин ответил, что рад ее словам. Только ему хотелось бы знать, что принесет их краям честь, если монастырь в Вадстене вдруг утратит свою славу.
— Нелегко тебе угодить, — сказала хозяйка Ульвосы, — но я все же могу заглянуть в будущее и предсказать: прежде чем монастырь в Вадстене утратит свой блеск, рядом с ним воздвигнут замок, великолепнее которого по тем временам не будет на свете. И станут гостить в том замке короли да князья, и сия прекрасная жемчужина прославит наш край.
— И это мне тоже отрадно слышать, — сказал крестьянин. — Но я человек старый и знаю, как преходяща слава всех королей и князей. А если и замок придет в упадок, любопытно, что привлечет взоры людей к здешним краям?
— Многое же ты хочешь знать, — молвила хозяйка Ульвосы, — но я все же могу заглянуть в будущее и предсказать: вижу, как жизнь бьет ключом в лесах вокруг Финспонга! Вижу, как встают там железоделательные заводы и кузни, и полагаю, что вся провинция будет в великой чести, когда там станут добывать железо!
Крестьянин не скрывал, сколь радостно ему слышать такое.
— Ну а если грянет беда и Финспонгский рудник тоже утратит свою славу?
— Нелегко тебе угодить, — вздохнула хозяйка Ульвосы, — но я все же могу заглянуть в будущее и предсказать: вижу, как господа возводят в приозерье большие, богатые поместья. Думается мне, эти господские усадьбы украсят наши края куда больше, чем все, о чем я говорила.
— Ну а если настанет время, когда эти большие поместья никого уже не удивят? — стоял на своем крестьянин.
— Все равно, не бойся, — сказала хозяйка Ульвосы. — Вижу, как у самого берега озера Веттерн бурлят старейшие у нас в стране целебные источники на лугах Медеви. Эти источники принесут нашим краям небывалую славу!
— Великую новость узнал я от тебя, — обрадовался крестьянин. — Ну а если настанет время, когда люди станут искать исцеления у других источников?
— Не печалься из-за этого, — ответила хозяйка Ульвосы. — Вижу, как тысячи и тысячи людей селятся на нашей земле от Муталы до Мема, и неустанно трудятся. Они проложат водный путь через всю провинцию, и все снова станут славить Эстеръётланд.
Но крестьянин никак не унимался.
— Вижу, как водопады у Муталы вертят колеса, — продолжала хозяйка Ульвосы. На щеках ее выступили красные пятна, она начала терять терпение. — Слышу, как стучат кузнечные молоты в Мутале, а ткацкие станы в Норчёпинге.
— Да, добрая это весть, — согласился крестьянин, — но ведь все на свете меняется.
У госпожи лопнуло наконец терпение.
— Ты говоришь — все меняется, — сказала она. — А я вот назову тебе такое, что останется вечным и неизменным. Это — такие вот спесивые и упрямые крестьяне, как ты! И не переведутся они в здешних краях до конца света!
Не успела хозяйка Ульвосы вымолвить эти слова, как крестьянин поднялся, радостный, довольный, и поблагодарил ее за добрые вести.
— Наконец-то я доволен, — сказал он.
— Теперь-то мне ясно, чего ты желал, — вымолвила хозяйка.
— Думаю я, любезная фру, — сказал крестьянин, — все, что возводится на земле по приказу королей, духовенства и сильных мира сего, не проживет века. А вот когда вы сказали: в Эстеръётланде не переведутся крестьяне — гордые и стойкие, я знаю: края наши вечно будут в чести. Только те, кто своими руками украшают землю, могут из века в век приносить своей стране благосостояние и славу!
XXI СЕРМЯЖНЫЙ ЛОСКУТ
Суббота, 23 апреля
Мальчик летел высоко-высоко в поднебесье. Под ним простиралась огромная равнина Эстъётаслеттен. А он, сидя верхом на белом гусе, пересчитывал на лету бесчисленные белые церкви, поднимавшиеся над небольшими рощами. Прошло совсем немного времени, а он насчитал уже целых пятьдесят. Но сбился со счета и перестал.
Во многих усадьбах высились огромные, выкрашенные в белый цвет двухэтажные дома, такие богатые на вид, что мальчик не переставал удивляться.
«Должно быть, крестьян в здешних краях нет, — сказал он самому себе, — крестьянских усадеб я не вижу».
